Крепитесь, други! - Астра

— «Владыко, единый безгрешный! Воззри со святый небес на нас, убогих, и хотя согрешили, но Ты прости, и хотя беззаконие творим, помилуй и нас, впавших в заблуждение…»- припомнились слова молитвы калика перехожего из старинной пьесы, что украдкой ставили еще в училище.

Высокое прозрение держалось в нем до вечера, он с подъемом говорил о нем Парфению и друзьям. Все желали ему удачи и пили за его здоровье.

К началу марта, несмотря на все старания, доходы Лады почти не увеличились. Что-то не клеилось в ее рекламных делах, все было ненароком, случайная сделка, случайный срыв, вне единого делового потока. И вовсе не потому, что на фирмах сидели вредные люди. Напротив. Свет не без добрых людей. Отказ в просьбе мало радовал и противоположную сторону тоже.

— Уж и не знаю, как вам сказать, — мучились и вздыхали на том конце провода. — Директор сказал, что не время брать рекламу. Вы не обидитесь?

Были и забавные случаи. Молодой управляющий, которому она звонила три месяца подряд, тепло пошутил в очередном разговоре.

— Мы с вами так давно знакомы, что, как честный человек, я обязан на вас жениться.

А однажды она уговаривала на рекламу директора, фирма которого праздновала свой пятилетний юбилей.

— Это же надо отметить! Сейчас год за два считается, так все трудно, — улыбалась она.

— Приезжай, отметим, — предложил он.

Новые деньги казались маленькими, курс доллара тоже небольшим, но цены, соразмерно уменьшенные с тысячу раз, кусались по-прежнему. Денег в семье было мало, отец, главный инженер электролампового завода, не зарабатывал почти ничего. Мама, учительница музыки, встав к рыночному прилавку с наборами моющих средств и хозяйственных товаров, кормила всю семью. Иногда, чтобы поскорей распродать мыло и шампуни, она придвигала столик с товаром к потоку людей, спешащих от автобуса к метро и всякий раз грубо изгонялась дюжими молодцами.

— Проваливай, тетка, со своими мочалками! Место куплено!

Скромная сделочка с фирмой «Фототовары» принесла всего четыреста рублей. Их рекламка вышла в газете «Городская новь» в среду, в то же утро в агентстве раздался звонок. Секретарь фирмы, молоденькая девчонка, с которой Лада почти подружилась, гневно сообщила ей, что произошло нечто невероятное. В один из трех телефонных номеров, опубликованных в газете, вкралась опечатка. Это всегда неприятно, но здесь случился полный «улет». Телефон с неправильной цифрой совпал с телефоном наисекретнейшей, наизакрытнейшей службы страны, о которой и знать-то никто не смел! И вдруг туда хлынул поток молодых голосов, интересующихся пленкой для предстоящих пляжных снимков! Фирму вычислили и потрясли, но без шуму.

— Наш президент требует от вас извинений и бесплатного повтора рекламы в качестве возмещения моральных убытков, — не без торжества закончила секретарша, забыв дружеские отношения.

Газету уже принесли. Лада сверила телефоны в договоре и в рекламе, убедилась в ошибке и стукнулась в кабинет Валентины.

— Валентина Сергеевна, можно к вам?

— Заходи, красавица. Что у тебя?

Лада рассказала. Валентина сделала большие глаза, потом рассмеялась, потом обхватила голову руками.

— Какой ужас! Нарочно не придумаешь! И чего они хотят?

— Извинений и бесплатного повтора.

Валентина задумалась, качая головой вправо и влево, как бы разводя мысленно спорящие стороны.

— Это ошибка газеты, мы тут не при чем. Насчет извинений — сколько угодно, брань на вороту не виснет, а с бесплатным повтором ничего не получится. Ссориться с редакцией я не собираюсь, платить за чужие ошибки — тем более… Сделаем так. Ты принесешь наши искренние сожаления, и в знак раскаяния и доброй воли предложишь неслыханную скидку. Двадцать процентов.

— Но это же обычная скидка, — простодушно возразила Лада.

— Они об этом не знают. Нет? Объясняю. «Только для вас, — скажешь ты, — только ввиду стихийного бедствия и рокового стечения обстоятельств». Понятно? Учись хитрить, девочка, на рынке работаешь.

С тяжелым сердцем Лада поехала на Кожевническую набережную. На Белорусской шел ремонт эскалатора, пришлось ехать по кольцевой линии, в толчее вокзальных «гостей столицы». На Краснопресненской многие вышли, вагон опустел, но она не села, бережа от складочек светлое пальто и шерстяное платье, зато набились с узлами и чемоданами на Киевском вокзале. Она стояла в уголке у не открывающейся двери и собирала дань с пассажиров. Смотрят. Как хорошо! Раньше в этом была новая мука, а теперь радость. В ее стеснительности любующиеся взгляды эти выручали как друзья, подпитывали уверенностью, без них снова становилось шатко.

