Мятежники - Юлия Глезарова

Матвей уже хотел заговорить о ценах на зерно, о повсеместном оскудении, опустении и обнищании, но сдержался – Сергей не любил таких разговоров. Он тратил много больше своего жалования – а разница приходила из Хомутца.

– Никита! – громко позвал Матвей.

Заспанный слуга возник на пороге.

– Чего изволите?

– Гнедую мне оседлай. – Матвей обернулся к брату, – поедешь со мной, прокатимся? – Сергей отрицательно качнул головой. – Никита! – грозно рявкнул Матвей. – Рот закрой, муха влетит! да что же это у тебя – постель стоит неубранная? Михаил Павлович уехал уже…

– Так Сергей Иванович не приказывали… – начал оправдываться Никита, зевая.

– Оставь его, – произнес Сергей, – он тут не при чем, это я приказал пока не убирать…

– Оне приказали не убирать! – подтвердил Никита, тараща глаза.

Матвей махнул рукой и вышел из комнаты.

– Ша-а-а-а-гом а-арш!

Пятая мушкетерская рота Черниговского полка маршировала на плацу. Плац, утоптанный до белизны, окружали низенькие грязные домишки, покосившиеся, посеревшие от дождя и снега деревянные заборы, кучи мусора.

Подъезжая к площади, Матвей услышал слова команды, нестройный топот ног, хриплую, отрывистую брань.

– Мать твою ети, Дубов! Дубина ты деревенская! Ты когда научишься право-лево различать, мудила! Фельдфебель! Десять палок ему, чтоб понятливей был!

Перед шеренгой солдат стоял низкорослый офицер в поношенном мундире. На опухшем красном лице рыжими кустиками выделялись взъерошенные брови. Глаза были белыми от привычного раздражения.

– Слушаюсь, ваше благородие!

Матвей выехал на площадь в тот самый момент, когда с худенького малорослого солдатика снимали рубаху. Фельдфебель уже стоял рядом, усмехаясь в прокуренные усы. Солдатик не упирался, но на его лице был написан ужас перед наказанием, костлявые плечи дрожали мелкой дрожью.

Матвей натянул поводья, остановился, спрыгнул с седла. Подошел к офицеру.

– Здравствуйте, Кузьмин.

– А-а, это вы… – пробурчал офицер. – Сергея Ивановича приехали навестить?

Солдатика подвели к стоящей на плацу скамейке. Он обреченно перекрестился и лег на нее, закрыв голову руками.

– Прекратите, – тихо сказал Матвей, положив руку на плечо Кузьмина.

– Что?

– Отмените приказание. Мужик вчера из деревни, вы хотите, чтобы он вам еще право-лево различал? Поинтересуйтесь у Сергея Ивановича: мы и не таких в Семеновском полку фрунту учили. И без палок. А начнете бить – он у вас совсем отупеет, поверьте… Отмените приказ, поручик, я вас прошу…

– Да вы что, господин Муравьев?! – вполне искренне удивился Кузьмин, – они же другого языка не понимают.

– А вы пробовали?

– Вы, господин Муравьев много себе позволяете…

– Извольте, я дам вам сатисфакцию, если угодно… Но завтра. А сейчас вы отмените ваше приказание… Или я сделаю это сам…

– Сатисфакцию? – выцветшие от гнева глаза поручика блуждали по заледеневшему лицу Матвея.

– От-ставить! Дубов! Встань в строй, мать твою ети! – хриплым сорванным голосом крикнул Кузьмин. Схватил Матвея за отворот сюртука, и притянул к себе: Теперь, сударь, дело за са-тис-фак-цией!..

– Я остановился у брата, господин поручик, – спокойно сказал Матвей, – можете прислать ко мне секундантов.

Сергей спал на так и не убранной постели Мишеля. Раскрытая книга лежала на полу, свесившаяся рука почти касалась ее. Матвей решительно встряхнул сонную, безвольную руку. Сергей тотчас открыл глаза.

– Проснись, ленивец, – не без жестокого удовольствия произнес Матвей, – у меня завтра дуэль.

– С кем? – произнес Сергей, беспомощно моргая.

– С Кузьминым. Он на площади солдат бил… Пока ты тут спишь, да мечтаниям сладким предаешься…

Сергей вскочил, стал одеваться.

– Сколько раз его просил, уговаривал, – пробормотал он, не попадая ногою в штанину, – пока смотрю за ними – все ничего, а стоит отвернуться… Неужели, дуэль, Матюша? Он ведь стреляет порядочно… Ты, поди, уже несколько лет пистолета в руках не держал…

– Ничего, Сережа, на все воля Божья…

Сергей торопливо натягивал сюртук.

– Никита! – крикнул он, – сапоги подай! И шпагу!

– Ты куда?

– К Кузьмину. Надо дело уладить…

– Не смей. Он скотина, таких учить надо.

– А если убьет?

– Тогда сие ему уроком послужит… Впрочем, мы еще посмотрим, кто кого убьет. Никита, уходи, не надо сапог.

– Никита, давай сапоги. И шпагу не забудь!

– Слушаюсь-с…

– Сиди дома! – крикнул Сергей с порога, – я скоро!

