Дикий папочка (СИ) - Вечер Ляна

Шура заводит меня на веранду, усаживает на стул и, вздохнув, смотрит с сочувствием:

— Просто жди.

— Но… — округлив глаза, собираюсь возмутиться.

— Тише! — прикладывает палец к губам. — Борю уже два раза будили, — тоже делает большие глаза.

— Объясни, что происходит! — шиплю требовательно.

— Вот Ян вернётся и объяснит, — решительно отрезает Шура. — Или покажет. А я тебе могу только чай предложить. С ромашкой.

С хренашкой! Вскакиваю со стула, а соседка грудью закрывает мне проход к двери. Чёрт с тобой, золотая рыбка. Рыкнув, я иду к окну. Пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь в темноте — естественно, не выходит.

Но плача дочери я больше не слышу…

***

Не самая плохая ночь для первого оборота дочери. И всё же не полнолуние. В полнолуние всё прошло бы как по маслу — раз-раз и готово. Но тут придётся постараться. Ещё и зуб лезет с температурой — так себе бонус.

Маша хоть и маленькая ещё, но держится стоически. Пока нас с Лерой не было рядом, она поплакала, а потом, видимо, почувствовала, что родители близко, и решила страдать тихо. Стонами маму едва до обморока не довела.

У меня до сих пор перед глазами стоит испуганное бледное лицо Леры. А Маше на деле не так уж плохо. Когда я уносил дочь, она кричала, но это потому, что ей очень хотелось, чтобы мама тоже пошла с нами. Нельзя. У Маши уже щенячий пушок на щеках и глаза поменяли цвет. Хорошо, что Лера не заметила. Оборот — зрелище не для слабонервных. Особенно, если считаешь оборотней «шуткой».

Расстилаю на влажной траве плед, в который была завернута Маша, и усаживаю ее на него. Шура заранее сняла с девочки одежду — она ей сейчас точно не нужна. Всё готово к обороту. Я не готов. Никогда в жизни так не волновался. Мотор в груди ухает, на лбу испарина, поджилки трясутся. Как пацан какой-то!

— Ё-моё… — хриплю, пытаясь унять мандраж. — Давай, Маш, — коряво уговариваю дочку, — начинай уже. Пора.

Пора, да. И ещё как! Маша похожа на белоснежного йети — она в человеческой ипостаси, но с волчьим пушком по всему телу. Красивый будет волчонок. Белая шерсть досталась дочери от той женщины, что её родила. Назвать северную волчицу Катю матерью я даже в мыслях не могу. Но Маша на неё похожа. Сильно. Дай луна, чтобы сходство ограничилось только внешностью.

— Ма! — выдаёт дочка и куксится.

С телом дочери сейчас происходят естественные, но не самые приятные процессы. Ей это не нравится. Возможно, немного пугает.

— Давай вместе? — встаю на четвереньки.

Обращаться я не стану — только одежду зря рвать, но показать, как надо начинать нужно обязательно. Я уже однажды учил этому… сестру.

Пара нехитрых «приёмчиков» — и дочь зеркалит мою позу. Умница! Она отлично ладит с инстинктами и через несколько минут случается то, чего я так долго ждал.

Мой мандраж на пике превращается в большую радость. Стою и лыблюсь, как идиот, глядя на маленький пушистый белый комочек. Маша — чудо! Вертится на пледе, пытаясь изучать новое тело. С хвоста, конечно. Лапки пока не слишком твёрдо держат её, но всё равно шустрая. Выглядит дочь забавно и трогательно.

Поскуливая из-за вредного хвоста, который почему-то не хочет ловиться, дочка топает ко мне. Замирает у моих ног, вытягивает шею и издаёт свой первый в жизни по-настоящему волчий вой. Пока больше похоже на писк, но это нормально. Так и должно быть.

Я беру дочь на руки, и она, не раздумывая, вгрызается мне в палец острыми, как иголочки, зубами. Нос сухой и тёплый — температура шпарит. Это нехорошо, но не смертельно. Когда Маша снова примет человеческую ипостась, ей станет лучше, да и лекарства начнут действовать.

Были бы мы сейчас в стае… Праздник устроили бы! Костёр до рассвета, вкусная еда и первая пробежка по лесу с волками после оборота. А потом дрыхнуть до обеда. Но всё это останется для Маши за кадром. Я даже в лес с ней сейчас выбраться не могу. Лера торчит в окне веранды — нас выглядывает. Мимо мамы не проскочишь.

Предъявить ей сейчас Машу — плохая идея. Сначала дочка должна снова стать девочкой и осознать, что произошло. И тогда, завтра, мы попробуем продемонстрировать Лере новую и крайне важную умелку. Будет шок. Но, думаю, переживём. Все.

— Ты спать собралась? — дочь клюёт носом у меня на руках. — Надо ещё раз превратиться, — опускаю её на плед.

Мой волчонок зевает и прудит. На одеяло — святое дело!

— Ян! — Лера стоит на крыльце.

А Маша слышит голос матери и, не раздумывая, стартует к ней. Я едва успеваю поймать пушистую пуговицу. Выдирается, рычит и даже умудряется с досады тяпнуть меня за палец. И это совсем не игра, как было первый раз. Дочь хочет к маме. Срочно! Это ещё одно доказательство сильнейшей связи моей дочери и Леры. Не все волчата так к родным матерям рвутся.

— Сейчас придём! — кричу в ответ Лере.

— Это я иду к вам! — заявляет она и быстро спускается с крыльца.

Ситуация на грани фола. Лере до нас идти секунд пятнадцать. Вопрос: как доходчиво объяснить ребёнку, что надо срочно стать человеком?!

Маша будто читает мои мысли. Или эмоции? Неважно. Важно, что она обращается прямо у меня в руках. Снова поджилки дрожат — боюсь уронить дочь, и Лера совсем близко…

— Ян, что за ерунда, а? — она забирает у меня Машу. — На улице прохладно и сыро, а ты ребёнка с температурой голышом по огороду носишь. Это нормально, по-твоему? — прижимает к себе дочь и спешит в дом.

Мне только выдохнуть и остаётся. Хватаю плед и шагаю за дамами. Лера ворчит без остановки. Переволновалась она, понимаю. Спорить не собираюсь.

— Всё уже хорошо, — по пути закидываю в баню плед.

— Да? — Лера замирает у двери дома и прижимается губами ко лбу дочери. — Хм, похоже, жар спал.

— Так и есть. Это просто зуб.

— Нет, надо измерить, — наша мама словам не верит.

Шура, походу, успела смыться, прихватив с собой совёнка. Понимает, что нам с Лерой надо серьёзно поговорить. Но сил на такой подвиг уже нет. Подустал я сегодня. Решим вопрос завтра. Разом — и расскажем, и покажем.

В комнате Лера к Маше меня ревностно не подпускает — всё сама. Одевает дочь и измеряет ей температуру. Чуток выше нормы. Подозреваю, через полчаса Маша будет в полном порядке.

— Убедилась? — я стягиваю с себя футболку, джинсы и заваливаюсь на диван.

— Посмотрим, — Лера хмурится. — Зачем ты таскал Машу по огороду?

— Просто успокаивал и ждал, когда температура спадёт.

— А во дворе нельзя было это сделать? — мать моей дочери задаёт абсолютно резонный вопрос.

— Лер, давай завтра обсудим. Я дико устал.

Маша, сладко зевнув, кладёт голову на плечо маме. Ребёнок тоже вымотался — жар, нервы, оборот. Спать она будет сегодня особенно крепко.

— Покачать? — приподнимаюсь на локтях.

— Нет, — Лера мотает головой. — Ты устал, отдыхай.

Всё-всё, молчу! Не лезу. Забавная она у меня и самая лучшая.

— Давай тогда, — зевнув, опускаюсь на подушку, — я тебя жду.

— Ты на диване спать собираешься? — Лера косится на меня, расхаживая по комнате с дочкой на руках.

Нет, я на диван в трусах просто так улёгся. Ясное дело — собираюсь спать.

— Да. И ты тоже, — отвечаю с довольной улыбкой.

— К-хм…

Прекрасная нота, чтобы закончить не начавшийся спор. Надувной матрас, который я припёр, чтобы не спать на полу, не пригодился. У меня есть женщина, и я хочу засыпать и просыпаться рядом с ней.

Глава 24

Глубокая ночь, а я, мокрая с головы до пяток, выгребаю из леса. У меня сегодня был отвратительный день. Возможно, один из худших в жизни.

С утра всё вроде шло неплохо. Я прибрала в доме, приготовила обед и даже научила Васю колоть дрова. У него стало неплохо получаться. Он так разошёлся, что забыл обо всём на свете. Коло и колол, а я подумала — чего парня от дел отрывать? Короче, пошла в магазин за хлебом сама. Ой, зря-я… Я не знала, что люди больные на всю голову!

Продавщица в магазине сказала, что за хлеб ей нужно дать деньги. Деньги, блин, за хлеб! У нас в стае есть хлебная лавка, но туда все приходят без денег. Просто берут хлеб и уходят. Я понимаю — оплатить сотовую связь. Или там, не знаю… одежду в магазине купить. Но чтобы хлеб за деньги?! Да у них в магазине вообще всё за деньги, ничего бесплатного нет. Дикие какие-то, честное слово. Или просто жадные.