Флаг миноносца - Юлий Анненков

Несколько машин почему-то остановилось. Остальные объезжали их, двигаясь по обочине, в двух шагах от того места, где залегли разведчики. Из остановившихся машин высыпали солдаты. Они громко разговаривали, перекликались, звенели котелками. Журавлев пополз доложить лейтенанту, что Косотруб будет ждать у дороги, пока немцы не уедут. Один из солдат, насвистывая, пошел прямо на Косотруба. В свете фар было видно, как он расстегивает штаны. Косотруб вытащил из ножен плоский штык. Дойдя до самых подсолнухов, солдат раздумал и вернулся назад. Он уселся прямо на дороге, не рискуя углубляться в темные заросли.

- Счастье его, - прошептал Косотруб, засовывая клинок в ножны.

Машины с немецкими солдатами оставались на шоссе до самого рассвета. Косотруб тоже оставался на своем посту. Солнце уже было высоко, когда подъехал открытый "мерседес" в сопровождении бронетранспортера. В легковой машине сидели какие-то большие чины в черных фуражках.

У Косотруба даже зачесались ладони, так хотелось ему швырнуть противотанковую гранату, но он хорошо помнил слова лейтенанта: "Если ты выкинешь какой-нибудь номер - погубишь нас всех и дивизион!"

"Такие шикарные фрицы уходят!" - с сожалением подумал Валерка, провожая глазами "мерседес". За ним тронулись и остальные немецкие машины.

Ночная задержка грозила сорвать выполнение задания. Земсков торопился выехать на шоссе. Первая машина выползла из подсолнухов, когда над полем бреющим полетом прошли два "Мессершмитта-110".

- Орудие к бою! - закричал Сомин.

- Отставить! - приказал Земсков. - Быстро в подсолнухи! Первыми не стрелять.

И снова машины ломали подсолнухи, уходя по разным направлениям в глубь поля. Но "мессеры" уже заметили машины. Срезанные крупнокалиберным пулеметом, валились стебли. Пригнувшись, Сомин побежал по просеке, проложенной еще ночью, нырнул в гущу, пополз, с трудом прокладывая себе путь. На залысине, где подсолнухи почему-то не росли, у сломанного сухого дерева, Сомин увидел яму. Самолеты зашли второй раз, поливая поле из пулеметов. Впервые Сомин был под огнем совершенно один. Ничего не видя, он бросился в яму, но зацепился за сук ремешком нагана и висел, пока сук не обломился. Где-то близко заработал счетверенный пулемет Калины. Оба орудия молчали. Сомина охватил стыд: "Что подумает лейтенант? Только бы поскорее добраться до орудия!" - Он бросался в разные стороны, но видел только ненавистные шершавые стебли. Тяжелые круги подсолнухов показывали ему свою зеленую изнанку. Наконец он выбрался на шоссе, где стояли все три машины. Самолеты уже улетели. В полуторке лежал раненый Калина. Один из бойцов из расчета Клименко был убит.

- Где ж ты был? - накинулся на него Земсков. - Косотруб и Белкин тебя ищут. Мы думали, ты убит. Морду тебе надо набить! Раз они нас обстреляли терять нечего. Надо было открывать огонь, а вы все разбежались к чертовой матери!

Сомин никогда не слышал от Земскова ничего подобного. "Лучше бы в меня попала пуля!" - подумал он.

Лейтенант подавил вспышку гнева:

- Нельзя теряться! Рядом со мной ты - герой, а остался на минуту один - забыл обо всем.

Клименко уже получил свою порцию. Теперь он вместе с бойцами менял на машине пробитый скат. Было уже около двенадцати часов. Снова поехали вперед. День выдался особенно жаркий. К металлическим частям машины невозможно было притронуться. Лейтенант торопил шофера. Тяжелые "зисы" едва поспевали за полуторкой. Но Земскову определенно не везло. Вероятно, те же "мессеры", что обстреляли его машины, подожгли хуторок, через который пролегала дорога. Иссушенные зноем домики, амбары и стога сена полыхали. Взвиваясь по обеим сторонам узкой дороги, языки пламени соединялись над ней, образуя огненную арку. Объехать ее было невозможно, так как по бокам дороги шли глубокие канавы. Земсков решил проскочить сквозь огонь, несмотря на то, что его машины, накаленные солнцем, были загружены до предела боезапасом.

Лейтенант приказал облить водой кабины и борта машин, снарядные ящики, картонные пачки патронов. Воду вылили не только из анкерка, который везли с собой разведчики, но даже из всех фляжек.

- Ни черта из этого не будет, - ворчал Клименко, - лучше бы объехать полем. - Он подошел к глубокой канаве и, скривив губы, покачал головой: Н-да! Попытаться можно, если подкопать...

Машина Сомина стояла рядом. Лавриненко поливал себе голову из фляжки.

- Слышь, командир!.. Старший сержант Клименко правильно говорит. Подорвемся мы там.

