Femme fatale выходит замуж - Татьяна Тронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но платье у тебя было потрясающее! – воскликнул Айхенбаум. – Действительно, чем-то оно напоминало свадебное, да, Яшка? Это нарочно или случайно?
– Далось вам это платье… – с отчаянием произнесла Жанна. – Да пропади оно пропадом!
Она снова упала на диван и, накрыв лицо диванной подушкой, застонала. Айхенбаум с некоторым усилием отнял у нее подушку:
– Жанна, мы пришли поддержать тебя…
– Поддержать? – закричала она. – А это тогда что? Вот это, это!..
Она указала на расставленные на столе бутылки.
– Это легкий антидепрессант, – доброжелательно произнес Сидоров. – Скорее для нас, чем для тебя. Мы же за тебя волнуемся… Где у тебя посуда?
– Да вон, на полках. – Айхенбаум открыл дверцы шкафа. – Нет, я все больше склоняюсь к мысли о том, Яша, что у Жанны никакого романа с Пересветовым не было. Досужие домыслы!
– А что дало тебе повод сделать такой вывод? – с любопытством спросил Сидоров.
– Элементарно – Жанна дома, одна, никакого Пересветова поблизости не наблюдается. Стали бы влюбленные проводить выходные врозь!
– Я убью вас… – в отчаянии пробормотала Жанна. – Нет, это невыносимо! Над этим нельзя шутить, нельзя – понимаете!
– Начнем с легких напитков… – Айхенбаум ловко открыл шампанское, разлил его в бокалы. – Ну, за нашу Жанну!..
Сидоров с некоторым усилием усадил Жанну, обнял ее за плечи:
– Перестань, все будет хорошо. Не кисни…
Айхенбаум вложил в ее руки бокал:
– За тебя, Жанна.
Она отпила из бокала, не чувствуя вкуса шампанского, произнесла с трудом:
– Вы в курсе, что Нина избавилась от ребенка?
– Серьезно? – удивился Сидоров.
– В общем, а что ей оставалось делать? – пожал плечами Айхенбаум.
У Жанны задрожали руки, и она половину бокала пролила себе на колени. Айхенбаум предупредительно подал ей салфетку.
– Вы не понимаете… Это ужасно!
– В конце концов, Нину никто не заставлял делать это, – важно произнес Сидоров. – Как я понимаю, это было полностью ее решение.
– С женщинами это случается часто, – кивнул Айхенбаум. – И никто никогда из этого не делает трагедии. Такова жизнь.
– Дурак… Ладно, я скажу – Юра из-за меня бросил Нину. Это я во всем виновата.
Сидоров налил ей еще шампанского.
– Ну, а ты-то к нему что чувствуешь? – серьезно спросил он.
– Я? – Жанна залпом выпила бокал и задумалась. – Я люблю его. То есть… Ну да, я люблю его, только почему-то сейчас не могу видеть…
– Это нонсенс, – строго произнес Руслан Айхенбаум и сел рядом с Жанной по другую руку. – Ты не можешь любить Пересветова. Он… Он не тот человек. Это наваждение.
– Да, это наваждение! – горячо согласился Яша Сидоров. – И, как всякое наваждение, оно скоро пройдет…
– Но почему – наваждение?.. Почему – «не тот»?.. – рассердилась Жанна.
– Потому что ты сейчас не с ним. Ты с нами. Ну где, где он, твой Юрочка Пересветов?.. Пересветов, ау! – пропел Айхенбаум, снова разливая шампанское в бокалы.
– Что мы празднуем? – с недоумением спросила Жанна. – Пир во время чумы какой-то…
– Вот ты сама и ответила. Пир во время чумы… – Айхенбаум быстро поцеловал ее в щеку.
Сидоров показал ему кулак и чмокнул Жанну в другую щеку – он ни в чем не желал уступать другу.
