Физиология наслаждений - Паоло Мантегацца

Человек с высокой душой видит святилище открытым и божество без покрывала. Для человека же души более низкой необходима обстановка чудес и гласности. Ему требуется, чтобы все человечество протрубило ему, что за той богатой манией, которую он подносит к губам своим, действительно находится божество, которому невозможно сопротивляться безнаказанно.

Поступая, как следует, такой человек только слепо повинуется неведомой ему силе, которая, пригибая его к земле, не дает ему глянуть выше; он повинуется отражению, одно имя которого приводит его в трепет.

Такой человек только суеверен; преданным религии собственных убеждений бывает только тот, кто руководствуется лишь чувствами собственного достоинства.

Удаляясь таким образом от первобытного типа совершенства, честь начинает мало-помалу приближаться по свойствам своим к самолюбию, отождествляясь наконец с тщеславием. Утолщаются стены святилища, а божество в нем, постепенно умаляясь, вовсе исчезает от взоров человека. Люди чести, никогда не допустившие себя до низости, остаются, однако, совершенно чужды живому и сладостному трепету собственного достоинства. Они бессознательно приняли кодекс чести, составленный еще до их рождения; они всю жизнь слепо обожали незнакомое им божество.

Видимые законы, регулирующие наслаждение как достоинства, так и чести, идентичны, так как по тождественности своей природы оба не допускают ни ущерба в себе, ни обиды; законы эти бывают, следовательно, отрицательного свойства. Ни достоинство, ни честь человека не допускают сделок со злом, так как уступка в этом смысле была бы для обоих равносильна смерти. Оставаясь незапятнанными, оба горят тихим и спокойным светом, вовсе даже и не сознаваемым до тех пор, пока опасность не вызывает их на бой; тогда они выступают ревностно, опираясь на алтари свои. Наслаждения чести всегда более дурного свойства, так как, будучи раздражительнее брата своего, он любит ежеминутно нападать. Достоинство вступает лишь раз в сражение, честь любит стычки и в большинстве битв ведет партизанскую войну.

Влияние обоих этих чувств распространяется на всю жизнь, и на пирах их добродетель бывает первым и лучшим гостем. При чтении летописей человечества нельзя не заметить, что подвигами героев мы обязаны удовлетворению этих чувств. Перелистывая архивы собственной памяти, всякий вспомнит радость, доставленную ими. К счастью, честь бывает мертвой буквой лишь для немногих.

И мужчины, и женщины одинаково способны чувствовать собственное достоинство и честь. В женщине выражение этих чувств более умиляет душу, так как нравственное мужество в связи с физической слабостью внушает всегда сочувствие и уважение.

Первые наслаждения подобного рода могут быть испытаны и в детстве, но во всем своем спокойном величии они проявляются только в последующих годах. Это – радости всей нашей жизни; но для большинства людей они заканчиваются с юношеским возрастом. В возмужалости наши враги возрастают и в силе, и по количеству, и если в это время ослабнет в нас чувство собственного достоинства, падение его неминуемо. Некоторые личности, сумевшие и смолоду окружить себя нравственной броней, сохраняют внутреннее достоинство до конца своих дней.

Выражение этих чувств на лице прекрасно передает нравственную суть их. Когда человек ощущает собственное достоинство или чувство удовлетворенной чести, он гордо поднимает голову, как бы погладывая с сожалением на нравственную низость, копошащуюся у его ног. Человек в подобные минуты охотно скрещивает на груди руки, как бы готовясь к бою и самозащите. Но по большей части наслаждения эти так спокойны и бесстрастны, что и тогда даже, когда вся душа человека наполнена чувством невыразимого счастья, лицо его не выражает ничего особенного. Подобные чувства отражаются разве что в глазах.

Чувство собственного достоинства не терпит патологических наслаждений. Оно витает в слишком возвышенных нравственных слоях, чтобы до него могла донестись зараза себялюбия. Но человек, который, украсив себя купленными галунами, рисуется перед зеркалом со словами: «Теперь во мне удовлетворено чувство собственного достоинства!», нагло лжет перед самим собой, профанируя священное для человека слово. Торжествует не достоинство его, а тщеславие.

Нравственная патология чести богата многими морбидными проявлениями, для излечения от которых вряд ли достало бы больниц на земле. Поединок (дуэль) – одна из самых наглых профанаций этого чувства, и радости, им доставляемые, вполне преступны. Мы ежедневно имеем перед глазами самые смешные и уродливые проявления самолюбия, бессовестно гуляющего по свету под личиной чести. Наслаждения ложной чести трудно бывает отличить от радостей тщеславия и, потому следует определить как можно точнее это чувство. Сложилось оно из непоколебимого и всегда неизменного чувства собственного достоинства и из того, что может сиять всеми цветами радуги, из того общественного мнения, которое готово измениться с каждым новым поколением. В этом втором элементе сложного чувства и должно искать причину всех морбидных проявлений чести.

Глава VI. О физиологических наслаждениях самолюбия

Отражаясь в зеркале сознания, образ интеллектуальной части внутреннего существа нашего вызывает к жизни одно из самых могучих и многообразных свойств человека – присущее ему чувство самолюбия. До какой степени ни доходило бы в нас чувство собственного достоинства, оно не обращается никогда в свойство преступное. Всякая победа, одержанная человеком в области сердца, увеличивает его достоинство, и мы, будучи существами свободными, вполне отвечаем за каждое нравственное изобретение и за каждый нравственный недостаток свой. Но при выработке умственных сил многое зависит больше от случайностей обстановки жизни, чем от собственных усилий человека: вот почему считается дозволительным преувеличивание в собственных глазах своей интеллектуальной стоимости, не подвергаясь притом упрекам в преступной гордости.

Между отражениями в сознании как нравственного образа нашего, так и изображения в нем наших интеллектуальных сил существует капитальное различие: первый не может быть отражаем иначе как во всей своей целостности и полноте, второе же может отражать поочередно, одно за другим, многообразие стороны своего многоугольника, комбинируя притом различно линии его и углы. Малейшая царапина чести, например, безобразит все отражение нашего внутреннего достоинства, потому что оно составляет нечто неделимое и целостное. Но в интеллектуальном мире дело происходит иначе; мы можем, например, радоваться вполне законно музыкальным познаниям своим, даже и тогда, когда сознание наше отражает образ грубейшей невежественности. Наслаждения внутреннего достоинства оказываются более чуткими, восприимчивее наслаждений самолюбия; первые, имея источником сердце, в нем же и отражаются; последние же достигают сердца, зарождаясь в области ума. Кого сразу не поразит очевидность подобного различия, тот может представить, наслаждение, доставляемое сознанием, с удовольствием сознавать умственные свои способности. Первое чувство порождает в сердце чувство внутренней гармонии и теплоты, второе впечатление оказывается более идеальным и холодным, как всякое чувство, в котором преобладает умственное начало.

На чувство собственного достоинства можно, как сказано было выше, смотреть как на чувство первобытное, склоняющее человека ко всему доброму. Самолюбие же, побуждая человека к изысканию правды и красоты, становится главной движущей силой в сложной машине человеческой цивилизации. Всесветный гений только мог бы действовать, побуждаемый к труду одной властью преобладающего в нем интеллекта; прочие же люди прилагают руку к созиданию общественного здания, побуждаемые различными двигателями, из которых сильнейшим всегда бывает удовлетворение собственного самолюбия. Каким было бы теперь человечество, если бы оно лишено было могучей, не перестающей побуждать его, двигательной силы самолюбия? Оно и теперь блуждало бы, пожалуй, скопищами жалких, невежественных зверей… Природа, как известно, приложила громадное наслаждение к выполнению самых высоких целей своих. Так, с функцией деторождения она связала чувство полового сладострастия, так и к функции цивилизации, не менее необходимой и неотложной, она присоединила нескончаемые радости, удовлетворяя самолюбие. Вообразим себе человека, когда он, поборов первое затруднение, ощутил впервые, что счастье его победы компенсирует утомление от потраченных сил, и тем познал новый для себя источник наслаждений. Природа, щедрая и вместе с тем бережливая в дарах своих тщательно уравновешивает усталость человеческую со следующими за ней радостями, желая чередованием их двигать равномернее и быстрее дело общественной цивилизации. Без подобного ухищрения природы человек удовольствовался бы навсегда легкодоступными ему наслаждениями чувств и вовсе не пускал бы в дело тех сил, которыми он снабжен и которые не могут действовать без утомления.