Метро до Африки - Дарья Донцова

– Да, ходила! – с вызовом ответила она. – А что, нельзя?

– Зачем?

– Я хотела рассказать Моргаловой правду о Саше, – угрюмо пояснила Ира. – Что он сначала на мне хотел жениться, а когда узнал, что мой отец якобы деньги проиграл, к ней переметнулся. Из женской солидарности пришла, предупредить!

– Ясно, – кивнула я. – Визит прошел успешно?

– Она меня сначала впустила, даже на кухню провела, а потом выгнала, – мрачно ответила Ира.

– Ладно, это неинтересно, – отмахнулась я. – Дальше что?

– Ничего, – пожала плечами Ира. – Девка Сашу выперла, он в тот день с ней так и не поговорил. А потом решил бежать.

– Почему?

Зайцева начала пальцем собирать крошки с блюда.

– Мужик опять звонить начал! Или это баба была? Саша так и не понял. В общем, его пугали, требовали денег…

Я молча смотрела на Иру. Она мне сейчас врет? Или в самом деле поверила лжи, которую выдал ей Саша? Скорей всего, Юля, Саша и Полина влипли в малоприятную историю. Парень был очень напуган и намылился удрать, бросить девушек на произвол судьбы. Решение о побеге пришло в его голову спонтанно, вот ему и пришлось клянчить деньги у прежней возлюбленной. К Юлии или Полине он по понятным причинам обратиться не мог.

– И где Филимонов? – спросила я.

– Говорила же, он в Прибалтику уехал, – напомнила Ирина.

Я повертела пустую кофейную чашку. Может, Саша сначала убил Моргалову, потом треснул Дегтярева по голове не оставляющим следов предметом и, испугавшись содеянного, поспешил замести следы?

– Вы провожали его до поезда? – повернулась я к Ире.

– Нет, – коротко ответила толстуха.

– Откуда вы тогда знаете про Прибалтику?

– Саша сказал: «Я поеду в Ригу».

– И ваш разговор происходил в кафе «Быстроцыпа» на площади трех вокзалов?

– Мне что, сначала все повторить? – огрызнулась Ира.

– Нет, спасибо, не надо, – спокойно отреагировала я.

– Он встал, взял сумку, – словно не слыша меня, продолжала Зайцева, – и сказал: «Пока! Деньги верну через месяц. Я побежал, поезд через десять минут».

Я вынула сигареты. Поезда в Латвию уходят с Рижского вокзала, а Саша брал деньги у Зайцевой в забегаловке на площади, где расположены Ленинградский, Ярославский и Казанский. Значит, парень отчаянно врал. Либо он уехал не в Ригу, а, допустим, в Питер, либо находится в Москве. Столица огромна, спрятаться в ней плевое дело. Лично я предпочла бы затеряться в каком-нибудь спальном районе, где массово селятся гастарбайтеры. И Ире он точно наплел сто бочек вранья. Не было никаких звонков с таинственным голосом!

– Значит, Юлю таки убили? – с плохо скрываемым удовольствием уточнила Ира. – Допрыгалась! Очень хорошо, что я вовремя отошла от Жуковой с Филимоновым! Мои родители сразу их раскусили, и…

– Попытайтесь вспомнить, что Саша говорил о Юле, – оборвала я Ирину.

– Обеспеченная, много денег… э… была замужем… вроде ей богатство в наследство досталось… – наморщила лоб Зайцева. – Все!

– О ее подругах не упоминал?

– Мы с Сашей об этой идиотке много не говорили! – взвилась Ирина. – Это мне неинтересно! Между прочим, вы милиция, вам лучше знать! Чего меня терзаете? Я все рассказала! Саша в Риге, ищите его там.

– Спасибо за совет, – кивнула я, – непременно пошлю запрос. Но сейчас речь о Юле, о ее контактах. Можете кого-нибудь назвать?

– Конечно, нет, – хмыкнула Ирина, – Жукову допрашивайте!

– Ее нет на работе.

– Небось бухает.

– Полина алкоголичка? – удивилась я. – Позвольте вам не поверить. В больнице о девушке отзываются положительно.

Ира засмеялась.

– Да уж, она умеет прикидываться! Знаете, как Жукова поступает? Два дня гудит, в выходные наливается. Я-то знаю! Еще когда мы дружили, она могла на пару дней исчезнуть, а потом появлялась, словно ничегошеньки не случилось. Куда уматывала? Бухала небось.

– Может, к любовнику ездила?

– Чего ж тогда она у него не поселилась? – развеселилась толстуха. – А все с братом в одной комнатенке теснилась?

– Разное случается, – вздохнула я. – Предположим, он женат и мог впустить любовницу только на время отсутствия супруги.

