Созвездие Стрельца - Анна Берсенева

Олег просматривал что-то на планшете, сидя на диване в гостиной. Проходя в кухню, Тамара увидела у него на экране таблицы – биржевые сводки или котировки какие-то, может.

Вряд ли ее испорченное наглыми девчонками настроение передалось мужу и дочери, скорее, они заняты собственными неурядицами. Как идут его дела, Олег в подробностях никогда не рассказывал, да если бы и рассказывал – что она понимает в работе его заводов? И очень ли хочет в этом разбираться? Не больше, чем он хотел бы разбираться в дебютных спектаклях европейских режиссеров. Их с мужем житейские обстоятельства пересекаются мало. Хорошо или плохо, но это равновесие, его могло не быть, однако оно установилось, и это приемлемо для обоих.

Марина спешила, потому что договорилась идти с подружкой на «Стрелку».

– А что там будет? – спросила Тамара.

– Не знаю, – ответила та. – Ленка сказала, какой-то лондонский диджей. В баре на крыше посидим, пока осень золотая.

В баре на крыше института «Стрелка» Тамара и сама любила бывать. Красивее, чем открывался оттуда, не было для нее в городе вида.

Она вспомнила, как оказалась на этой крыше впервые, и не вид даже вспомнила, а то, как пронзительно поняла тогда, что любит Москву. До того дня она просто знала, что живет в Москве всю свою жизнь и ей здесь хорошо, и всегда это было так естественно, что даже знанием не называлось, и тем более не называлось любовью. А в тот день она смотрела на простор внизу, на Москва-реку, на храм Христа Спасителя, довольно бестолковый, похожий на чернильницу с крышкой-колпачком, и понимала, что любит все это, потому что любит жизнь. Да, любит все это вместе со своей единственной жизнью, и не только со своей, но с огромной всеобщей жизнью, частью которой она себя ощущает.

– Вы с Леной одни идете? – спросила Тамара.

– Компанией, – ответила Марина.

И понимай как знаешь.

– Во сколько у тебя самолет? – Олег заглянул в кухню. – Водитель спрашивает, когда за тобой приехать.

– В половине седьмого из Шереметьева, – ответила Тамара.

– А куда ты летишь? – спросил муж.

Всегда он был такой. Подробности того, куда она едет, о чем пишет и что ее волнует, никогда не интересовали его. Это ее не обижало – ей были важны другие его достоинства. А потом и они стали безразличны.

– Во Францию, – ответила она.

Уже ему в спину ответила, и вряд ли он услышал.

– Взяла бы ты отпуск, – сказала Тамара дочери. – Что у вас на работе за аврал?

– Никакого аврала. – Та улыбнулась какой-то жалкой улыбкой. – Отпуск у меня летом был, теперь в декабре будет.

– Бледная, усталая. Смотреть страшно.

– Умеешь ты ободрить, ма! – засмеялась Марина. – Не волнуйся. Я уже выбираю, куда зимой поехать. Где самый свежий воздух и самые белые снега.

– Могу посоветовать Антарктиду, – сказала Тамара. И, вздохнув, добавила: – Хоть в Махру съезди на выходные. И правда ведь осень золотая. И тепло, водопровод не отключили еще. Грибы пособирай, ты же любишь. Белых в этом году немыслимое количество. Тебе, может, деньги нужны? – спросила она.

– Папа уже спрашивал. Нет, деньги у меня есть.

«А чего у тебя нет? – подумала Тамара. – Чего у тебя, девочка моя бедная, нет, чтобы быть счастливой?»

Часть II

Глава 1

Да еще антибиотик принимала! Мало ей и без того сомнений, так еще и антибиотик!..

Марина спохватилась, что вода переливается через край цветочного горшка и стекает на пол. Так и сквозь балкон прольется на соседей внизу. Она завела на балконе цветы только в этом году, притом выбрала неприхотливые герани, но и они требовали ухода, и, поливая их, Марина каждый раз думала, зачем они ей.

«Почему я всегда думаю о мелочах? О тысяче ничего не значащих мелочей. А о том, что действительно важно, думать боюсь…»

Она не то чтобы боялась думать о том, что было действительно важно, что стало сейчас самым важным, – просто не привыкла думать о существенных вещах в состоянии внутреннего раздрая. А именно в этом состоянии она теперь находилась, и ничего ей с этим не удавалось поделать.

«Десять недель. Еще можно… Все изменить еще можно. И нужно, наверное. Тем более и антибиотик… Вдобавок ко всем остальным обстоятельствам».

Но, говоря себе все это, Марина понимала, что имеет значение только одно обстоятельство: она не хочет от Толи ребенка. Мама считает, что она в него до сих пор влюблена и поэтому страдает, папа, который видит ее насквозь, и тот думает, что она сомневается в своих чувствах, оттого и выглядит понурой. А она не страдает и даже не сомневается – она просто не может решить, что ей делать. Никогда не думала, что в ее сознании столкнутся два таких противоположных потока: ей пора рожать, она этого хочет, но рожать придется от человека, которого она совсем не любит и жить с которым не собирается. Станешь тут и бледной, и понурой!

«Мало того что сама повела себя как последняя дура, влюбилась – ну хорошо, почти влюбилась – в алкоголика, так еще и забеременеть от него ухитрилась. Залетела как старшеклассница».

Марина почти нарочно старалась думать такими отчетливыми и грубыми фразами. Может быть, это поможет ей что-то решить. Но не помогало и это.

К тому же самочувствие отвратительное. Не настолько, чтобы ложиться в стационар, но все-таки явный токсикоз.

Из-за гормональной игры, нежданно-негаданно начавшейся в ее организме, Марина чувствовала себя подавленной и растерянной. Раздрай, именно он.

Она поливала цветы обильно, так как намеревалась уехать в Махру почти на четыре дня. Работает сегодня, в пятницу, до обеда и только на приеме, без визитов, а в понедельник прием ей поставили вечерний, так что вернуться в Москву можно ко второй половине дня.

Надо этим воспользоваться – наполнить легкие свежим воздухом, а глаза любимым видом.

В детстве Марина весь год ждала переезда на дачу, и один летний месяц, который приходилось проводить не в Махре, а на море, казался ей бессмысленной тратой лучшего времени ее жизни. Так же, как и маме, кстати, та тоже с удовольствием не выезжала бы из Известий все лето, и только уверенность, что без моря ребенок не зарядится здоровьем на весь год, несмотря даже на поглощаемое литрами деревенское молоко, заставляла ее это делать.

После приема Марине пришлось задержаться: еженедельная лекция, которая каждый четверг устраивалась у них в поликлинике для врачей общей практики, перенеслась на пятницу, потому что в другой день не мог прийти профессор, которого давно мечтали пригласить.

Хоть Марина и рвалась на дачу, но то, что лекция все-таки состоится, обрадовало ее. Профессор рассказывал о влиянии на желудочно-кишечный тракт стрессов в агрессивной среде. В последнее время проявления таких стрессов стали у пациентов просто повальными. И что там желудочно-кишечный тракт – с настоящими паническими атаками люди приходили на прием в каких-то немыслимых прежде количествах.