Записки из чемодана - Иван Серов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С начальником УНКВД Кубаткиным* мы долго сидели и обо всем говорили, а рано утром мы выехали на оборонительные рубежи. Только проехали б. Путиловский завод в сторону Пулковских высот, там уже проходили две оборонительные линии.
Походили по окопам, посмотрели пулеметные точки, доты и другие укрепления, и у меня как-то появилось чувство неуверенности, что эти малочисленные войска, ополчение, плохо обученное, смогу т удержать подлого фашиста, вооруженного до зубов и одетого в броню.
Может быть, мы попадали на такие места, где было слабее, но не чувствовалось твердого порядка и военной требовательности. Это я говорю, учитывая, что все бойцы и командиры молодые, но мне не понравился и боевой дух, судя по их разговорам. Были мы и в других направлениях, картина тяжелая.
Встретился с К. Е. Ворошиловым и Ждановым А. А., я им это сказал все, но, зная мягкий характер того и другого, я так и думал, что они начнут мне объяснять все это объективными причинами. В общем, за эти три дня, что я был в Ленинграде, мое мнение не улучшилось, с тем я и улетел.
Докладывая Маленкову, я рассказал все это и высказал мнение, что Ворошилов и Жданов искренне стараются сделать все, чтобы удержать Ленинград. Маленков слушал, не перебивая меня, задавал редкие вопросы, но своего впечатления о моем докладе так и не сказал. Я попрощался и ушел.
Через несколько дней положение Ленинграда еще более ухудшилось, и туда был послан генерал армии Жуков Г. К. Я уверен, что не по моей информации эта замена произошла, но думаю, что польза от этого будет большой[87].
Подготовка к сдаче Москвы
В конце сентября вышло постановление ГОКО «совершенно секретно», о том, чтобы заминировать все наиболее важные объекты г, Москвы — гостиницы, театры и т. д. Была создана руководящая тройка: председатель, второй секретарь МГК Попов* Г. М., нарком Госбезопасности Меркулов и первый заместитель НКВД Серов[88].
Пришлось много поработать, так как завезти взрывчатку и заложить — это еще полдела. А вот подвести шнуры, да приготовить запасы так, чтобы не сработало, когда не надо, — вот это целое дело, большое и страшное.
Вместе с саперами несколько дней только этим и занимались, проверили каждую точку, а главное — людей, которые этим занимались, так как под некоторые объекты, как, например, гостиница «Москва», были заложены тонны взрывчатки. Но все сделали, как надо…
Вчера нарком Госбезопасности Меркулов вызвал меня и объявил решение ЦК о том, что я на случай сдачи Москвы назначаюсь главным резидентом и остаюсь на нелегальном положении в Москве[89]. При этом начальство спросило меня, какое прикрытие себе выберу.
Я подумал и решил, что у меня, кроме военной и чекистской, профессий не имеется, а автомашину умею водить с 1932 года, когда в артполк пришла техника и Н. Д. Яковлев (командир полка) приказал всем командирам овладеть вождением тракторов, грузовых и легковых машин. И с тех пор вожу машину сам. Приказал выписать мне удостоверение водителя II класса. Как мне потом сказал Игнатошвили* (правильно: Игнаташвили (Эгнаташвили, Егнаташвили). — Прим. ред.), мою фамилию главным резидентом назвал Сталин, так как я в Москве всего 4 месяца и меня никто не знает…
Я твердо решил, что из Москвы я никуда не пойду. Обоснуюсь где-нибудь в районе области, скажем, водителем грузовика, отращу бороду, заранее подберу себе наиболее партийных и преданных Родине товарищей, и будем мы устраивать сюрпризы немцам. Я думал, если Денис Давыдов в 1812 году мог все это делать, так сейчас возможностей больше.
Я уже сколотил взвод толковых младших командиров, которых частенько брал с собой в поездках на фронт присматривался к каждому, знал многих по фамилиям, и эти 30 бойцов могли бы стать основой нашей «работы».
Офицеры у меня на примете тоже были хорошие. Тужлов* мне в этом мог бы очень хорошо помочь. Смелый, решительный и честный русский человек, пограничник. Я заготовил себе водительские права и паспорт, ну а к этому и шоферское обмундирование. Оружие лежало в определенном месте, которое знали только два человека. Одним словом, я был готов…
В Москве в НКВД и НКГБ стали появляться безработные начальники областных управлений органов областей, занятых немцами. Мы посоветовались и пришли к выводу, что чекистов и работников НКВД можно использовать в областях и районах, которым угрожает враг, для борьбы с немецкими захватчиками и их пособниками, а также из чекистов можно было организовать партизанские отряды.
Наша мысль была одобрена, и вышел приказ НКГБ и НКВД о создании штаба истребительных батальонов и партизанских отрядов в областях по борьбе с диверсантами, шпионами и другими враждебными элементами. Меня назначили начальником Центрального Штаба истребительных батальонов НКВД СССР[90].
В тот период распространялись различные нелепые провокационные слухи о выброске немецких десантов и т. д. Причем находились «очевидцы». Вот истребительным батальонам и поручено было разбираться с этими делами и арестовывать действительно выявленных диверсантов и шпионов. Потом к этому штабу истребительных батальонов мы стали подключать организацию партизанских отрядов, возглавляемых работниками НКВД.
В общем, дел было по горло, да если учесть, что через каждую неделю меня куда-нибудь посылали по областям, где дела шли тяжело, а немцы наседали.
Коньяк для Черчилля
Забыл описать свой полет в Куйбышев для встречи Черчилля.
В середине августа (1941 года) позвонили из Кремля и сообщили, что вызывает т. Сталин. Явился.
Сталин сказал, что: «Из Сирии в Москву летит Черчилль. Его надо в Куйбышеве вместе с Вышинским* встретить на аэродроме. Хорошо угостить и отправить в Москву. Он любит коньяк. Вылетайте немедленно!» Через два часа полетели.
Кстати сказать, в 1942 году, когда я летел в Куйбышев со Сталиным* В. И., с самолетом произошла неприятность (Ли-2). Когда дошли до Волги, один двигатель задымил. Летчик принял все меры к тушению, не помогает. Один мотор остановился и загорелся. Остался до города десяток километров. Я летчику говорю идти на снижение и сразу на посадку без захода. По авиационным законам это означает — самолет в опасности.
Пока снижались, на одном моторе еще кое-как летели. Как только над аэродромом надо было идти без снижения на посадку, самолет, как камень, пошел книзу. Кое-как сели, пока бежали метров 50, и второй мотор встал. (Вот если бы в воздухе!)
К нам сразу подъехали пожарная и санитарная машины, в расчете на то, что будет катастрофа.