Сомин не стал ему отвечать.

- Все готовы? - спросил Земсков. - По машинам. Самый полный!

До горящего хутора оставалось метров пятьсот. Шофер разведчиков сразу набрал скорость. Гришин нажимал изо всех сил, стараясь не отстать. Приоткрыв дверку, Земсков посмотрел назад. Он увидел, что машина Клименко сбавляет скорость и останавливается.

- Трусы! Вперед! - закричал лейтенант. Огонь полыхнул ему в лицо. Отшатнувшись, он захлопнул дверцу. В стеклах кабин прыгало пламя. Те, кто был наверху, лежали плашмя, накрывшись мокрыми плащ-палатками. Когда горящий хутор остался позади, Земсков выглянул из кабины и увидел, что машины Клименко нет. Пришлось остановиться. Земсков дал бинокль Косотрубу и без слов указал на одинокий тополь. Матрос быстро вскарабкался на самую вершину. Он поднес бинокль к глазам и вскрикнул.

- Что там такое? - спросил лейтенант. В ответ он услышал пушечные выстрелы и взрыв. Косотруб не слез, а скатился с тополя:

- Товарищ лейтенант, ходу скорее! Два танка. Прямое попадание. Взорвались наши!

- А танки?

- Пошли в обход через канаву. Ходу, товарищ лейтенант!

Земсков понял все. Клименко всегда был не в меру осторожен. Пока он искал безопасный проход, подошли танки.

До Песчанокопской было еще далеко. В кузове стонал раненый. Иргаш придерживал его большую голову с бледными губами. Косотруб пытался натянуть плащ-палатку, как тент, но на быстром ходу это ему не удавалось.

Земсков развернул на коленях карту. Здесь поблизости был отмечен колодец. Значит, можно будет долить радиаторы, напоить раненого.

Но колодца, обозначенного на карте, не оказалось. Дорога шла на подъем. Колеса вязли в песке, как в снегу. Пришлось включить вторую скорость. Жара все усиливалась. Знойное марево стояло над степью. Горячая пыль обжигала рот, набивалась в глаза и под ногти. Гимнастерки, пропитанные потом и пылью, покрылись бурой коркой. Такого же цвета были и лица бойцов. В ушах у них гудело, очертания предметов расплывались перед глазами, а от мысли, что воды нет, жажда мучила особенно сильно.

Но дело было даже и не в этом. Перегретые моторы начали задыхаться. Из открытых радиаторов валил пар. Особенно плохо было с "зисом" Сомина. Мотор клокотал на высоких нотах с присвистом, с перебоями. В нем появился подозрительный стук.

- Еще минут пятнадцать такой езды - и поплавятся подшипники, - сказал Гришин. Сомин велел ему остановиться. Остановилась и передняя машина. Шоферы подняли капоты моторов, но нелепо было надеяться, что моторы остынут при такой жаре. Густая ржавая жижа бурлила на самом дне радиаторов.

Земсков приказал ехать дальше. Его шофер нехотя сел за руль:

- Все равно скоро станем. Не мы, так "зис". И тогда уже дальше не поедем.

Лейтенант сел на подножку, обхватив лицо ладонями. Он думал о том, что при такой работе моторов прорваться через Песчанокопское все равно не удастся. "Зря командир понадеялся на меня. Дивизион, наверно, уже в бою. Последние снаряды на исходе. Пошли в ход гранаты. Моряки дерутся из последних сил, как на лидере "Ростов". Может быть, комиссар приказал развернуть флаг. Он говорит людям: "Держитесь, братки, держитесь до вечера. Ночью Земсков доставит боезапас. Земсков не подведет, не такой он человек! А я сижу здесь на дороге и жду, пока добрый дядя привезет мне воду".

Земсков встряхнул головой. Морская фуражка упала в пыль. "Моряк называется! Будь на моем месте Николаев или даже Рощин, он нашел бы выход. Все равно поедем! Хоть пешком дойду и взорву снаряды, чтоб они не попали к немцам".

- Заводи моторы! - он поднялся и посмотрел на дорогу. На пригорке клубилось облачко пыли. Земсков подал команду "К бою!", велел разобрать гранаты. Разведчики залегли с автоматами по краям дороги. Сквозь стебельки чахлой выгоревшей травы Земсков видел, что облако пыли приближается. Оно двигалось очень медленно. Машина давно была бы здесь. "Что же это такое?" - недоумевал Земсков.

Облако пыли было поднято тремя крестьянскими телегами, нагруженными домашним скарбом. Это были беженцы. На передней телеге среди пропыленных красных подушек и дедовских сундуков сидели женщина с грудным ребенком и девочка постарше. Старик с клочковатой бородой держал вожжи. Заморенные лошади еле передвигали ноги.

Когда телега поравнялась с машиной, Земсков положил руку на понурую шею лошади. Старик натянул вожжи.

Земсков сказал только одно слово: