Захар Беркут - Иван Франко

В оцепенении смотрел на эту страшную картину Бурунда-бегадыр. Хотя ему самому грозила не меньшая опасность, хотя вода доходила и его людям уже до подмышек, а возникшие в воде бурные течения валили их с ног и напоминали им о настоятельной необходимости возвратиться на прежнее безопасное место, — Бурунда еще долго стоял, не двигаясь, и рвал на себе волосы, испуская ужасающие бессвязные крики при виде гибели своего войска. Никто не смел обратиться к нему в эту страшную минуту; все стояли вокруг него, трепеща, борясь с неодолимым врагом — водою.

— Идем! — вымолвил, наконец, Бурунда. И они начали продвигаться к груде камней, сложенной туркменами против оставленного тухольцами обрыва. И было самое время! Вода поднималась все выше. Между ними и их прежней стоянкой образовался большой водоворот, который они могли преодолеть, лишь взявшись все за руки.

Только великан Бурунда шел один, впереди, могучею грудью рассекая яростные волны. Как островок среди моря, остановилась горсточка воинов на этой груде камней, по пояс в воде, все еще держа в руках луки и целясь в покинутую тухольцами скалу. Опасность не поколебала их воинской дисциплины. К счастью, эта груда камней была больше других, сложенная из огромных глыб и плит, которые только в воде можно было так легко передвинуть. До сотни людей могло удобно стоять на ней в боевой готовности, а именно такое количество воинов и было теперь у Бурунды, не считая оставленных им под скалой. Поместившись на этой груде, как-то легче вздохнули воины Бурунды. Прежде всего они взглянули туда, где под скалой остались их сорок товарищей. Там теперь бушевали свирепые волны, разбиваясь о зубцы скалы и брызгая далеко серебряной пеной. От туркменов не было уже и следа, лишь временами, когда волны утихали на миг, что-то чернелось на сером камне; это был единственный, уцелевший еще из всего отряда живой человек; одеревеневшими пальцами он цеплялся за скалу, как ни трепали и ни рвали его яростные волны. Он не кричал, не звал на помощь, его только бросало каждой волной вверх и вниз, пока, наконец, и он не исчез, как листок, смытый водою.

Бурунда, немой, синий от напряжения и ярости, оглядел долину.

Страшные крики и вопли уже стихли. В омутах кучами кружились трупы, там и сям выставляя из воды то стиснутые кулаки, то ноги, то головы.

Только десять кучек людей, словно десять черных островков, стояли еще, живые, на своих каменных башнях, но и это уже было не войско, а перепуганные, бессильные безоружные недобитые остатки, трепещущие и разбитые отчаянием. Хотя они могли еще перекликаться, но помочь друг другу уже не могли и, все вместе или поодиночке, были одинаково беспомощны в ожидании неминуемой гибели.

IX

— Как думаешь, боярин, — спросил вдруг Бурунда Тугара Волка, — что будет с нами?

— Все погибнем, — ответил Тугар Волк спокойно.

— И я так думаю, — подтвердил Бурунда. — И больше всего меня злит то, что погибнем без боя, без славы, как котята, брошенные в пруд!

Боярин ничего не ответил на это. Новое событие привлекло всеобщее внимание. Тухольцам, повидимому, наскучило дожидаться, пока вода поднимется настолько, чтоб спокойно похоронить под собой жалкие остатки монгольского войска. Им не терпелось скорей доконать врага. В лесу, повыше потока, тухольские молодцы рубили толстые ели, заостряли их с обоих концов, как колья, привязывали к очищенным от ветвей стволам тяжелые камни, чтобы эти новоявленные тараны могли плыть под водой, и, выждав соответствующую волну, когда среди озера образовалось быстрое течение от водопада прямо к монгольским стоянкам, начали спускать эти стволы вниз по течению. Вскоре первый ствол со страшной силой ударил своим острым рогом в одну из груд камней, на которой стояли монголы. Загрохотали под водой камни и, придавленные сверху ногами монголов, сдвинутые со своего места, расползлись. С громким криком попадали монголы в воду. Двое или трое из них наткнулись в воде на предательское бревно и уцепились за него. Течением сразу подхватило их вместе с бревном, понесло на середину озера, к водовороту, а там закружило дерево и поставило его стоймя. Монголы полетели в воду и больше уже не показывались.

