Спасти товарища Сталина! СССР XXI века - Егор Калугин

Щелчок трубки о рычаг. Металл в его голосе и готовность смертников взорвать себя вместе с заложниками поумерят пыл спецназа в желании выйти из положения силовыми методами – организовать штурм. Тем более что в этом случае Саддам лишится своих ракет. Это Камал просчитал верно. Но – ни слова о вертолете. Чего он ждет? Ракеты уже у него. Военная полиция, думаю, верит в его решимость. Единственное рациональное объяснение – Камал рассчитывает показать твердость, выбрасывая в окна заложников с четкостью метронома. Он уже несколько раз использовал выражение «минута в минуту». И сделает так, чтобы полиция не сомневалась в его точности.

Выбрасываю окурок вдоль коридора и возвращаюсь к пульту. Пока Камал не потребовал вертолет, у СМЕРШа есть все шансы войти в здание и спасти нашу Родину.

Надеюсь, они уже прослушали мое сообщение и скоро перезвонят.

10

– Кровавая драма, разыгравшаяся в центре Лондона, продолжается. Нам известно, что террористы обещали расстреливать по одному заложнику каждые полчаса, пока Объединенные Имаматы не нанесут сокрушительный ядерный удар по Советскому Союзу. Консул Советского Союза в Европейском Имамате уже выступил с заявлением, что Вооруженные силы СССР приведены в состояние полной боевой готовности и готовы отразить любой удар, а также нанести ответный ядерный удар по всей территории Объединенных Имаматов. Население в панике покидает города, бомбоубежища переполнены. Нам известно, что Верховный Совет Революционного Командования Объединенных Имаматов созвал срочное совещание, но пока никакого ответа на требования террористов нет. Наш телеканал показывал в прямом эфире кадры ужасающей расправы над одним из заложников. Напомню, что им оказался шестидесятилетний управляющий «Кингстон Роял Банка» Джеймс Вествуд. Полгода назад он отпраздновал свой юбилей в кругу семьи. Три месяца назад он принял истинную веру. И он был застрелен и выброшен в окно двадцать минут назад. – Камера перемещает картинку мимо плеча корреспондента, на тротуаре лежит мешком тело пожилого мужчины с неестественно подвернутой ногой. – Тело несчастной жертвы террористы запретили убирать. Таким ужасающим примером они оказывают на власть дополнительное психологическое давление. Наблюдать это просто страшно.

Корреспондент делает паузу. Камера задерживается на лежащем трупе и возвращается к блондинке с микрофоном в руке.

– Приближается страшный срок, – голос женщины-корреспондента дрожит волнением. – Очередные полчаса подходят к концу. Верховный Совет Революционного Командования молчит. Мы молим Милосердного Бога, чтобы террористы смилостивились над несчастными заложниками и прекратили бессмысленные убийства. Следите за развитием событий на нашем телеканале. Санди Голблум, специально для канала новостей.

Камал отворачивается от экрана телевизора, долгим взглядом смотрит в окно. На другой стороне площади корреспондент Санди Голдблум в желтом распахнутом плаще за цепочкой полицейских машин, размахивая руками, что-то кричит оператору с коробкой телекамеры на плече.

– Шоу должно продолжаться, – говорит он без выражения, кивает Шульцу. – Пора. На этот раз молодая женщина. Выбери посимпатичнее.

Блондин кивает и уходит в коридор.

Я опускаю руки на пульт. Смотрю на дрожащие пальцы. Сейчас на моих глазах расстреляют женщину. И сделать ничего нельзя. И она не последняя на сегодня. Но я не дрогну. Не дрогну. Нельзя показать свою слабость. Если я выдам себя – вылечу за заложником в окно. И тогда СМЕРШ не сможет проникнуть в здание. И тогда все жертвы будут напрасными.

В коридоре слышатся шаги, звуки борьбы, и я отворачиваюсь, стараясь не увидеть новую жертву, и все же не успеваю убрать взгляд. Шульц вталкивает в комнату девушку с растрепанными светло-русыми волосами, и от его толчка она теряет равновесие, падает на одно колено, садится на пол.

Мороз мгновенно стягивает кожу на затылке. Смотрю оторопело в пульт, и сердце, кажется, сейчас остановится.

Я узнаю ее. Девушку из красного «Ягуара», единственного моего союзника в этой стране. Девушку, выходившую весенним теплым днем из московского подъезда перед микроавтобусом Комитета государственной безопасности. Девушку, которую люблю.

Что она здесь делает? Ее не должно быть здесь! Не может быть здесь!

Поднимаю голову и коротко смотрю поверх пульта. Она. Без сомнений. Руки ее связаны за спиной. Рот заклеен липкой лентой. Серые глаза блещут отчаянием.

