Путешественница. Книга 2: В плену стихий - Диана Гэблдон

Я открыла глаза и увидела, что Джейми внимательно меня разглядывает.

— Э… часть этого только дань традиции, — пробормотала я.

Уголок его рта слегка дернулся.

— Понятно, да, начало звучит малость по-язычески, но мне понравилось место, где ты обязуешься никого не совращать.

— Так и думала, что тебе понравится, — буркнула я. — Со мной добродетели капитана Леонарда ничто не грозит.

Он слегка фыркнул и запустил пальцы в волосы.

— Значит, у вас, у врачей, так принято? Вы считаете себя обязанными помогать каждому, кто к вам обратится, даже врагу?

— Да, если он болен или ранен, — ответила я, ища понимания в его глазах.

— Ну ладно, — неохотно согласился он. — Мне самому случалось порой давать клятвы, и я держал слово, хотя это всегда было нелегко.

Джейми дотронулся до моей правой руки, и его пальцы замерли на серебряном колечке.

— Одни обеты, однако, перевешивают другие, — произнес он, глядя мне в лицо.

Солнце, падая из люка над головой, высвечивало рукав его рубашки, золотило кожу руки и вспыхивало на серебре моего обручального кольца.

— Да, — тихо сказала я. — Ты знаешь, так оно и есть. — Я положила другую руку ему на грудь, и золотое кольцо блеснуло, поймав луч солнца. — Но когда держишь одну клятву, иногда неминуемо нарушаешь другую…

Джейми вздохнул и нежно поцеловал меня.

— Ну ладно. Не становиться же тебе клятвопреступницей. — Он выпрямился и с сомнением добавил: — А эта твоя… вакцинация и вправду работает?

— Еще как работает, — заверила я его.

— Может, мне все-таки стоит пойти с тобой?

— Тебе нельзя: ты ведь не был привит, а брюшной тиф — ужасно заразная штука.

— Ты сделала вывод о тифе только на основании слов капитана Леонарда, — заметил он, — и пока не можешь быть в этом уверена.

— Не могу, — признала я. — Но есть только один способ удостовериться.

На борт «Дельфина» меня подняли в подвесной боцманской люльке, жутко раскачивавшейся в воздухе над пенящимся морем. После неуклюжего приземления ощутив под ногами твердь, я подивилась тому, как прочна и солидна палуба военного корабля по сравнению с хлипким дощатым настилом «Артемиды», оставшимся далеко внизу. Я взирала на наше суденышко, как с Гибралтарской скалы.

Пока я переходила с корабля на корабль, ветер растрепал мои волосы. Я собрала их наверх и заколола как смогла, после чего потянулась за медицинским саквояжем, который дала подержать гардемарину.

— Лучше всего сразу покажите мне больных, — велела я.

Ветер был свежим, и я подумала, что обеим командам будет не так-то просто удерживать корабли борт к борту.

Под палубой было сумрачно, маленькие масляные лампы, мягко покачивавшиеся вместе с корпусом корабля, давали мало света, и ряды подвесных коек с лежащими на них людьми прятались в глубоких, лишь кое-где разрежавшихся тенях. Все это напоминало лежбище китов или еще каких-то морских животных, сбившихся в тесную стаю и покачивающихся на волнах.

Внизу стояла ужасающая вонь. Воздух поступал сюда с палубы через узкие вентиляционные отверстия, чего было явно недостаточно.

К смраду немытых матросских тел примешивалось отвратительное зловоние рвоты и кровавого поноса. Жидкие фекалии то здесь, то там пятнали палубу под гамаками, ибо некоторые больные были слишком слабы, чтобы дотянуться до какого-нибудь из немногих имеющихся в наличии горшков. Пока я осторожно продвигалась вперед, мои подошвы прилипали к полу и отрывались с противным, чмокающим звуком.

— Мне нужно больше свету! — бросила я приставленному ко мне в качестве сопровождающего унылому, перепуганному гардемарину.

Он прикрывал лицо шарфом с самым несчастным видом, однако повиновался — подняв фонарь, продвинулся ко мне, насколько мог среди гамаков.

Лежавший человек застонал и отвернулся, словно свет причинял ему боль. Он раскраснелся от жара, кожа на ощупь была горячей. Я задрала ему рубашку и осмотрела живот, раздутый и твердый. Когда я попыталась осторожно пальпировать, больной изогнулся, как червь, издавая жалобные стоны.

— Все в порядке, — успокаивающе сказала я. — Вам помогут, скоро вы почувствуете себя лучше. Только позвольте заглянуть вам в глаза. Да, вот так.

Я оттянула веко: зрачок на свету сузился, веки покраснели.

— Боже, уберите свет! — выкрикнул больной, отдергивая голову. — У меня от него голова раскалывается!

Итак, лихорадка, рвота, брюшные спазмы, головная боль.

— Знобит? — спросила я, махнув рукой гардемарину, чтобы убрал фонарь.

Ответом послужил утвердительный стон.

Даже в полутьме я видела, что многие люди на подвесных койках завернуты в одеяла, хотя здесь, внизу, было душно и жарко.

Если бы не головная боль, можно было бы подумать, что это обычный гастроэнтерит, но эта хворь не поражает столько людей сразу. Сомнений нет, это не отравление, а какая-то цепкая зараза. Не малярия, пришедшая в Европу с Карибских островов. Скорее всего, брюшной тиф, носителем которого является обыкновенная вошь. Эта болезнь стремительно распространяется при скоплении большого количества людей в тесном пространстве, что как раз и имело место. Да и симптомы на первый взгляд были схожими. С одним лишь отличием.

Первый осмотренный мною моряк не имел характерной сыпи на животе, второй тоже, но у третьего этот симптом обнаружился, так же как и розовые, в форме розеток пятна на липкой белой коже. Я крепко надавила на одно такое пятнышко, и оно исчезло, появившись снова, как только кровь прилила к коже. С трудом протиснувшись между гамаками, я вернулась к трапу, где меня дожидался капитан Леонард.

— Это брюшной тиф, — заявила я со всей уверенностью, какая только была возможна без микроскопа и анализа бактериального посева.

— О! — Судя по выражению осунувшегося лица, капитан был полон дурных предчувствий. — И как по-вашему, миссис Малкольм, можно с этим что-нибудь сделать?

— Да, можно, но это будет непросто. Больных необходимо вынести наверх, вымыть и уложить там, где они смогут дышать чистым воздухом. Кроме того — это уже вопрос выхаживания, — им необходимо жидкое питание. Очень много воды — кипяченой, это очень важно! — и обтирания, чтобы остановить лихорадку. Однако главное — воспрепятствовать дальнейшему распространению заразы. Тут потребуется кое-что сделать…

— Так сделайте, — прервал он меня. — Я прикажу выделить столько трудоспособных людей, сколько возможно, чтобы они выполняли все ваши распоряжения.

— Хорошо, — пробормотала я, неуверенно озираясь по сторонам. — Я начну и объясню вашим людям, что надо делать, но работа предстоит большая. А капитан Рейнс и мой муж торопятся.