– Вы, поручик, не только мой приказ не выполняете. В уставе воинском сказано: рекрут при обучении не бить! Сам бы увидел – сделал бы то же самое, что и брат! Вы бы и со мной драться стали?

– С вами бы не стал, господин подполковник, – нагло засмеялся Кузьмин, – а брату вашему пулю в лоб вкачу с превеликим удовольствием. Завтра, на рассвете, так ему и передайте… Вот господин Щепилло секундантом моим стать согласился.

– Нет, это невозможно. Поймите, поручик, брат не хотел вас оскорбить…

– Вы готовы за него извиниться?

– Все что угодно, лишь бы дуэли избежать. Хотите, на колени встану?

Не дожидаясь ответа, Сергей опустился на колени.

Изумленный поручик вскочил из-за стола.

– Не надо, Сергей Иванович! Еще хозяйка взойдет…

Сергей схватил Кузьмина за руку.

– Анастасий Дмитриевич, – тихо проговорил он, – умоляю вас, не надо… Это глупо, бессмысленно. Ничья честь не задета, вы ведь сами знаете, что виноваты… Я вам приказал солдат не бить, вы воспользовались моим отсутствием… По-хорошему, я могу вас на невыполнение приказа взысканию подвергнуть, но я не хочу… Прошу вас, не надо дуэли…

– Хорошо, Бог с вами.

– У вас горилка есть, поручик?

– Как не быть, господин подполковник… Прикажете подать?

– Давайте.

Кузьмин засуетился, выглянул на кухню. Сергей присел возле стола, обвел глазами унылую комнатенку: железная кровать, табурет, лубочные картинки на стене, в углу – покрытая пылью гитара.

Лафитничек звякнул пробкою, крепкая влага полилась в мутные стопки.

– Пожалуйте, господин подполковник…

Кузьмин от смущения покраснел еще больше, рыжие брови на кирпичном лице, прорезанном жесткими складками, казались совсем белесыми.

– Анастасий Дмитриевич, – Сергей осторожно поднял рюмку, – если я еще раз увижу или узнаю, что вы солдат бьете, я сам с вами стреляться буду…

– Помилуйте, Сергей Иванович, как можно?! – воскликнул Кузьмин, – да у меня на вас и рука-то не поднимется! Да и с братом вашим, признаю, погорячился! Вы же знаете – я человек горячий! Непорядку всякого не терплю!

– Вот и отлично, – улыбнулся Сергей, – значит, все улажено? Так, Анастас?

Кузьмин опрокинул стопку в горло, резко выдохнул, крякнул.

– Твое здоровье, батальонный! – молодцевато, по-солдатски гаркнул он, – много я встречал людей, но такие, как ты, мне раньше не попадались…

Сергей вернулся к себе на квартиру поздно. Грубый, тяжелый хмель гудел в голове. Отмахнувшись от Никиты, сам стянул сапоги, отстегнул шпагу.

– Матвей! – крикнул он, – Матюша! Кузьмин тебе просил передать, что он… погорячился.

Матвей устало пожал плечами.

– Значит, не будет дуэли… Ложись спать, Сережа, ты пьян…

Сергей беззвучно рассмеялся, глядя на Матвея.

– Какой ты смешной, Матюша! Неужели ты думал, что я позволю Кузьмину тебя убить? Ты меня совсем не знаешь… Господи, какой же ты серьезный! Брат! Родной мой, милый…

Он с нежностью протянул к Матвею руки.

– Ложись спать, – пробормотал Матвей, отвернувшись, – завтра поговорим…

– Нет, погоди, я сегодня хочу… – Сергей с трудом обогнув стул, подошел к брату, обнял его, пьяной тяжестью повис на плече. – Вот помру я… вспомнишь… все вспомнишь…

– Сережа, прекрати, Бога ради… Пойдем, я тебя уложу…

– Я здесь лягу, – Сергей опустился на диван, где лежала все еще неубранная постель, – я здесь хочу…

Он положил голову на подушку, закрыл глаза.

– Ну, спи здесь, – Матвей укрыл брата одеялом, подобрал валяющиеся на полу сапоги, – спокойной ночи, Сережа.

Сердито дунул на свечу, взялся за ручку двери.

– Матюша! – окликнул его Сергей.

– Чего тебе?

– Ты прости, что я пьян… Это мы с Кузьминым мирились… Не уходи… Сядь… Посиди со мной…

Матвей с едва уловимым вздохом присел на краешек дивана.

– Ну что тебе? – повторил он устало.

– Ничего… просто так… Я вот что хотел сказать тебе, брат. Ты не думай… не думай плохого про меня… Я, конечно, дурной человек, у меня в душе столько всего мерзкого, грязного… передать невозможно. Только все равно, все равно… я тебя люблю… а Мишель – сие страсть, сие ненадолго, я знаю. Такое долго вытерпеть нельзя. А тебя я всю жизнь… и потом, когда помру… любить буду. Прости… брат… брат… не уходи, не беги от меня… посиди еще. Дай руку… вот так…

Сергей схватил руку брата, судорожно сжал ее, поднес к губам, принялся целовать. Матвей осторожно высвободил свои пальцы.