Доктор Данилов в дурдоме или Страшная история со счастливым концом - Андрей Шляхов

— До свидания, Майя Константиновна, — так же ласково ответила Елена и только по выходе в коридор позволила себе улыбнуться.

«Тайны мадридского двора, или в плену дворцовых интриг. — Память связала воедино названия двух старых фильмов. — Ну Михаил Юрьевич! Ну удивил! Да что там удивил – поразил наповал! Рассказать Вовке – так не поверит. Впрочем, о таком лучше никому не рассказывать».

По дороге домой Елена не торопясь прикидывала, куда она сможет уйти со «скорой», так, чтобы не потерять в деньгах и не работать ночами. Она прекрасно понимала, что в случае отказа ей придется уходить с работы. И чем раньше – тем лучше.

Глава пятнадцатая

Кутерьма без ума

От отца Ирина переняла два очень важных умения – всегда стоять на своем, что бы ни творилось вокруг, и не верить никому, ни родне, ни друзьям, ни знакомым. А еще отец учил ее:

— Жить, доча, надо так, чтобы ни в чем себе не отказывать.

Отец знал, что говорил – он был лучшим сантехником в их городке. Умел установить любой смеситель, любой унитаз, любую ванну или душевую кабину. С головой у отца было не совсем хорошо – временами он подолгу разговаривал сам с собой, но мать считала, что это от пьянства.

После школы Ирина пошла работать официанткой в кафе, а потом взялась за ум – уехала в Москву, нашла работу по торговой части и даже поступила на заочное отделение.

На учет к психиатру Ирина угодила после того, как взяла в заложники своего начальника – Михаила Владимировича, тихого, безобидного старичка, давно уже утратившего интерес к женскому полу. Угрожая канцелярским ножом и принесенной из дома отверткой (акция планировалась заранее), она прикрутила опешившего Михаила Владимировича к креслу скотчем, разделась донага и начала требовать, чтобы он на ней женился.

Охранник и водитель генерального директора, совместными усилиями взломавшие хлипкую дверь, ситуацию оценили правильно – скрутили Ирину, связав ей руки и ноги все тем же скотчем, освободили исцарапанного хозяина кабинета и вызвали «скорую».

Приехавший фельдшер обработал царапины Михаила Владимировича зеленкой, недолго поговорил с Ириной и вызвал к ней специализированную психиатрическую бригаду. Так Ирина впервые попала в дурдом.

Нынешняя госпитализация была третьей по счету. Ничего особенного – обычное весеннее обострение шизофрении. Ирина отлежала в одиннадцатом женском отделении две недели и почувствовала себя очень плохо. Она была способна отказаться от многого, но только не от мужского внимания.

В одиннадцатом отделении мужчины бывали редко – ну профессор пробежит по палатам с обходом или хирург-консультант раз в неделю заглянет. Завязать с ними знакомство, плавно и быстро перетекавшее в роман, не получалось. Ирина решила действовать. Она носила «героическую» фамилию Удальцова и очень ею гордилась, считая, что именно фамилии обязана своими жизненными успехами. Ирина затруднилась бы ответить – какими именно успехами, но была твердо уверена, что они, эти самые успехи, есть. А уверенность всегда важнее знания.

То ли фамилия помогла, то ли дежурные медсестры, намаявшись за день, пропустили на ночь глядя лишнюю рюмку вишневого ликера, но Ирине не составило труда сбежать из отделения.

Действия ее были продуманы досконально. Первым делом сложила одеяло так, чтобы казалось, что под ним кто-то лежит. Затем вышла в коридор, на цыпочках прокралась до поста, вытащила из кармана сладко спящей медсестры ключи – ручку-четырехгранник и ключ от замка – и пошла открывать дверь.

Справившись с замками, приоткрыла дверь, вставила между нею и косяком свой тапок, чтобы дверь не захлопнулась, вернулась на пост и осторожно положила ключи обратно.

Медсестры дежурили по двое. Одна из них (разумеется, по очереди, чтобы никому не было обидно) безмятежно спала до утра на постовом диванчике, стоявшем у окна, а другая дремала на стуле и «дежурила», то есть откликалась на весьма редкие ночные происшествия.

Та из медсестер, которая спала на диване, снимала свой халат, чтобы не измять его, и вешала на оконный шпингалет. Закончив с ключами, Ирина осторожно завладела висящим на окне халатом и, держа его в руках, вышла на свободу, как можно мягче захлопнув за собой дверь. Судя по тишине, царившей в отделении, медсестры продолжали спать.

«Удачно получилось! — обрадовалась Ирина. — Пусть утром поломают голову над тем, куда я делась. Меня нет, халата нет, дверь закрыта, и ключи на месте. А что обычный замок не заперт, так это чепуха – эта корова решит, что сама забыла его закрыть».

Ирина была шизофреничкой, но не дурой.

Возле лифта она быстро натянула поверх застиранного больничного халата, давно ставшего серым, белый сестринский, подвернула рукава (сестра была крупнее невысокой и худощавой Ирины) и села в лифт уже как полноценный и полноправный сотрудник.

Громко, не таясь, прошлепала по первому этажу до охранника, сидевшего у запертой на засов двери, и попросила:

— Угости сигареткой, пожалуйста.

Тот без особого воодушевления протянул ей помятую пачку «Винстона».

— Спасибо, — вежливо поблагодарила Ирина, вытаскивая сигарету.

Она сунула сигарету в рот, отодвинула засов и озабоченно порылась в карманах белого халата, будто в поисках зажигалки.

— А прикурить дашь?

— Господи, что за народ, — вздохнул охранник, щелкая извлеченной из кармана зажигалкой. — Ни говна, ни ложки…

Ирина прикурила, толкнула вперед дверь и, уже перешагнув через порог, обернулась:

— Может, потрахаемся? Прямо тут, по-быстрому?

Столь откровенный вопрос привел охранника в замешательство.

— Я прямо тут не могу. — Близкая перспектива секса вогнала его в краску. — В любой момент бугор может с проверкой нагрянуть. Если только утром, после смены…

— Утром тут места подходящего не найдешь, — улыбнулась Ирина, пуская дым красивыми колечками. — Народ везде.

— Так можно ко мне поехать, — воодушевился охранник. — Я тут недалеко живу – у метро. Пива возьмем, рыбки…

— Я подумаю, — обнадежила Ирина, скрываясь за дверью.

Охранник, карауливший въезд на территорию, ее не пугал. Она еще из окна своей палаты приметила место, удобное для форсирования бетонного забора. Удобство заключалось не только в горке сваленной под забором земли, оставшейся от озеленения больничной территории, но и в валявшихся неподалеку деревянных ящиках, в которых когда-то была цветочная рассада.

Поставить один ящик боком на насыпь, утвердить, так же, боком, на нем другой, и легко, как птица, перемахнуть через забор – это как раз плюнуть. Недаром же говорят, что любовь окрыляет.

Любви нимфоманке Ирине после столь долгого воздержания требовалось много, если считать на мужиков – не менее четырех-пяти. Ирина шла по пустынной улице и решала задачку: «Где можно найти в третьем часу ночи много охочих до любви мужиков?» Решение пришло очень скоро – конечно же во дворах, а если точнее, то в подвалах или каморках у мусоропроводов, там, где живут дворники. Одинокие мужики, много одиноких, истосковавшихся до женского тела мужиков.

Млея от предчувствия любви, Ирина свернула в ближайшую подворотню.

Ее труп, с посиневшим лицом и вывалившимся изо рта черным языком, обнаружил жилец, рано утром выносивший мусор на помойку (в подъезде забился мусоропровод). Жилец, капитан третьего ранга в отставке, оказался человеком сознательным – ждал приезда милиции на месте, следя за тем, чтобы никто не уничтожил улики. Приехавшие сотрудники по двум халатам сразу же установили место «жительства» задушенной.

— Нина Петровна, а у нас Удальцова куда-то делась!

— Ты что, Галя, умом тронулась? — насупилась заведующая отделением. — Это, наверное, мозги твои куда-то делись, а не Удальцова. Что значит «куда-то делась»? Ты что, думаешь, если мне скоро на пенсию, так со мной шутки шутить можно?

— Ее ни в палате нет, ни в отделении, Нина Петровна, мы уже все обшарили.

— Хорошо обшарили?

— Во все углы заглядывали, Нина Петровна, как сквозь землю провалилась.

О загадочной пропаже своего халата Галя предпочла умолчать. Просто взяла из шкафчика в раздевалке другой, запасной.

— Я пошла на «пятиминутку», а вы тут землю носом ройте, но Удальцову мне найдите, живую или мертвую…

Заведующая отделением и не подозревала, насколько близки к реальности ее последние слова.

— В движение ее включать, Нина Петровна?

— Ну ты и вправду дура! — Нина Петровна от расстройства громко хлопнула себя руками по толстым бокам. — Поищите сначала…

— Так мы искали…

— По корпусу поищите – может, спит она в каком-нибудь закутке. А я по дороге у охранника спрошу – не видел ли он чего. Ясно тебе?

Охранник, стороживший вход, уже успел смениться.

— Я его спросил, как дежурство прошло, — доложил только что заступивший, — он сказал – все нормально, без происшествий.