И тут я странно трезво соображаю, что СМЕРШ не придет нас спасать. Потому что мое сообщение некому прослушать.

Камал делает шаг к девушке, и, твердо придерживая за локоть, поднимает на ноги. Смотрит на нее оценивающе. Удовлетворенно кивает Шульцу, и блондин, улыбаясь польщенно, отходит к окну.

Девушка делает шаг назад, пытаясь освободиться, и Камал разжимает ладонь, смотрит на нее долгим взглядом черных безразличных глаз. Говорит неожиданно:

– Уж если медь, гранит, земля и мореНе устоят, когда придет им срок,Как может уцелеть, со смертью споря,Краса твоя – беспомощный цветок?

Я отворачиваюсь. Прячу глаза. Трясутся неконтролируемо пальцы, весь мир пляшет, плывут, сливаются цвета экранов видеонаблюдения. И в то же время сознание ясно как никогда, и я со всей отчетливостью понимаю, что через пару минут ее выбросят мертвой на тротуар. И ничего нельзя сделать. Ничего.

– Вид мертвой красоты всегда пугает, – говорит за моей спиной Камал. – И оборвавшаяся внезапно молодость оставляет глубокий след в сердце каждого. Только поэтому вы здесь. Ничего личного. Первым был респектабельный джентльмен и семьянин, долгими годами безупречной работы и добропорядочного поведения заслуживший положение в обществе. Его смерть – для чиновников, управляющих этим миром. Чтобы они задумались, как хрупко их положение. Ваша смерть – для сердца мира. Вас запомнят, ваше лицо в ближайшие дни покажут все телеканалы, ваше имя будут повторять миллионы людей. Ваша трагедия, ваше несбывшееся счастье глубоко ранит людей силой вашей красоты. Будьте благоразумны и не пытайтесь сопротивляться. Это – реалити-шоу. Вы, европейцы, любите шоу. И в этом шоу одна из главных ролей ваша. И все это ради того, чтобы люди поняли – нет сокровища выше веры.

Отражение Камала в экране монитора еще раз поднимает к глазам часы:

– У вас осталось четыре минуты жизни. Молитесь, если верите. Рыдайте, если не верите. Совсем скоро ваш выход, мисс.

И кивает Шульцу:

– Открывай окно.

11

Секундная стрелка часов на пульте катится вниз, будто в пропасть. И я ощущаю бессильную легкость, падаю за ней. Осталось три с половиной минуты. В комнате напряженное молчание, девушка молчит, не сопротивляется, не молит о пощаде. Слышатся крики полицейских и сигналы машин с площади. И гомон зевак, собравшихся посмотреть невиданное представление.

Через три минуты ее выбросят из окна. Сначала выстрел в голову. Только качнется податливой волной лен волос. И безвольной куклой ее тело выскользнет в оконный проем. Глухой удар о мостовую. И вскрик толпы.

Я должен остаться с Камалом. Должен. Держаться за него, словно клещ, вцепиться, не отпускать, пока он не выпустит все до единой ракеты по Саддаму. Пока не буду уверен, что товарищу Сталину ничто не угрожает.

И тогда я убью Камала.

И все же сердце трепыхается под ребрами. «Молчи, молчи», – шепчу ему. Оно не слушается, рвется из груди. Скоро убьют мою любовь. Понимаю это так ясно, что в груди что-то сжимается в камень, горит. И так же ясно мне, что я умру вместе с ней.

Открываю глаза. Осталось две с половиной минуты. Пальцы ложатся на клавиатуру, из-за нервной дрожи я делаю несколько досадных ошибок. Пара глубоких вдохов, сердце бьется в такт с содроганиями летящей секундной стрелки. Несколько команд. Перенос системы управления на мобильное устройство. Удаление пользователя. Блокировка.

Тревожно пищит индикатор датчика движения.

– Вижу активность на четвертом этаже, – говорю, не поворачиваясь, и голос мой звенит напряжением. – Камеры отключились.

Щелкаю по клавиатуре. Взмахиваю руками, кричу в запале:

– Выведены из строя! Разбиты! Сразу в двух местах!

Камал подходит своим мягким шагом, склоняется над пультом:

– Покажи…

Вывожу на главный дисплей план здания. Четвертый этаж. Тревожно моргают красным квадратики помещений в разных крыльях здания, окошки камер наблюдения зернятся отсутствием сигнала.

Осталось две минуты.

Камал мгновенно оценивает ситуацию:

– Проникновение. Заблокируй лифт, изменения ситуации сообщай немедленно, – поворачивается к окну. – Шульц, Стоун – со мной. Полак – выбросишь девчонку через две минуты. Секунда в секунду. Пусть видят, что, несмотря на любые провокации мы всегда пунктуальны.

Щелчки затворов, и автоматчики выбегают из комнаты, Камал – последним. Со мной остается только девушка и Полак.