Шелепин и ликвидация Бандеры - Леонид Млечин

Речь председателя КГБ стала тогда событием. Выступление Шелепина было, возможно, самым заметным и важным на всем съезде. В следующий раз с трибуны партийного съезда о сталинских преступлениях заговорят уже в годы перестройки.

Александр Николаевич спешил заверить делегатов съезда и всю страну, что эпоха репрессий не повторится:

— Органы государственной безопасности реорганизованы, значительно сокращены, освобождены от несвойственных им функций, очищены от карьеристских элементов… Органы государственной безопасности — это уже не пугало, каким их пытались сделать в недалеком прошлом Берия и его подручные, а подлинно народные политические органы нашей партии в прямом смысле этого слова… Теперь чекисты могут с чистой совестью смотреть в глаза партии, в глаза советского народа.

Шелепин вновь рассказал о принципиально новой линии органов госбезопасности:

— Стали широко применять предупредительные и воспитательные меры в отношении тех советских граждан, которые совершают политические неправильные поступки, порой граничащие с преступлением, но без всякого враждебного умысла, а в силу своей политической незрелости или легкомыслия.

Свое выступление Шелепин закончил призывом к юридической науке «предусмотреть меры наказания за проявления бюрократизма». Зал поддержал его аплодисментами. Шелепин язвительно напомнил юристам, что пора обновить гражданский кодекс:

— В нем указывается, что каждый гражданин имеет право организовывать промышленные и торговые предприятия, учреждать акционерные общества и концессии. Некоторые статьи этого кодекса благословляют право частной собственности и право на использование наемной рабочей силы. И это, товарищи, в то время, когда мы вступаем на порог коммунистического общества!

Заключительным аккордом двадцать второго, последнего хрущевского съезда стало решение убрать Сталина из мавзолея. 13 октября, когда съезд уже заканчивал работу, первый секретарь ленинградского обкома Иван Васильевич Спиридонов зачитал предложение переместить прах Сталина из мавзолея в другое место как можно быстрее. Его предложение поддержал первый секретарь московского горкома Петр Нилович Демичев.

Следующим должен был выступать первый секретарь ЦК компартии Грузии Василий Павлович Мжаванадзе. Такое серьезное предложение обязательно должны были поддержать земляки Сталина. Секретарь ЦК Фрол Козлов заранее объяснил Василию Павловичу задачу. Но на утреннем заседании хитрый Мжаванадзе пришел с завязанным горлом и шепотом сказал, что у него начался воспалительный процесс, он потерял голос и говорить не может.

Вместо него на трибуну отправили председателя Совета министров Грузии Гиви Дмитриевича Джавахишвили. Он был верным соратником Мжаванадзе, работал с ним с сентября пятьдесят третьего года и должен был выручить старшего товарища, не желавшего выступать против Сталина. Джавахишвили довольно невнятно сказал, что Грузия согласна с предложением вынести гроб Сталина из мавзолея.

Съезд проголосовал за это предложение:

«Признать нецелесообразным дальнейшее сохранение в мавзолее саркофага с гробом И. В. Сталина, так как серьезные нарушения Сталиным ленинских заветов, злоупотребления властью, массовые репрессии против честных советских людей и другие действия в период культа личности делают невозможным оставление гроба с его телом в Мавзолее В. И. Ленина».

«Вчерашний день — решение съезда о Мавзолее, — записал в дневнике Твардовский. — Да, нехорошо, нужно исправить ошибку 1953 года, но как было бы благопристойнее, если бы не было этой ошибки.

Я могу попрекать себя за стишки, которые тогда были искренними — “И лежат они рядом…”, но кого попрекать за то, что он положен был рядом. Так велика была инерция принятого, утвержденного всеми средствами воздействия на сознание равенства этих личностей (даже более чем равенства)».

Начальника 9-го управления КГБ генерал-лейтенанта Николая Степановича Захарова и его заместителя, коменданта Кремля генерал-лейтенанта Андрея Яковлевича Веденина, предупредили заранее. Хрущев пригласил их в комнату президиума:

— Место обозначено. Комендант мавзолея знает, как рыть могилу. Инструкции получите от товарища Шверника. Необходимо, чтобы перезахоронение прошло без шума.

Распоряжался всем председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС Николай Михайлович Шверник.

31 октября гроб с прахом Сталина вынесли из мавзолея и захоронили у кремлевской стены. Это произошло глубокой ночью, через несколько часов после закрытия съезда. Красную площадь оцепили под предлогом репетиции парада к ноябрьской годовщине. Мавзолей обнесли фанерным забором, чтобы ничего не было видно.

