Потанцуй со мной (СИ) - П. Белинская Анна

Жмется, всеми своими молекулами вжимается в мое тело. Закрываю глаза и позволяю себе чувствовать.

— Это ты не понимаешь, — нежно касается губами лопатки. — Я люблю тебя, — осыпает мелкими обжигающими поцелуями кожу спины.

— Глупая, — качаю головой. — Это не любовь, слышишь? Тебе кажется. Так бывает, когда…

— Я люблю тебя, — кусает больно, мстит зараза. — Я знаю. Я чувствую это.

Наверное, я должен радоваться, узнав, что стал первым, но я нихера не рад. Если бы знал, между нами не произошло всего этого. Я переболел бы, пусть бы ломало, но оставил девчонке свободу: от себя, от ненужных ни ей, ни мне чувств и зависимостей. А теперь… В полной тишине маленькими пальчиками выводит буквы на моей спине: Л, Ю, Б, Л, Ю…

Что ж ты творишь, дуреха?

— Костя? — зовет меня тихо.

— М-м?

— Я тебя не отпущу.

— Я понял.

33. Константин

— Как себя чувствуешь? — удерживаю ладонь на ее затылке и ненавязчиво массирую шейку. Кожа под ладонью, как шелк, только нежнее. Можно было и не спрашивать о том, что и так видно по довольному выражению лица и хмельной глупой улыбке: Цыганка всю дорогу от отеля до ее дома орала во все горло песни своего плей-листа и смеялась точно накуренная, заставив опустить окна и ловить встречный ветер.

А сейчас она молчит и закатывает глаза от небрежной ласки. Ластится словно домашняя сытая кошка, вызывая во мне стихию диаметрально противоположных чувств: от осознания, что я — у нее первый, до — что мне теперь с этим делать. Хотя всё очевидно.

— Лучше всех! — мурлычет Юлька и тянется к мои губам.

Отстегиваю ремень безопасности, чтобы удобнее было податься вперед и притянуть девчонку ближе. Прощальный поцелуй выходит слишком откровенным, и я вновь чувствую желание, которое крепнет с каждым случайным стоном. Это какое-то безумное наваждение!

Она первая отрывается и смотрит хитро в глаза. Знает, как действует на меня, зараза, и нагло этим пользуется.

— Добилась своего, да? — откидываю голову назад и прикрываю глаза. Мне необходима пара секунд и несколько глубоких вдохов, чтобы привести себя в здравое состояние.

— Своего, ага! — слышу, как ее губы улыбаются. Мне не нужно видеть. Я настроен на нее ментально. — Мой Костик! — хохотнув, касается прохладными пальчиками моих опущенных век. Она часто так делает. Но мне нравится.

Костик… черт! Костиком последний раз меня называла мама лет двадцать назад, а я бесился. Всегда ненавидел эту фривольную форму своего имени.

А сейчас что же? Позволю?

Прислушиваюсь к себе. Нормально.

А вот короткое слово «мой» цепляет своим объемным значением. Касательно задевает мой эгоизм и бьет по независимости. Я никогда не был чьим-то. Принадлежал исключительно себе и не играл по чужим правилам. Но Юлия, чертова Сурикова, умело меняет настройки и делает из меня безвольного игрока в своих изящных руках.

— Мы договорились, ты помнишь? — решаю повторить с ней всё то, о чем сказал ей в отеле. Не хочу, чтобы она утопала в иллюзиях и строила заоблачные планы. Я дал нам время. Время на эти странные отношения до тех пор, пока ей не наскучит, пока от меня не устанет и не скажет, что пора уходить.

Ей всего двадцать лет, и я прекрасно понимаю, что ничего не вечно. Даже ее влюбленность и клятвы, которыми она осыпала меня в гостиничном номере. Всё когда — нибудь проходит… пройдет и она. Уйдет из моей жизни стремительно, как и вошла, а держать я не буду.

Позже, повзрослев и поумнев, она будет чувствовать потребность семьи, материнства и всего прочего, для чего рождена женщина, а я ей дать не смогу. И тогда я ее отпущу…

Я даю нам время, пока она дает мне себя…

— Да помню я, — раздражается мелкая и обиженно складывает руки на груди. Пусть бесится, злится, но она должна знать. Я предельно честен с ней и умереть в один день не обещаю.

— Тогда беги.

