Стрекоза для покойника (СИ) - Лесса Каури

В коридор на шум выглянула Этьенна Вильевна, от усталости похожая на нежить. На неё рухнули все организационные вопросы, связанные с похоронами, и последние дни она практически не спала. В траурном одеянии — черная шёлковая блузка с бантом, пиджак и узкая юбка, — старшая Прядилова казалась пламенем угасающей свечи, слабым и полупрозрачным. Однако Лука понимала, что это не так. Силы воли Видящей было не занимать.

— Подожди нас в гостиной, — сказала та. — Мы скоро. Муня, помоги мне!

Подруга ушла, а Лука, одергивая простую черную футболку, направилась в гостиную. Из черного без рисунков нашла у себя лишь её да джинсы. Ну, хоть что-то…

Она вошла в гостиную и огляделась. Была здесь от силы раз, поскольку, когда жила у Прядиловых, предпочитала находиться в своей комнате и не попадаться хозяевам на глаза, а когда переехала к Анфисе Павловне и приходила в гости — подруги проводили время в Муниной комнате или на кухне, на радость Семён Семёнычу.

Спокойные зелёные тона стен и текстиля, две стены из четырёх закрыты библиотекой — солидной, из светлого дерева с холодным оттенком, и книг бессчётное количество! Лука ни у кого в квартирах столько не видела! В простенках между шкафами — картины, настоящие, рисованные маслом, гобелены с какими-то полуголыми дамочками и амурчиками, гроздями винограда, кубками с рубиновыми напитками. Скромное обаяние буржуазии. На книжных полках куча безделушек. Будь она ребёнком, ахнула бы от такого великолепия!

Вместо того чтобы сесть на диван в ожидании Муни, Лука пошла вдоль шкафов, разглядывая страшные, вырезанные из дерева головы, ракушки разнообразной формы, фигурки, выточенные из кости, венецианские маски, мягкие игрушки, множество фотографий в разных рамках… Стоп! Она уже видела это облако в форме птицы! На фотографии были изображены три молодые женщины. И если Этьенну и Эмму она узнала сразу, то третью видела впервые. Женщина отличалась редкой красотой, неяркой, не бросающейся в глаза, но такой, что от неё невозможно было отвести взгляд. Белокурые волосы мягкими волнами падали на точёные плечи, лицо было нежным и будто светилось изнутри, а огромные светлые глаза — на чёрно-белом фото — казалось, заглядывали в самую душу с вопросом, на который не так-то просто было дать ответ. Что-то будто толкнулось в сердце в ответ на этот взгляд. Затеплилось…

Лука перевела взгляд на соседнее фото и застыла. Она уже видела его — в доме Висенте! Только там оно было целым и невредимым, а здесь чернели обугленные краешки, расплывались по поверхности пятна, изменяя перспективу и лица мужчины и двух женщин.

В коридоре послышались голоса и лай мопса: Семён Семёныч расстраивался, что хозяйки уходят без него. Лука отшатнулась от шкафа и была на пороге, когда в комнату собралась заглянуть Муня.

Прощание, против всех правил, должно было начаться в семь часов вечера. Пока авто, которое вёл Прядилов-страший, лавировало в переулках вокруг клуба, Лука выглядывала из окна, прикидывая, как всё это будет выглядеть? Оказалось, выглядело как обычный вечер. Разве только приглашённых было больше, да количество охранников и дежурных Видящих на входе увеличилось вдвое.

Машины подъезжали к входу в клуб, высаживали пассажиров и отъезжали, чтобы поискать мест для стоянки.

У дверей Этьенну встречал Борис Гаранин. Пожал руку Петру Васильевичу как старому знакомому, которого знаешь тысячу лет. Объяснять такому ничего не нужно, но и откровенности особой друг от друга ждать не приходится. Молча повёл внутрь. Лука крутила головой, как попугай на жёрдочке, узнавая и не узнавая интерьеры ‘Чёрной кошки’.

Стены были затянуты траурным крепом. Таким же прикрыли стенку за стойкой бара, и бутылки с разноцветным содержимым поблёскивали из-под него дикими кошачьими глазами. Раиса на панно отвечала загадочным взглядом, в чёрном квадрате зала казалась ещё более живой чем обычно. Балясины широкой лестницы, ведущей на второй этаж, украсили бантами из чёрного бархата. Нескончаемая цепочка посетителей медленно поднималась наверх, другая — уже простившихся, спускалась. По всей видимости, там находился гроб с телом.

Лука обратила внимание на элегантную даму, беседующую у стены с Богданом Галактионовичем Выдрой, виденным ей в доме Висенте. Дама была в чёрном костюме, украшенном кружевами, широкополой шляпе и в туфлях на каблуках. Когда она, не соглашаясь в чём-то с собеседником, качнула головой и повернулась к Луке вполоборота, та узнала… Анфису Павловну. Куда только подевалась старушка-божий одуванчик? Седые волосы были гладко зачёсаны и убраны под шляпу, глаза и губы слегка подкрашены… Полумрак, царящий в зале, делал её моложе и загадочней. И тем сильнее Луке было заметно напряжение в выражении бледного лица Беловольской. Некая давно сдерживаемая боль, которую и за боль-то уже не считаешь, так, привычная неприятность, как старая мозоль.

Богдан Галактионович предложил ей руку, она оперлась на неё, и оба пожилых человека направились к лестнице. Их шаги были так тяжелы, что, казалось, к ногам привязаны гири. Возраст ли то был или скорбь по Эмме Висенте, Лука затруднялась сказать, но как-то незаметно для себя перешла на периферическое зрение и увидела явную разницу в ‘сиянии’ их магических аур. Если сфера вокруг Анфисы Павловны горела ярко и ровно, то Богдан Галактионович источал блеклый мерцающий свет, как человек, у которого истощены не только магические, но и жизненные силы. Кольнуло в сердце пониманием: его скоро не станет. Возраст, что поделаешь!

За размышлениями Лука не заметила, как она и Прядиловы в сопровождении Гаранина-старшего поднялись на второй этаж. ‘Сумеречная’ — как называла её про себя девушка — зала была ярко освещена сотнями настоящих свечей, расставленных на сдвинутых к стенам столах, на подоконниках. Воздух пах горячим воском и умирающими цветами, завалившими подножия подставок для дубового гроба. В нём тихо лежала, будто спала, Эмма Висенте, похожая на Белоснежку в мультфильме: то же белое лицо, чёрные кудри, розовые губы, с которых, казалось, только что упорхнула спокойная улыбка. На белой блузке играла всеми цветами радуги брошь-стрекоза…

Этьенна Вильевна вцепилась в мужа. Тот только головой покачал, обнял её, крепко прижал к себе и отпустил. Она взглянула на него с благодарностью. Лука позавидовала тому, как эти двое понимают друг друга, и, тихонько отделившись от них, смешалась с теми, кто не ушёл, простившись с Эммой, а остался. Толпа рассредоточилась по периметру зала. Люди казались ушедшими в себя. Ни шепотков, ни резких движений. Туманные взгляды, отрешённые лица. О чём мы думаем рядом с умершим? О собственной смерти…