Офицеры кремлевского полка вынесли саркофаг из мавзолея и принесли его в лабораторию, где с мундира генералиссимуса сняли золотую звезду Героя и заменили золотые пуговицы на латунные. Останки вождя переложили в гроб, изготовленный в столярной мастерской отдельного полка специального назначения комендатуры Кремля из сухой древесины.

Могилу выкопали солдаты кремлевского полка. Положенные в могилу мощи тут же заложили бетонной плитой. Через девять лет, в семидесятом году, на могиле Сталина у кремлевской стены был установлен памятник работы президента Академии художеств скульптора Николая Васильевича Томского. Большой белой лентой закрыли надпись «Ленин — Сталин» на фронтоне мавзолея, пока не сделали новую надпись. Внутри мавзолея саркофаг с телом Ленина вернули на прежнее место.

Через месяц генерал Захаров получил повышение и стал заместителем председателя КГБ. Он был всегда рядом с Хрущевым, и Никита Сергеевич доверял высокому и статному офицеру. На первом после съезда организационном пленуме нового состава ЦК, 31 октября 1961 года, Хрущев предложил избрать новый состав секретариата ЦК и включил в него Шелепина. Это стало началом стремительной партийной карьеры.

5 ноября исполнять обязанности руководителя комитета госбезопасности было поручено его первому заместителю генералу Петру Ивашутину. Когда возник разговор о новом председателе КГБ, воспользовавшись удобным случаем, Шелепин убедил Хрущева сменить гнев на милость в отношении Семичастного, который попал в неприятную историю — стал жертвой искусной аппаратной интриги.

А начиналось все хорошо.

Когда Шелепина в декабре пятьдесят восьмого внезапно перевели в КГБ, его место в ЦК партии столь же неожиданно занял Семичастный.

Владимир Ефимович искренне отказывался:

— Рано мне. Я еще и в ЦК комсомола первым секретарем всего ничего пробыл.

Хрущев сказал ему:

— Мне нужно, чтобы вы привели с собой на партийную работу новых людей из комсомола. Мы их не знаем, а вы знаете.

В тридцать пять лет Семичастный возглавил отдел партийных органов ЦК по союзным республикам, то есть стал главным кадровиком и рьяно взялся за дело. Но он просидел в этом кресле всего полгода.

Виктор Михайлович Мироненко, который был при Шелепине и Семичастном членом бюро ЦК ВЛКСМ и заведующим отделом комсомольских органов, рассказывал мне, при каких обстоятельствах Семичастный, выдвинутый на большую работу, оказался в опале.

Под руководством Владимира Ефимовича в отделе ЦК подготовили записку «О подборе и расстановке кадров в партии и государстве».

Речь шла о необходимости обновления и омоложения партийных кадров. Семичастный показал, что идет застой, кадры стареют, а резерва нет, потому что если первому секретарю обкома или райкома пятьдесят — пятьдесят пять лет, то второму секретарю, который теоретически должен прийти на смену, шестьдесят.

Записка широко распространилась в аппарате. Кого-то стали оформлять на пенсию, кто-то засобирался сам. Вообще, при Хрущеве, в частности усилиями Шелепина и Семичастного, выдвинули большое количество молодежи. Это пугало и раздражало старшее поколение аппаратчиков, потому что разница в возрасте достигала двадцати лет. Но и молодежь вела себя неумно, не скрывала своего торжества и далеко идущих планов.

Внутри ЦК возникло мощное недовольство действиями нового завотделом: записка Семичастного — «это удар по опытным кадрам, растеряем лучших секретарей». Михаил Андреевич Суслов был недоволен:

— Вы только пришли и уже разгоняете старые кадры?

Опытные аппаратчики быстро нашли возможность избавиться от Семичастного. Его отдел провел комплексную проверку двух республиканских партийных организаций — Азербайджана и Латвии.

1 июля 1959 года на заседании президиума ЦК рассмотрели записку первого заместителя заведующего отделом партийных органов ЦК по союзным республикам Иосифа Васильевича Шикина «О результатах проверки работы в Азербайджанской парторганизации».

Стенограмма обсуждения, к сожалению, рассекречена совсем недавно. А ведь она свидетельствовала о том, что сложнейшие национальные проблемы существовали давным-давно. Только говорили о них за закрытыми дверями, и фактически ничего не предпринималось для решения этих проблем.