— Когда мы увидимся? — поворачивается, вновь превращаясь в игривое существо. У нее удивительное качество — она не умеет долго находится в одном состоянии настроения. Ее эмоции разгоняются от «пошел нахер» до «люблю» за считанные секунды. Это еще раз доказывает нашу с ней разницу в возрасте, когда ты наученный жизнью мужик, умеющий владеть собственными переменами нестроения, а она — юная беззаботная девчонка.

— У тебя экзамен в пятницу?

Кивает и улыбается.

— Заберу после экзамена.

— Значит завтра мы не увидимся? — по-детски выпячивает нижнюю губку вперед.

— Завтра ты будешь готовиться. Иди, Юлька, — возможно это выглядит, как желание поскорее от нее избавиться, но это не так. Если она сейчас не уйдет, я снова сорвусь, потому что эти грешные сладкие губы снова манят себя целовать.

— Ну ладно, — печалиться мелкая и берется за ручку двери, — я буду скучать! — озорно подмигивает.

Улыбаюсь. Маленькая такая, дурная.

— Ой, забыла, — вдруг спохватывается. Ее настроение мгновенно меняется, заставляя насторожиться и меня. — Кость, всё хочу тебя спросить. А что там с тем неизвестным номером? Не узнавал?

Да черта с два — не узнавал. Только порадовать мне ее нечем.

— Сим-карта левая. Ни на кого не зарегистрирована, — сжимаю яростно руль. — Может ты мне всё-таки расскажешь, что было в тех сообщениях?

Симка-однодневка. Детализация звонков и сообщений ничего не дала, потому что с этого номера никто ни разу не звонил и не отправлял сообщений, видимо, кроме тех, которые ей приходили с установленного мессенджера, и которые у меня возможности извлечь нет. Мои ребята держат руку на пульсе и, если телефон включится, они запросто запеленгуют сигнал. Но он, сука, молчит.

— Забей! — отрицательно крутит головой. — Неважно! — улыбается. — Уже неважно!

С хрена ли там, неважно. Все равно из-под земли достану. Главное, чтобы та паскуда включила трубку, а дальше дело техники.

Юлька, хохоча, выпрыгивает из машины и оббегает капот. Подходит к моему опущенному окну и сует свою макушку в салон. Ловлю ее губы до такого, как она успевает это сделать сама.

Черт, да что ж так трудно оторваться — то?

Но приходится.

— Люблю тебя, — шепчут ее влажные яркие губы, а глаза горят зияющей темнотой.

— Юль, — не хочу, чтобы говорила. Не хочу, потому что не могу ей взаимно ответить.

— Люблю, — настаивает бестолковая.

— Выпорю.

— Люблю, — отходит от машины и виляя своими узкими, но, зараза, аппетитными бедрами, направляется к своему подъезду.

Качаю головой и усмехаюсь. Связался, блть. Детский сад, е-мое.

— Люблю! — орет на весь двор, оборачиваясь, показывает язык и скрывается за подъездной дверью.

Ну попал ты, Романов…. на детский, блть, утренник….

34. Юля

— Ал, может мне покрасить концы в свой родной цвет? — накручиваю сиреневую прядку на указательный палец. Последнее время мне стало казаться, что я выгляжу нелепо с этим подростковым цветом волос. Романов и так всячески дает мне понять, что воспринимает меня как ребенка.

— Дура, что ли? — фыркает Рюмина и подмигивает двум парням, шагающим нам на встречу. — Это твоя изюминка. Привет, мальчики! — приторно расплывается своей фирменной рюминовской улыбкой.

Закатываю глаза и подхватываю Алку под локоть.

— Мы не за этим сюда пришли, забыла? — шиплю на подругу. — Давай в этот, — затаскиваю Рюмину в отдел женского нижнего белья.

— Разве с тобой забудешь? — усмехается Аллочка и подходит к самой крайней стойке с комплектами. — Примерно понимаешь, чем хочешь соблазнять своего пижонского Костюма? — подруга трясёт перед моим носом бюстгальтером такого размера, в чашке которого поместилась бы моя голова. Или две.

— Перестань его так называть, — раздражаюсь и выхватываю из рук Алки шапки для сиамских близнецов. — Это не мой размер.

— Думаешь здесь бывает минус второй? — деланно задумывается подруга, а потом начинает ржать.