Остальные монголы, так внезапно лишившиеся своего убежища, продолжали барахтаться на месте, топя друг друга или взывая о помощи. Двое или трое, очевидно хорошие пловцы, пустились вплавь к берегу, но и их не миновала смерть: несколько больших камней, брошенных с берега, положили конец их плаванию. Лишь немногих приняли товарищи на соседние стоянки. Но недолго и здесь пребывали они в безопасности. Тухольцы, увидев успех своей первой попытки, начали спускать таран за тараном. Однако эти тараны не причиняли уже никакого вреда монголам: течением их проносило мимо.

Тогда Мирослава подала тухольцам новую мысль: сбивать вместе но нескольку стволов и спускать такие плоты на канате вниз по водопаду, а затем, подтянув к берегу, ставить на каждый из них по десятку наиболее сильных и хорошо вооруженных молодцов, а человека два должны были длинными шестами направлять плот к монгольским стоянкам. Вскоре готовы были два плота, спущены вниз по водопаду, который теперь стал вдвое короче, чем при низком уровне воды. Двадцать смелых молодцов стали на плоты и поплыли на бой с монголами. Это был легкий, хотя и решительный бой. Первая группа монголов, на которую они ударили, была почти безоружна, перепугана, бессильна. Тухольцы быстро шестами столкнули несчастных в воду, а тех, кто упирался, посшибали стрелами и копьями. Жалобно завыли монголы на других островках, предвидя неминуемую гибель. Бурунда, увидев это новое нападение врагов, даже зубами заскрежетал и за оружие схватился, но гнев его был напрасен: даже отравленные стрелы его туркменов не могли настичь смелых тухольцев. Неистовому бегадыру приходилось в полном бездействии стоять по грудь в воде и смотреть, как тухольцы островок за островком уничтожали остатки монгольского войска. А тухольцы между тем свирепствовали на водном просторе. Стиснув зубы, приседая на своих плотах, приближались они к монголам. Кое-где они встречали отчаянный отпор; кровь текла, вопли раздавались с обеих сторон, трупы падали с плотов и с каменных башен, но мощь монголов была уже сломлена, их сопротивление было кратко. Как огонь, пущенный по жнивью, ползет от прокоса к прокосу и слизывает копну за копной сухое сено, — так тухольцы очищали один за другим каменные островки, сталкивая монголов в воду, в холодные объятия смерти. Все погибли, до последнего! От группы черных островков посредине озера не осталось и следа. Только поодаль, в сторонке, недалеко от берега, стояла еще груда камня, словно уцелевшая черная скала, подымающаяся посреди потока. Это был отряд Бурунды. Сотня туркменов и Тугар Волк — вот все, что осталось от великой монгольской рати, которая собиралась тухольской дорогой итти в Угорскую землю и здесь, среди гор, обрела холодную могилу в этих водах, хотя переплыла Яик и Волгу, Дон и Днепр. Последняя жертва смерти, эта горсточка смелых стояла посреди водной равнины, без надежды на спасение, с единственным желанием — дорого продать свою жизнь в бою. Среди них был и пленник их Максим.

Вся тухольская община собралась теперь на берегу напротив этого последнего вражеского прибежища. Спустили еще два плота, чтобы, окружив врагов, тревожить их с тыла стрелами; но и спереди, с берегов, градом летели камни и стрелы тухольцев на врага. Впрочем, большая часть этих стрел даже не долетала до стоянки Бурунды; да и те, которые долетали, не могли причинить врагу никакого вреда. А ближе подступать тухольцы не решались, боясь отравленных стрел, и вскоре, увидев бесплодность своей стрельбы, вовсе прекратили ее и остановились. Высоко на скале стоял старый Захар, не сводя глаз со своего сына, который, находясь среди врагов, ловко увертывался от стрел и камней. А подальше, среди стрелявших, стояла Мирослава, и взгляды ее летели быстрей, чем ее стрелы, в толпу врагов, среди которых сейчас находилось все самое дорогое для нее в жизни: отец и Максим. При каждой выпущенной из тухольских луков стреле замирало ее сердце.

Наскучило молодцам, стоявшим на плотах, стрелять издали попусту. Они набрались храбрости и подплыли ближе. Монголы встретили их своими стрелами и ранили нескольких; но вскоре тухольцы заметили, что у врагов кончился запас их страшного оружия, и с грозным криком ринулись на них. Молча ждали обреченные их нападения, тесно сбившись, сопротивляясь и тухольцам и бурным волнам. Но тухольцы, остановясь в двух саженях от них, метнули свои рогатины, которые у каждого были прикреплены к руке длинным ремнем. Десять монголов вскрикнули одновременно; десять тел скатилось в воду. Снова метнули молодцы свои рогатины, и снова упало несколько врагов.

— Проклятие вам! — кричал Бурунда. — Они так всех нас выклюют, хамы поганые!