Ведьма Черного озера - Андрей Воронин

— Слушаю-с, ваше сиятельство... Старая безмозглая индюшка!

Лакей этот, если не обращать внимания на его одежду, был как две капли воды похож на поручика Ахтырского гусарского полка Юсупова — того самого Юсупова, который минувшей ночью столь опрометчиво проиграл пану Кшиштофу Огинскому двести пятьдесят тысяч рублей.

— А я повторяю, любезный, — хмуря тонкие брови, говорила княжна Мария Андреевна, — что ты — обыкновенный вор. Вернее, вор необыкновенный. Я тебя плетьми велю побить!

— Как угодно вашему сиятельству, — бормотал приказчик, комкая в ладонях шапку и пряча от княжны вороватые глаза. — Плетьми так плетьми, нам не привыкать. А только не возьму я в толк, за что ваше сиятельство на меня гневается. Я перед вами, аки перед Господом, чист...

— Чист, говоришь? — Княжна вынула из рукава и начала не спеша разворачивать какую-то бумажку. Приказчик исподлобья тайком наблюдал за этой процедурой, не забывая обиженно шмыгать предательски алевшим носом и горестно шевелить косматой бородой. — Значит, чист... Ну а это что такое?

Она ткнула бумагу едва ли не в самую бороду приказчика. Приказчик втянул голову в плечи, развел руками и заныл:

— Не могу знать, ваше сиятельство. Буковки тут какие-то, а мы люди простые, грамоте не обучены...

— Воровать зато обучены, — перебила его княжна. — Как же ты грамоты не знаешь, когда здесь твоя подпись стоит? Ты что же, любезный, думал, что я тебе на слово поверю, будто ты этот лес за тысячу купил, когда он и пятисот не стоит? Не великоват ли барыш? У меня карман глубокий, да на всех вас, плутов, никакого кармана не хватит. По миру меня пустить решил? Вот она, купчая, тобою подписанная, а в ней черным по белому сказано, что лес сей куплен тобою у управляющего графини Хвостовой за четыреста пятьдесят целковых. Смотри! Подпись не твоя разве?

— Как не моя, — уступил приказчик, — известно, моя. Да только я, ваше сиятельство, окромя этой подписи, ни единой буковки не знаю. Только ее, проклятую, рисовать и научился, а что там в вашей бумаге написано, я знать не знаю и ведать не ведаю. Уж они напишут... Небось, управляющий-то разницу себе в карман положил, а я, выходит, ответ держать должен?

Они стояли на просторном заднем дворе вязмитиновской усадьбы. Почти все пространство двора и часть подъездной аллеи были заняты крестьянскими подводами, на которых свежо белели, распространяя густой аромат канифоли, штабеля досок и брусьев. Лошади устало мотали головами и звенели уздечками, отгоняя мух. Бородатые возчики с кажущимся равнодушием наблюдали за разносом, который устроила приказчику княжна, лишь изредка позволяя себе ухмыльнуться в бороду.

— Ну вот что, любезный, — сказала княжна, сворачивая купчую по старым сгибам и убирая ее обратно в рукав. — Ты меня утомил. Недосуг мне с тобою препираться. Не пороть же тебя, в самом деле!

— То-то, что не пороть, — пробормотал приказчик. — Пороть-то и не за что!

— Заворачивай-ка ты оглобли, — будто не слыша его, продолжала княжна. — Вези свой лес куда хочешь, поступай с ним как знаешь. Хоть с кашей его ешь, мне безразлично. Задаток вернешь моему управляющему. Прощай, любезный.

— Да как же?! — возопил приказчик таким голосом, будто его грабили средь бела дня. — Как же, ваше сиятельство? Куда ж мне столько леса?! Не губите! Детей моих пожалейте!

Он бухнулся на колени и так истово воткнулся лбом в землю, словно хотел посмотреть, что находится под нею. Княжна отступила на шаг, спасая подол, в который норовил вцепиться приказчик, и брезгливо поморщилась. Мужики-возчики ухмылялись уже в открытую, и было видно, что они получают истинное наслаждение от происходившей сцены.

— Ступай, ступай, — сказала Мария Андреевна. — Обирать себя я не позволю даже ради твоих детей, которых у тебя, кстати, нет.

— Помилуйте, ваше сиятельство, — взмолился приказчик, поняв наконец, что дело не выгорело: хрупкая семнадцатилетняя барышня на поверку оказалась тверже стали, и с устным счетом у нее, как выяснилось, был полнейший порядок. — Помилуйте, матушка, бес попутал!

— Сие мне ведомо, — сказала княжна. — Ладно, на первый раз прощаю. Ступай к управляющему, получишь пятьсот рублей. Да пусть лес выгружают поскорее!

