Под сенью звезд - Данил Харин

– Нуты могешь! – ткнул севшего на место Гришу Антон.

– А то!

Из леса в обнимку вышли Света с Егором. Девушку заметно покачивало от выпитого. Они подошли к костру, и заняли свои места в живом кругу.

2

Оглянувшись по сторонам, Софья наклонилась к самому уху сидевшего с левой стороны Антона и что-то заговорщицки прошептала.

Глаза Антона округлились. Он несколько секунд изумленно смотрел на девушку, а потом отчаянно закивал головой. Софья улыбнулась и поднялась со своего места.

– Ребята, – голос ее прозвучал на удивление звонко и все тут же замолчали, устремив взгляды на девушку. Даже Ванштейн со товарищи, прервали свое бурное обсуждение какой-то, по всей видимости интересовавший всех четверых, проблемы. – Я бы хотела спеть для вас, – смущенно улыбнулась Софья.

Последовала секундная пауза, а потом компания разразилась одобрительными возгласами:

– Да!

– Да, конечно!

– Спой!

– С удовольствием…

Сергей и Антон молча переглянулись.

Софья порхнула к Грише и о чем-то спросила в самое ухо. Гриша секунду поразмыслил, что-то вспоминая, потом улыбаясь сказал:

– Без проблем детка! Я могу наиграть даже «Времена года», правда тогда их никто не узнает.

Софья кивнула и повернулась к живому кругу.

Отблески костра плясали на ее прекрасном лице, отражаясь от ее бездонных глаз. Антону показалось, что воздух стал тягучим, и в нем повисло напряжение. Гришины пальцы ударили по струнам, извлекая из гитары первые аккорды проигрыша.

Пока Гриша играл вступление, Антон пытался судорожно сообразить, что же это за песня. Но понял лишь тогда, когда Софья пропела первую строчку, а после этого и до самого последнего слова, он уже не мог думать ни о чем…

– В конце тоннеля яркий свет, слепой звезды-ы…

Кристально чистый, обволакивающий с ног до головы голос разнесся по поляне. Все замерли.

– … подошвы на сухой листве. Оста-авят следы-ы.Еще под кожей бьется пульс и надо жи-и-ить.

Софья посмотрела прямо в глаза сидевшему без движения Антону. И как много он сумел увидеть, почувствовать в этом взгляде. Сердце замерло, а внизу живота образовалась тревожная пустота. Она смотрела на него, наверное, меньше секунды. А перед тем как спела следующую строчку, закрыла глаза. Может быть, чтобы лучше прочувствовать настроение песни, а может быть, чтобы не увидеть его слез:

– Я больше может не вернусь, а может я с тобой остану-у-усь

Антон отвернулся.

– Останусь пеплом на губахОстанусь пла-а-аменем в глазахВ твоих руках дыханьем ветра-а-аОстанусь снегом на щекеОстанусь светом вдалекеЯ для тебя останусь свето-о-ом

Может быть, дело было в песне, может быть в голосе, таком чистом, пронзительном, проникающем в самое сердце, но Антон был не единственным, в чьих глазах появились слезы.

Софья продолжала петь. Щеки раскраснелись, голова чуть наклонилась в бок, пальцы теребили замок куртки. Гриша самозабвенно перебирал струны. Он был на грани экстаза. Еще никто никогда не пел под его гитару так хорошо…

– В конце тоннеля яркий свет и я иду-уИду по выжженной траве, по тонкому льду-у-у, а-а-аНе плачь, я боли не боюсь,Ее там не-е-ет.Я больше может не вернусь,А может я с тобой останусь.

Теперь голос набрал полную силу. Он заполнил собой всю поляну и понесся сквозь высокие ели, тревожа мохнатые колючие лапы, нырнул в ручей, растворяясь в бурном потоке, устремился к ночному небу, с которого смотрела только что родившаяся луна.

У Антона возникло ощущение, что лес подпевает ей. И это ощущение было невыносимым, оно разрывало сердце на куски.

Софья открыла глаза и снова посмотрела на него. Их взгляды снова встретились. И он понял все, еще до того как слова припева, обжигая барабанные перепонки ворвались в его затуманенный разум. Он понял все! Он вскочил на ноги, и под удивленными взглядами товарищей по экспедиции, зашагал к ручью. Он мог уйти от ее глаз, но он не мог убежать от ее голоса и этих ранящих сердце как острый нож слов припева этой дурацкой песни, долбанного саундтрека к плохонькому фильму. И слова эти настигли его:

– Останусь пеплом на губах,Останусь пламенем в глазахВ твоих руках дыханьем ветра-а-аAa-aa-aОстанусь сне-егом на щеке,Останусь светом вдалеке-е,Я для тебя-я останусь све-ето-о-ом.

Сидящие вокруг костра забыли про Антона. Все снова смотрели на Софью. Смотрел на нее и Сергей. Обычно холодный, как далекий космос, блеск нестерпимо голубых глаз заметно потеплел, и в этот момент эти неземные глаза были красивы как никогда.

Девушка, набрав полную грудь воздуха, в третий и последний раз исполнила припев:

– Останусь пеплом на губах,Останусь пламенем в глазах,В твоих руках дыханьем ветраОстанусь снегом на щеке,Останусь светом вдалеке,Я для тебя останусь свето-о-ом.

Софья замолчала, опустив голову. Гриша убрал руку от струн, заставляя замолчать и гитару. Повисла мертвая тишина, через мгновение разразившаяся бурей (насколько на это способны четырнадцать пар ладоней) продолжительных аплодисментов.

3

Когда аплодисменты смолкли, на ноги поднялся Яков Абрамович Ванштейн, естественно с рюмкой в руке:

– Вы прекрасно пели, девушка! И я говорю Вам спасибо и предлагаю за это выпить. Но также я предлагаю и даже смею настаивать, чтобы этот тост стал на сегодня последним. У нас был трудный, долгий день, а завтра нам предстоит много работы. Так что советую всем как следует выспаться, – и он одним глотком осушил рюмку. Все выпили.

– Ну что, баиньки? – пробасил Гриша.

Все согласно закивали и начали убирать со стола. Потом все дружно сходили до ветра, почистили зубы и начали расходиться по палаткам.

Софья подошла к сидевшему в стороне, на берегу ручья Антону. Присела рядом:

– Антоша, милый! Это ведь всего лишь песня!

Слез уже не было, но его глаза все еще были красными. Хотя она вряд ли могла это заметить в слабом свете догоравшего костра. Антон кивнул.

– Пойдем, ты столько времени провел за рулем! Тебе нужно поспать! – голос ее был нежным и заботливым. Ни следа пронзительности, разрывавшей сердце.

Он взглянул в ее переполненное заботой лицо и снова кивнул.

– Ну, не раскисай! Вставай!

Он встал.

Она настояла, чтобы он почистил зубы и умылся и проводила его до палатки, где он должен был провести ближайшие дни вместе с Гришей и молчуном Егором.

– Спокойной ночи, – она поцеловала его в губы. Он не ответил на поцелуй, но все же сказал:

– Спокойной ночи! – и скрывшись в палатке застегнул за собой замок. В эту ночь ему снились тревожные сны. Он что-то искал на лесной поляне при свете молодой луны. Искал, зная что у него мало времени, потому что кто-то крадется за ним из лесной чащи. Искал, но никак не мог найти.

Охранник Николай Федорович, обошел лагерь, проверяя все ли в порядке, аккуратно затушил костер, выключил фонари и громко икнув, забрался в свою палатку. Лагерем завладела ночь.

4

Проворочавшись два часа в своей отдельной, стоявшей чуть в стороне палатке, Сергей так и не смог уснуть. Он натянул ботинки, накинул куртку и вылез в ночную прохладу. Не спеша добрел до речки, опустился на ступеньку пирса, и поднял голову к черному небу. В такой позе он застыл.

– Почему ты не подошел ко мне тогда, в Москве, в ночном клубе? – Софья, закутанная в длинный шерстяной шарф остановилась рядом с ним и тоже подняла лицо к небу.

– Тогда было не время, – тихо ответил он.

– А теперь время?

– Думаю, что да, – он оторвался от созерцания ночного неба и взглянул на девушку. Ее профиль, в мерцающем свете звезд завораживал.

– Слушай, зачем тебе все это? – она кивнула на расположившийся на поляне лагерь, – Зачем тебе все мы? Ванштейн, Гриша, Антон? Почему ты здесь?

Он продолжал смотреть на звезды. И на мгновение ей показалось, что единственным ответом на ее вопрос останется журчание таежного ручья и шелест ветра в хвойных лапах. Но загадочный итальянец все-таки ответил:

– Из-за женщины, – мягко проговорил он и поднялся.

– Ухты! Как в романах Дюма, – вздохнула Софья и потрогала свои волосы, – Она красива?

– Она прекрасна, как греческая богиня, – он посмотрел ей прямо в глаза.

– Богиня… – повторила она с придыханием и подалась вперед.

– Прекраснее любой богини, – прошептал он.

– И что же? Игра стоила свеч? – в ее голосе появилась сводящая с ума хрипотца. Руки легли ему на плечи.