Теория страсти - Сандра Мэй

— Боже мой, док, вы только посмотрите…

— Здравствуйте, миссис Смит. Профессор, если я не вовремя…

Профессор торопливо нацепил очки и уставился на посетительницу. Очень хороша! Голубые глаза, черные ресницы, высокие скулы, румянец. Помада ей очень к лицу, коралловая, нежная. Где-то он ее видел, но, конечно, не вспомнит. Не часто она посещала лекции, это уж точно.

— Прошу вас, мисс. У вас ко мне дело?

— Да, конечно. Скоро защита.

— Вы написали курсовую?

— Вообще-то диплом.

— О, замечательно. Кто ваш научный руководитель?

Где же он ее видел? И что, черт побери, творится с Джейн? Девочка мила, даже красавица, но с каких это пор Джейн впадает в транс от женской красоты?

— Так кто у нас научный руководитель?

— Вообще-то вы, профессор.

Профессор Малколм открыл рот. Закрыл его.

Оглянулся на Джейн в надежде на быструю и тактичную помощь. Красавица в зеленом наклонилась вперед, протянула руку с ухоженными ноготками, положила ее на пухлую папку, лежавшую перед профессором.

— «Любовь как психологический феномен. Иллюзии и реальность». Вы обещали мне всех зубров с кафедры.

Профессор Малколм окаменел. Превратился в соляной столп, в памятник самому себе. Рядом продолжала стоять столбом верная Джейн. Красавица улыбнулась, отчего на щеках заиграли ямочки.

— Профессор Малколм, это я, Констанция Шелтон. Вы меня забыли за лето?

Профессор выдохнул воздух, застрявший в горле, и тихо произнес:

— Этого не может быть! Нет, этого просто не может быть! Скажите, что это розыгрыш. Шутка. Студенческий капустник. Пожалейте старика.

— Но это я! Ваша студентка.

— Констанция! Мисс Шелтон! Бог мой, я просто потрясен! Вы меня простите, ради всего святого, я веду себя бестактно, но… это немыслимо! Это — чудо.

Она рассмеялась. Звонко, мелодично, весело, ничуть не обижаясь на профессора Малколма.

— Честно говоря, я рассчитывала вас удивить, но не ожидала такого успеха. Здравствуйте, профессор.

— Здравствуйте, здравствуйте, моя девочка, я ужасно рад вас видеть! Джейн, да скажите же!

— Да. Здравствуйте, мисс Шелтон. Вам вполне удалось нас удивить.

— Значит, отдых удался? Вы прелестно выглядите. Зеленое вам страшно идет. Как работа? Удалось ли собрать… э-э-э, материал?

Констанция посерьезнела, но не настолько, чтобы превратиться в прежнюю Зануду Шелтон.

— Удалось. Правда, не совсем так, как я думала. Честно говоря, работа приобрела совсем другой вид.

— Вы переписали реферат?

— О да.

— В этом не было такой уж необходимости. Многое там спорно, но вполне достойно обсуждения и…

Констанция шагнула ближе, и на профессора повеяло ароматом тропических цветов.

— Профессор, давайте говорить откровенно. Моя работа — это чушь и полная ахинея.

— Я… мисс Шелтон…

— Набор псевдонаучных терминов. Ерунда. Ухо от селедки. Ее было необходимо переписать, как же иначе. Я принесла новый вариант. Он немного меньше по объему, зато всеобъемлющ, уж простите мою самоуверенность.

Она положила перед профессором переплетенный в хорошую кожу том. Встала, поправила волосы, улыбнулась.

— Вы прочтете его без меня, а я хочу сказать вам только одно. Спасибо вам. Вы даже не представляете, ЧТО вы для меня сделали.

— Дорогая девочка, у нас с вами впереди еще целая научная жизнь, рано меня благодарить.

— Нет, профессор Малколм. Самое время. Это мой последний труд. Я собираюсь уехать из Канады, заняться практикой.

— Но диплом…

— Возможно, это не самое главное. Наверняка не самое главное. Гораздо важнее то, что я поняла и узнала, пока работала над ним. Спасибо вам. И до свидания.

Она повернулась и вышла из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Некоторое время профессор Малколм молчал, потом перевел взгляд на Джейн Смит. Она улыбалась, глядя на закрытую дверь.

— Джейн! Вы что-нибудь понимаете?

— Да. Вы — гений.

— Ах, да оставьте вы, ради Бога! Что она выдумала! Вы же уже начали рассылку.

— Всего два экземпляра. И послала только вчера. Позвоню, предупрежу. Будете читать сейчас?

— Да, разумеется! Не соединяйте меня ни с кем.

Джейн Смит успела только вернуться на свое место в приемной, как голос профессора раздался вновь.

— Джейн! Идите-ка сюда.

Она подошла, заглянула через плечо. На титульном листе красивым четким почерком было выведено:

«Петрарка. Данте. Шекспир. Сонеты» Профессор растерянно перелистывал страницы.

— Джейн, она переписала их от руки. Прекрасный, кстати, почерк. Что это значит, вы мне можете объяснить?

— Могу. Но не буду.

— Почему?

— Знаете, что сказала мне моя невестка? Жизнь, любовь и страсть не терпят теории.

Констанция вышла из профессорского корпуса, огляделась по сторонам и радостно замахала рукой группе студентов. В группе преобладали юноши, но несомненным украшением коллектива служила Роксана Жилье, вся в белом и голубом, на высоченных шпильках и с умопомрачительным маникюром.

— Конни! Как ты быстро. Мы уже хотели подождать тебя в кафе.

— Секундное дело. Я же говорила.

— Не могу поверить. Ты серьезно забрала документы?

— Формально — нет, но вообще-то да. Профессору пока говорить не стала, уж больно хорошо все получилось.

— Он обалдел?

— Рокси, ты же филолог!

— Но он обалдел?

— Да.

— Отлично! Ну что, можем ехать? Мальчики, кто везет нас с Конни?

Студенты загалдели, вспыхнула шутливая перебранка, а потом Рокси недовольно нахмурилась.

— У меня от жары, что ли? Что это жужжит?

Все замолчали, прислушиваясь. Конни неожиданно побледнела, а потом сразу заалелась, как маков цвет. Тонкие пальцы одной руки стиснули ремешок сумочки, вторую руку девушка прижала к животу…

Все с удивлением оглядывались, а потом кто-то из парней изумленно вскинул руку, указывая в небо:

— Вот это да! Жужжит-то эта штука! Кто это может быть?

И тогда Конни произнесла отчетливо и нежно, словно впав в некий транс:

— Не обращайте внимания, джентльмены. Это мой друг. Ричард Джордан.

Белый четырехместный «дуглас-дакота» лихо приземлился на газоне университета. Открылась дверь, и огненно-рыжий парень легко и упруго спрыгнул на землю.

— Экипаж нашего лайнера приветствует тебя, мисс Шелтон! Летим?

… Потом Роксана Жилье клялась и божилась, что Конни не просто побежала навстречу рыжему парню. Она полетела, не касаясь ногами травы, раскинув руки, смеясь и плача одновременно, повторяя, как безумная, только одну фразу:

— Господи, как же это просто… любить!