Богохульство - Дуглас Престон

– Да, но ты ведь прекрасно знал, что остальные скрывают правду, но ни слова не вымолвил. – Уордлоу прищурился. – Не тешь себя напрасными иллюзиями. Ты понесешь наказание вместе со всеми.

Снова помолчали, слушая щебет птиц за окном.

– Кто-нибудь согласен с Кеном? – спросил наконец Хазелиус. – Кто еще считает, что пора сдаться?

Никто не ответил. Долби огляделся вокруг.

– Задумайтесь, на какой риск мы идем! – вскрикнул он. – Мы погубим «Изабеллу»! Нельзя запускать ее и позволять работать вслепую!

– Все правильно, Кен, – согласился Хазелиус. – Я думал об этом, когда составлял свой план. Хотите узнать, в чем его суть?

– Да, разумеется. Но это не значит, что все его примут, – сказал Долби.

– Естественно. Как вам известно, все компьютеры «Изабеллы» подключены к трем сверхсовременным серверам «IBM р5 595», которые объединяются в локальную вычислительную сеть. С их помощью мы связываемся с внешним миром, отправляем и получаем электронные сообщения и так далее. Эти машины невообразимо мощные и могли бы заменить собой все компьютеры Пентагона. Я подумал, а не перенастроить ли их? – Хазелиус повернулся к Рей: – Это возможно?

– Думаю, да. – Чен взглянула на Эдельштайна: – Алан, как ты думаешь?

Тот медленно кивнул.

– А как вы предлагаете это сделать? – спросил Долби.

– Самая серьезная проблема – это программа безопасности, – сказала Чен. – Придется прервать все связи с наружным миром, включая стационарную и сотовую телефонию. Потом мы объединим все компьютеры и подключим их непосредственно к «Изабелле». Это нам вполне по силам.

– Но мы останемся вообще без средств связи!

– На то время, пока работает «Изабелла», – да. Если программное обеспечение «Изабеллы» обнаружит какую угодно связь с миром извне, оно тотчас вырубится из соображений безопасности, а отключить защитную систему невозможно.

– Кен?

Долби, барабаня по столу пальцами, нахмурился.

Хазелиус посмотрел на остальных:

– У кого какие соображения? – Его взгляд остановился на Кейт Мерсер, которая сидела с таким видом, будто обсуждение ее не касалось. – Кейт? Что ты обо всем этом думаешь?

Молчание.

– Кейт? Что с тобой?

– Оно знало, – едва слышно произнесла она.

В наступившем молчании раздался бойкий голос Коркоран:

– Наверняка все не так удивительно, как кажется. Скорее всего это программа вроде «Элизы». Кто-нибудь помнит «Элизу»?

– Ты имеешь в виду фортран-программу, созданную в восьмидесятые, с которой можно было общаться как с психоаналитиком? – спросил Чеккини.

– Ее самую, – подтвердила Коркоран. – На самом же деле тут все очень просто: «Элиза» выдает вопросы, основываясь на предыдущих фразах собеседника. Например, говоришь ей: «Мать меня не любит». А она спрашивает: «А почему тебе кажется, что она тебя не любит?» И так до бесконечности.

– Я общалась не с «Элизой», – сказала Кейт. – Оно читало мои мысли.

– Да здесь же все просто как дважды два! – воскликнула Мелисса, высокомерно глядя на Кейт. – Хакер, который создал эту «логическую бомбу», прекрасно знает, что мы компания сумасшедших ученых, так? Ему известно, что мы мыслим не как все нормальные люди. То есть он мог предположить, что кто-то из нас задаст вопрос типа «Угадай, какое я задумал число». И сразу смекнул, что это будет не обязательно целое, даже не обязательно рациональное число, что всезнайка охватит все числа между нулем и десятью. А какое из них самое интересное? Конечно, либо пи либо е. Если сравнить первое и второе, то е, само собой, более загадочное. – Очень довольная собой, Коркоран осмотрелась по сторонам.

– А во втором случае?

– Во втором все произошло по тому же сценарию. Какое число между нулем и единицей наиболее странное? Ответ прост: определимое, но не вычислимое число омега. Верно ведь, Алан?

Алан Эдельштайн кивнул.

Мелисса, сияя от радости, взглянула на Кейт:

– Вот видишь?

– Бред.

– По-твоему, мы что же, разговаривали с Богом?

– Не выделывайся! – раздраженно воскликнула Кейт. – Я говорю одно: оно знало.

– Послушайте, я не намерена охать и ахать, – произнесла Рей Чен, – но информация поступала прямо из места столкновения, это совершенно точно. Не из детектора и не с какого-либо жесткого диска, а именно из таинственного информационного облака, из пространственно-временного разрыва.

– Рей, – произнес Хазелиус, – ты же прекрасно понимаешь, что это невозможно.

– Это факт. Информационное облако посылало детекторам бинарные коды. К тому же оттуда поступало больше энергии, чем должно было. Расчеты вот здесь. – Чен придвинула к Хазелиусу папку.