Вот смотрит, не отрываясь, молодой военный с одной звездочкой на погонах, вот с мальчишкой-студентом она встретилась глазами, женщины тоже обращают внимание на ее лицо, по-разному, чаще по-доброму… А вот мужчина — пожилой, лет за тридцать, с лысиной — сделал вид, что уступил место тетке с корзинами, приблизился и стал смотреть на нее в упор. Лада смутилась. Только бы не покраснеть! Стихи, стихи читать, как молитву.

И любой колени склонитПред тобой,И любой цветок уронитГолубой.

«Осторожно, двери закрываются, следующая станция Парк Культуры».

Пассажиры стеснились к выходу. Уходя, мужчина коснулся ее рукава и доверительно шепнул на ухо.

— Красивым девушкам очень к лицу улыбка. Советую.

Она вспыхнула. Улыбка, конечно улыбка! Таинственная, как на Востоке, загадочная, в уголках губ, как у Джоконды. О, счастье! Она окинула вагон смелым взглядом.

На Октябрьской вошли двое. Одни высокий, Громадина, другой пониже, оба с яркими спортивными сумками. Освободилось крайнее, возле нее, место. Оба вопросительно посмотрели на нее. Она отрицательно качнула головой. Сел высокий и с живостью повернулся к ней.

— А почему вы не сели?

Она улыбнулась уголками губ.

— Не хочу.

И сразу град вопросов.

— Вы с работы? Из института? Вы свободны сегодня вечером? — снизу смотрели смелые и веселые глаза Громадины, под расстегнутой курткой поблескивал олимпийский значок.

Лада смутилась, ответила что-то и вдруг покраснела совсем по-детски, с капельками пота над верхней губой.

Он опешил.

— Вы такая скромная? Не ожидал, не ожидал, — и что-то сказал другому про пот на верхней губе, про то, что не ожидал.

Еще два-три вопроса, ее сердитый неумный ответ и все было кончено. На Павелецкой они вышли, не оглянувшись, не пропустив ее вперед.

На эскалаторе Лада стояла, отвернувшись к стене, чтобы не видели ее слез. Что за мучительный день! И впереди не легче…

Просторный городской автобус с треугольной звездочкой на капоте, «мерседес,» после крутых поворотов помчался вдоль набережной Москвы-реки. Еще лежал лед, серый, грязный, как всегда в конце зимы да в промышленном районе, хотя от промышленности этой остались рожки да ножки. Лада смотрела в окно. Что делать? Вот и красивая стала, а счастья нет… Не доезжая до красно-белого корпуса старинной фабрики, «украшенной» вдоль всего фасада темной и толстой вентиляционной трубой, она вышла из автобуса, вернулась против хода метров на семьдесят, свернула в переулок. Множество вывесок украшали вход в каждый подъезд невысокого дома, половину его занимало какое-то серьезное учреждение, возле которого, отражаясь в холодных лужах, прогуливался милиционер.

«Уж не то ли это учреждение — жертва газетной опечатки?» — покосилась она на милиционера, осторожно прошла мимо, вошла в подъезд и позвонила в офис «Фототоваров».

Президент выскочил к ней с глазами волка, белыми от ярости. Казалось, он готов был разорвать ее в клочья!

— На западе с вас содрали бы двести процентов в счет ущерба! Ваше счастье, что много звонков! — бессвязно закричал он и скрылся у себя.

«Неужели такова внутренняя среда этой фирмы?» — поежилась она.

Секретарша отворила дверь в соседний кабинет, и с Ладой стал заниматься коммерческий директор, невысокий, похожий на бычка, мужчина с широким лбом и насмешливыми темными глазами. В тесном закуточке они уселись друг напротив друга, он за многослойно-заваленным столом, она за тумбочкой, придвинутой для расширения к его столу.

— На какую компенсацию вы готовы?

— Мое руководство предлагает вам извинительную скидку в двадцать процентов.

— Всего-то? Мы рассчитывали на большее.

— Это эксклюзивная скидка, только для вас.

Он усмехнулся.

— Ладно, валяйте. Заполняйте договор со скидкой двадцать процентов. Что, думаете, пожалею вас, откажусь? Нет уж, провинились, так отвечайте. Хотя лично я прекрасно понимаю, что ваше агентство не виновато ни сном, ни духом, — он был добродушен, и видно было, что его тоже позабавил этот случай.

Лада расхрабрилась.