– Нет, у меня от этой шипучки изжога, – поморщился Айхенбаум. – Все, перехожу на нормальные напитки… Яшка, открывай вискарик!
Оба скинули пиджаки, оставшись в белых рубашках.
– Я поняла… – вздохнула Жанна. – Вы собираетесь у меня заночевать, а утром отправиться на работу. Так?
– А что такого? – пожал плечами Руслан Айхенбаум – под рубашкой у него перекатывались мышцы. – Ты против?
– Нет, – не сразу ответила Жанна. – Оставайтесь. Одной мне страшно. Очень страшно.
Сидоров с Айхенбаумом сели с бутылкой у ее ног, на полу.
– Глупенькая… чего же ты боишься? – улыбнулись они.
– Себя. Себя я боюсь, – тихо сказала она, положив руки им на головы. Каштановые, с рыжинкой, жесткие волосы Сидорова, мягкие темные пряди Айхенбаума… – Вам не кажется, что Крылов меня теперь уволит?
– Платоша велел передать, что ты можешь посидеть дома недельку-другую, пока все не уляжется, – вспомнил Яша Сидоров, нежась под ее рукой. – Некоторые из граждан настроены против тебя, но это ничего, мы сумеем защитить нашу Жанну…
Втроем они довольно быстро управились с виски.
– Слушай, а почему ты не поешь? – спохватился Айхенбаум. – Ты же должна петь?
– С чего бы это? – удивилась Жанна.
– Ну как же! У тебя же мать эта… известная певица вроде!
– Ксения Дробышева, – подсказала Жанна.
– Вот-вот! Кстати, почему ты не Дробышева, а Ложкина?
– Потому что у моего папы фамилия – Ложкин! – засмеялась она и принесла из другой комнаты гитару. – У меня ни слуха, ни голоса… «Мы себе давали слово – не сходить с пути прямого… Вот новый поворот, что он нам несет – пропасть или взлет? Омут или брод…» – отчаянно заголосила она, бренча по струнам.
– Нет, это невозможно… – покачал головой Руслан Айхенбаум и отнял у нее гитару. – Ты очень красивая женщина, Жанна, но ты действительно не певица.
Он сел напротив в кресло, медленно провел рукой по струнам. Потом запел негромко, приятным глуховатым голосом:
– Утро туманное, утро седое…
Руслан спел один романс, потом другой. За окнами давным-давно была ночь, и в какой-то момент Жанне вдруг показалось, что все произошедшее накануне было сном. На самом деле никакой трагедии не было, и вообще, ничего не было – ни свадьбы, ни ее бегства, ни телефонного разговора с Юрой… Только она, и только двое ее друзей – сидят себе мирно, болтают, поют, напиваются потихоньку – словом, все как всегда…
– Как же я вас люблю! – вздохнула Жанна. – Если б вы знали… Русик, Яша – самые лучшие на свете.
– Тогда зачем тебе Пересветов? – обиженно произнес Сидоров. – Сама же говоришь, что мы – лучше. Выходи за нас, а? Я, между прочим, официально делаю тебе предложение!
– Я тоже делаю тебе предложение… – сказал Айхенбаум, продолжая перебирать гитарные струны. – Выходи за меня.
Это была одна из обычных тем.
– Хорошо, – сказала Жанна, немного подумав. – Я согласна.
– И? Ну, кого ты выбрала?
– Вас. Тебя, Яша, и тебя, Русик.
– Жанна, ты опять! – с досадой воскликнул Сидоров. – Так нечестно! Ты должна выбрать кого-то одного…
– Зачем? – искренне удивилась она. – Что там, виски кончилось?..
– Виски кончилось, приступаем к коньяку, – мрачно ответил Айхенбаум, откручивая пробку от очередной бутылки. – Яшка, отстань от нее. Она Пересветова любит. Это пыльное чучело…
– Ты ревнуешь! – засмеялась Жанна.
– Это правда, – спокойно ответил он. – У меня иногда такие мысли странные бывают…