– Не-а, – затрясла головой Ира. – Я видела, какая она возвращалась: морда синяя, глаза красные, руки трясутся… Типичная картина похмелья. Женский алкоголизм хуже мужского, практически не лечится, но бабы до последнего держатся, стыдно им признаться. Вечером остекленевшие, утром как ни в чем не бывало на работу выходят. Порой дети о дружбе мамы с бутылкой не догадываются. Полина из таких. Жукова сегодня на службу не явилась? Это первый симптом конца. В следующую смену припрет, наврет про внезапную болезнь. Ей сперва поверят. И во второй раз прокатит, и в третий… А потом глаза у людей раскроются или Полину у шкафа со спиртом поймают. Ничем хорошим это не кончится! Я точно знаю! Еще увижу ее позор.

Глава 22

Не продвинувшись в своих поисках даже на сантиметр, я поехала домой, пытаясь по дороге составить план действий.

Первое – необходимо еще раз побеседовать с Жуковой. Завтра в семь утра я приеду на квартиру к Полине. Почему не хочу сегодня встретиться с ней? Ведь вероятно, что Жукова скоро вернется из того места, где она, по словам Ирины, напивается до невменяемого состояния. А есть один нюанс.

В свое время Дегтярев рассказал мне о некоторых психологических аспектах ареста. Как сейчас помню, мы сидели в гостиной и смотрели детективный сериал. Неожиданно Александр Михайлович развеселился и стал считать ляпы, допущенные создателями ленты.

– Смотри, смотри, – тыкал он пальцем в экран, – эксперт берет улику голыми руками, без перчаток. Да еще время смерти назвал до минуты. Без вскрытия. Ну, специалист! И где понятые при обыске? Их не позвали?

– А еще группа ворвалась в квартиру рано утром, – добавила я. – Чего в восемь приехали? Вон, преступник спросонья глазами хлопает!

– Ну это как раз правильно, – неохотно признал Дегтярев. – Когда человека из кровати вытаскиваешь, он от неожиданности теряется и выкладывает правду. На мой взгляд, если есть выбор, лучше нагрянуть до восхода солнца, чем на закате. Имеются разные уловки, о них наши опытные сотрудники хорошо знают.

– И какие же? – заинтересовалась я.

– Ну, допустим: привез задержанного в контору – сразу допрашивай. Он в стрессе, времени обдумать ответы не было. Те, кто впервые оказывается за решеткой, очень нервничают, и есть большой шанс сломать преступника. Не удалось разговорить фигуранта – отправь в камеру и забудь о нем.

– То есть как? Совсем какое-то время с ним не беседовать?

Дегтярев кивнул.

– Психология. Вот смотри. Утром его взяли, допросили, но наш кадр стиснул зубы и решительно от всего открещивается. Увели его в камеру. И чем парень вечером занимался, как ночь провел? Безмя­тежно?

– Сомневаюсь.

– Я тоже. Он ворочался и размышлял, что завтра на допросе скажет, продумал тактику, стратегию, подготовился, ждет вызова… и тут облом! Не позвали его никуда. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. И что прикажешь ему думать? Ведь допрос – это обоюдный обмен информацией, я у преступника правду выуживаю, но и он у меня кое-что узнать пытается. А тут полнейший информационный вакуум. Ясное дело, нервы разыгрываются, подготовленная линия поведения летит к черту. И тут наконец-то его вызывают! Ведет конвойный задержанного, а навстречу по коридору другой сотрудник сопровождает подельника нашего арестованного…

Александр Михайлович усмехнулся.

– Учись, пока я жив. Если попадешь в СИЗО, будь внимательна, не ведись на ментовские штучки, не попадайся на подставы. Ну, например: преступника и его приятеля в коридоре проводят мимо друг друга. Тебя насторожит такой поворот событий?

– Да нет. Что тут особенного? Коридор-то общий.

– Общий-то он общий, – кивнул Дегтярев, – только имеется строгое правило: если навстречу направляются двое задержанных, то один из конвойных приказывает своему подопечному: «Встать лицом к стене, ноги на ширине плеч, руки за спину, взгляд в пол!» А тут вдруг они спокойно топают мимо, можно даже подмигнуть. Почему? Не иначе как хотят, чтобы фигуранты хорошо разглядели друг друга. Конвой – он не размышляет, а действует автоматически, соблюдая инструкцию. И вдруг внезапный прокол? Нет, значит, такова была инструкция. И еще. Если попадешь в СИЗО, не ловись на примитивную удочку вроде заявления: «Ваш соучастник уже все рассказал, ­если хотите облегчить свою участь, признавайтесь». Скорей всего, у следователя ничего нет, он блефует. Держись намертво, требуй очную ставку, если хорошо знаешь автограф сообщника, проси показать подписанный им протокол. И помни: чем меньше говоришь, тем лучше. Если ты, конечно, не серийный убийца с сорока трупами в анамнезе.

– А почему маньяк должен откровенничать? – ошарашенно поинтересовалась я.

– Дольше проживет, – вздохнул полковник. – Станет по одному убитому выдавать, пойдет волокита: выезд на место преступления и так далее. Опишут одно дело, а мерзавец про второе сообщит, да еще будет путаться, где останки зарыл. Жвачка потянется на годы. Серийный душегуб понимает: ему лучше в СИЗО, а на пожизненном, при особом режиме, ой как несладко. Знаешь, что бы я сделал, назначь меня кто-то министром образования?