Уладив вопрос с лесом, необходимым для ремонта восточного крыла дома, она повернулась к приказчику спиной и, не слушая его униженных благодарностей, удалилась в свои покои. Она чувствовала себя так, словно вывалялась в грязи, хотя и понимала, что поступила правильно. Поставить вороватого приказчика на место было необходимо, но, торгуясь с ним, Мария Андреевна чувствовала себя униженной. Вывод напрашивался сам собою: нужно было срочно менять управляющего. Эконом, который позволяет первому встречному проходимцу обирать свою хозяйку, либо ни на что не годен, либо сам нечист на руку. В любом из этих случаев его надобно гнать взашей.

В поисках успокоения она прошла в библиотеку. Стоявшие вдоль стен до самого потолка стеллажи, битком набитые книгами, всегда оказывали на нее умиротворяющее воздействие. Под золочеными корешками скрывались сокровища человеческой мысли, накопленные за многие столетия. Рядом с этим вековым опытом собственные проблемы всегда казались Марии Андреевне мелкими и незначительными.

Княжна прошла вдоль полок, легко ведя рукой по темному золоту корешков, выбрала книгу, села в кресло и попробовала читать, но через пять минут бросила эту затею. Мысли разбегались, она никак не могла сосредоточиться на чтении; величественные строфы давно умершего поэта сегодня казались ей чересчур напыщенными и ненужно вычурными, а слова и поступки героев, некогда вызывавшие слезы, нынче выглядели глупыми и надуманными.

Отчаявшись найти утешение в поэзии, Мария Андреевна взяла лежавший на столе открытый трактат по экономике и попыталась забыться среди моря цифр и графиков. Премудрость сия более не казалась ей бессмысленной тарабарщиной, в ней была стройность, была даже красота, доступная далеко не всякому; чего в ней не было, так это тепла, в котором так нуждалась сейчас Мария Андреевна.

Закусив губу и нахмурив брови, сидела она над забытой книгой. Взгляд ее был устремлен в будущее, которое сейчас представлялось ей бесконечно длинной чередой дней, наполненных утомительной борьбой — борьбой, в которой княжна не видела никакого смысла, никакой радости. Свойственные ее возрасту мечты и светлые надежды как-то вдруг потускнели и тоже казались пустыми и никчемными; трепетное, незнакомое ранее чувство, которое вызывал в ней Вацлав Огинский, было на самом взлете опалено пламенем войны. Вацлав исчез в дымном зареве войны, и от него уже давно не было никаких вестей. Оставшийся в памяти княжны образ безусого корнета в потертой юнкерской куртке и с офицерской саблей, казавшейся для него слишком большой и тяжелой, мало-помалу тускнел, теряя яркость и индивидуальность. Во время своей последней встречи они не успели даже по-настоящему поговорить. Вацлав Огинский, каким его знала когда-то княжна, давно перестал существовать, превратившись в мужчину, в сурового воина, с коим Мария Андреевна была едва знакома. Даже мысленно связывать свою судьбу с этим полузнакомым человеком казалось Марии Андреевне чересчур наивным и самонадеянным. Да, воспоминания о Вацлаве согревали ей душу и вызывали в ней смутное волнение; но каково-то его отношение к ней? Да и жив ли он, Вацлав?

Словом, более всего Марии Андреевне хотелось сейчас взять ружье, выйти на задний двор и извести еще пару фунтов пороху и свинца, окончательно превратив в решето золоченую французскую кирасу. Но на заднем дворе гремели сгружаемые доски и раздавались громкие голоса возчиков, коим незачем было видеть, как чудит их сиятельство. И без того уж о ней чего только не рассказывают!...

Дверь библиотеки негромко стукнула, и в комнату, шлёпая босыми пятками по паркету, вошла горничная.

— Ваше сиятельство, там вас какой-то офицер спрашивают, — доложила она. — Имени не говорят, просят принять. Молодые, в шнурах, при сабле...

Мария Андреевна медленно встала, уронив лежавшую на коленях книгу и даже не заметив этого. Сердце у нее билось тревожно и гулко, щеки раскраснелись. Бестолковый доклад горничной прозвучал для нее голосом провидения. Могло ли так случиться, что там, у порога, стоял Вацлав, о котором она только что вспоминала с такой тоской? Неужели ее мысли на самом деле были предчувствием?

Только сейчас Мария Андреевна поняла, до какой степени ей все это время не хватало постоянной поддержки верного друга, на которого можно было положиться во всем. И вот этот друг, кажется, вернулся издалека — пусть на короткое время, но все-таки, все-таки...

Надежда была так сильна, что княжна даже не задумалась о том, почему явившийся столь неожиданно офицер отказался назвать свое имя. Вопрос этот промелькнул в ее сознании, но тут же был отброшен, как неприятный и вызывающий ненужное беспокойство. В конце концов, она слишком устала сомневаться, подозревать и заранее продумывать последствия; для разнообразия ей хотелось хотя бы немного просто пожить.