Круги на воде - Кирилл Кудряшов

Ты говорил, что ты был там, за этой стеной? Пусть и несколько секунд, но все же был… И я тоже хочу там побывать! Раз уж мой мир рухнул у меня на глазах, я хочу знать, что находится за его пределом!

Я не смог ей отказать… В первую очередь потому, что она была права. Я был творцом этого мира, я был ее творцом, и я же отобрал у нее все, что она имела. Одним движением, одним помыслом я вверг этот мир в «Безмолвный Армагеддон», думая только о себе… Тогда все обитатели других миров казались мне нереальными, как и сами миры. Это было сродни ощущениям наводчика артиллериста — ему указывают цель, и он дает по ней залп. Для него не существует людей, ведь он не видит испуга на их лицах, когда они слышат свист летящего к ним снаряда. Он не видит их страданий и смерти… В этом плане десантник или, даже, снайпер, разглядывающий в оптический прицел лицо жертвы, гораздо более человечны.

Они убивают людей, а не поражают цели…

Аналогия не совсем точная, но сейчас я чувствовал себя десантником. И автомат, лежавший под сиденьем рядом со мной, только дополнял этот образ…

Я не хотел видеть грани миров, не хотел заглядывать за нее, но сейчас я не мог отказать Саше.

Наспех позавтракав, мы забрались в джип и понеслись в сторону Омска… Туда, где в сотне километров от Молчановки возвышалась грозная черная стена, поверхность которой казалась живой от пробегающих по ней голубых молний. Дурное предчувствие сжимало мне сердце, но я не смел даже сбавить скорость… Это была не моя поездка — она принадлежала Саше, которая должна была взглянуть в глаза вечности.

На ее месте я бы тоже сделал это. Нельзя жить, зная, что где-то рядом находится предел твоего мира, и не взглянуть на него… Особенно после того как ты узнал, кем и как был создан твой мир. Что Всевышний творец даже не взглянул на него, и что и ты, и вся твоя судьба — лишь плод чьей-то шалости. Декорации для чьего-то «отпуска»…

Мы ехали молча. Я гнал джип, до предела утопив в пол педаль газа, и не думая ни о чем кроме ожидающей меня грани мира. Дорога была пуста, и символизировала собой весь этот мир. Пустой и безжизненный. Бесконечный и, в то же время, узкий и зажатый с двух сторон безграничной Сибирской степью.

Саша старалась не смотреть на меня. Она оглядывалась по сторонам с ленцой идущего на казнь. С выражением лица человека, который интересуется окрестными пейзажами просто подчиняясь рефлексу, в то время как на деле его мысли заняты чем-то гораздо более важным… Она избегала даже смотреть на левую сторону дороги, чтобы, ненароком, не встретиться со мной взглядом. Еще когда мы выехали из Молчановки я пару раз пытался заговорить с нею, задавая какие-то ничего не значащие вопросы, но Саша отвечала на них односложно, давая мне понять, что этот разговор ей не интересен.

Но при всем при этом я не чувствовал исходящей от нее вражды. Она удивительно стойко перенесла известие о том, что весь этот мир, включая и ее саму — мое творение. Она не возненавидела меня за то, что я создал ее просто ради утоления каких-то своих потребностей… Она действительно любила меня, и в тот момент, сидя в летящей к грани мира машине, она, наверное, вела оживленный спор сама с собой. Решая, достоин ли я ее любви…

И в этом споре победила та Саша, что любила меня не смотря ни на что! Но об этом я узнал лишь несколько часов спустя…

Пейзаж вокруг нас не менялся. Голубое небо, по которому проносились редкие облака, тоже было неизменным, и ничто не могло служить ориентиром на нашем пути к грани мира. Ничто пока не предвещало появления этой черной стены, вселяющей ужас…

Глядя на спидометр, меланхолично отсчитывающий километры, я прикидывал в уме, сколько же осталось до того момента, когда безжизненная степь вокруг нас превратится в мертвую?

Грань миров находилась примерно в сотне километров от Молчановки. В сотне километров пустой дороги, окруженной голой степью, и это при том, что в Медянской области, как и вокруг любого другого города, деревеньки и поселки должны были попадаться через каждый десяток километров! Сто километров пустынной дороги, вдоль которой не попадалось ни единого знака или указателя.

Рай для автолюбителя! Ни ограничения скорости, ни населенных пунктов, ни надоедливых ГИБДДшников.

Но примерно за десять километров до грани миров начиналась иная земля, иная степь. Не просто безжизненная — мертвая! Мне представлялось, что когда я загадывал, в какой мир хочу попасть, из пустоты, вдруг, возник клочок реальности, и от него во все стороны, подобно волне от брошенного в воду камня, стала разбегаться высокая черная стена грани миров. И там, откуда она отступила, возникал мир «Безмолвного Армагеддона», пустой мир, принадлежащий лишь мне и Саше… Но затем скорость движения этой волны стала затихать, и мир, обнажившийся после того, как волна схлынула с него, уже не был живым. Он навевал ассоциации с синим сморщенным тельцем мертворожденного ребенка, которого высшие силы вытолкнули из чрева матери, забыв вдохнуть в него жизнь…

Мир в десятке километров от грани миров был мертворожденным, и если верить спидометру, то мы уже должны были бы пересечь его границу… И более того, вдалеке уже должна была показаться проклятая черная стена, от одной мысли о которой волосы на моей голове начинали шевелиться.

Дорога была все такой же ровной — ни следа трещин в асфальте, по которым я ехал в прошлый раз. Степь вокруг была все такой же живой — по обочине уже даже зеленела ранняя апрельская трава, решившая, что конец апреля — это уже начало лета.

Я вновь и вновь и вновь сверялся со спидометром, проверяя, на сколько мы отъехали от Молчановки. 95 километров, 99… Наконец даже Саша заметила мое беспокойство, спросив, в чем дело. Я ответил ей, попытавшись объяснить, что мы давно должны были упереться в черную стену, но не успел закончить предложение.

Что-то бросилось мне в глаза, и раньше, чем мое сознание поняло, что я вижу перед собой, подсознание уже заставило ногу со всего маху нажать на тормоз. Нас бросило вперед, и я больно ударился грудью о руль. Даже не удосужившись посмотреть, как там Саша, я выскочил из машины и, пробежав пару десяток метров назад, наклонился к земле чтобы поднять то, что я заметил каким-то чудом, несясь вперед на скорости больше сотни километров в час.

— Что там такое? — испуганно спросила Саша, подходя ко мне.

— Гильза! — воскликнул я, дрожащими руками поднимая с асфальта маленький металлический цилиндрик, — Автоматная гильза от МОЕГО «Калаша»!

Больше слов не требовалось. Саша поняла все и так!

Здесь я выпустил целую обойму в грань миров, из которой ко мне тянулись покрытые язвами руки уродов. Здесь я застрелил одного из них, перешедшего эту грань и оказавшегося в этом мире, который я уже начал считать своим.