– Невероятно. Такого быть не может.

– Что ж, в следующий раз занимайся этим сам. – Чен развела руками.

– Поэтому-то я и говорю, что надо повторить опыт, – заявил Хазелиус. – Но без паники, без каких-либо ограничений. Дадим Рей столько времени, сколько потребуется, чтобы она нашла настоящее местоположение проклятой «бомбы».

– Я все время был у третьего пульта и почти ничего не видел, – сказал Эдельштайн. – У кого-нибудь есть запись? Хотелось бы почитать, что выдавала эта программа.

– Какой в этом толк? – спросил Хазелиус.

Эдельштайн пожал плечами:

– Просто любопытно.

Хазелиус окинул коллег вопросительным взглядом:

– Кто-нибудь записывал «беседу»?

– У меня где-то есть, – пробормотала Чен. – Я сделала распечатку вместе со всеми остальными. – Она просмотрела листы в папке, вытянула один из них и передала Хазелиусу.

– Прочти вслух, – попросил Сен-Винсент. – Я тоже много чего пропустил.

– И я, – сказала Тибодо.

Остальные кивнули.

Хазелиус откашлялся и принялся отчетливо читать:

«Доброго здоровья!»

«Здравствуй».

«Рад поговорить с тобой».

«И я рада с тобой пообщаться».

«Ты кто?»

«За неимением иного слова я Бог».

Хазелиус поднял глаза.

– Вот выловим сукина сына, который забросил в нашу систему чертову «логическую бомбу», и я придушу его собственными руками.

Тибодо нервно засмеялась.

Хазелиус мгновение-другое помедлил и продолжил:

«Если ты в самом деле Бог, докажи это».

«Для доказательств у нас мало времени».

«Я загадала число от нуля до десяти. Угадай его».

«Ты загадала трансцендентное число е».

«Теперь я загадала число между нулем и единицей».

«Число Чейтина: омега».

«Если ты Бог, то… Скажи, зачем существует Вселенная?»

«Точного ответа я не знаю».

«Замечательно. Бог, и не знает, в чем смысл всего!»

«Если бы я знал это, Вселенной было бы незачем существовать».

«Как это так?»

«Если бы в самом начале было известно, каков будет финал – если мы все были бы лишь составляющими некоего детерминистского ряда заданных условий, – то Вселенной не имело бы смысла возникать».

«Объяснись».

«Если ты там, где хочешь быть, тогда зачем куда-либо ехать? Если знаешь ответ, незачем задавать вопрос. Вот почему будущее есть и должно быть загадкой, даже для Бога. В противном случае существование Вселенной не имело бы смысла».

«Это метафизический спор, а не разговор по существу».

«Если говорить по существу, ни одна составляющая Вселенной не может совершать расчеты быстрее, чем сама Вселенная. Она „предсказывает будущее“ с той скоростью, какую способна развить».

«А что такое Вселенная? Кто мы? Что мы здесь делаем?»

«Вселенная – неостановимый масштабный компьютерный процесс, что продвигается к состоянию, о котором мне ничего не ведомо. Ее конечная цель – достичь этого состояния. Оно для меня загадка. Так и должно быть, ведь если бы я что-то о нем знал, тогда ничто не имело бы смысла».

«Что ты имеешь в виду под „компьютерным процессом“? По-твоему, мы все составные части компьютера?»

«Я имею в виду раздумья. Все, что есть во Вселенной, все, что происходит – падающий лист, волна у берега, мерцание звезды, – просто мои раздумья».

«А о чем ты раздумываешь?»

Хазелиус опустил листок.

– Все.

Эдельштайн пробормотал:

– Очень странно.

– Напоминает глупости «Нью-эйдж», рассчитанные на дешевый успех, – сказал Иннс. – «Все… просто мои раздумья»! Все это отдает инфантилизмом. А чего еще ожидать от малообразованного хакера-компьютерщика?

– Ты так думаешь? – спросил Эдельштайн.

– Разумеется.

– Но, позвольте отметить, программа прошла тест Тьюринга.

– Тест Тьюринга?

Эдельштайн взглянул на Иннса искоса:

– Наверняка ты о нем слышал.

– Прости, но я всего лишь психолог.

– Впервые об этом тесте написали именно в психологическом журнале «Майнд».

Лицо Иннса сделалось профессионально бесстрастным.

– Ты одержим идеей самоутверждения, Алан. Тебе стоит всерьез задуматься об этом.

– Тьюринг, – сказал Эдельштайн, – один из величайших гениев двадцатого века. Идея создать компьютер посетила его еще в тридцатые годы. Во время Второй мировой войны он расшифровывал сообщения немцев, закодированные шифровальной машиной «Энигма». Потом выяснилось, что он гомосексуалист, и его стали жестоко унижать. Тьюринг покончил с собой – съел отравленное яблоко.