Крайний случай - Андрей Викторович Дробот

негде. Разве что в одном или двух кафе. Присела. Обзор хороший – прямо со стула можно Кремль разглядывать. Дорого все. Но один раз можно. Рядом, судя по говору, весело проводила время шумная компания немецких туристов. Так и хотелось их спросить: «Стоило ли воевать, чтобы на Красной площади ходить, смеяться и «баварское» пить?»

– Удивительного много. Есть на автомобильной трассе между Тюменью и Омском село Говнец. – ожил Володя. – Представляете, как его жителей зовут! Но дело не в этом. Еще недавно оно звалось Говново, а теперь вот переименовано. Чем Говнец лучше Говново? Непонятно. Может, село так называлось до революции. Последние годы ж многие города переименовывали…

Ночью Володю мучил сушняк. Он потихоньку вставал, чтобы не разбудить спящих женщин. Пристально смотрел на них – проверял, не проснулись ли? Брал со стола их пластиковые бутылки с водой. Очень осторожно откручивал пробку, чтобы, не дай бог, газ с шумом не вырвался, и прямо из горла пил, пил, пил....

***

Пора кушать

«Человек, как птица, любит напеть…»

Поздним утром, как запоздалый петух, пропела баба Ира:

– Есть хочу. Кушать.

Она встала и пошла за кипятком. Володя откупорил вторую бутылку пива. По вагону побежали продавцы, аппетитно запахло сушеными супами…

Баба Ира, заваривая чай:

– Жили в Нефтеюганске, так вода была грязная, желтая с накипью. Осадка в чайнике на два пальца скапливалось. Уж что это за осадок был, не знаю. Может, нефть с болотиной перемешались. Мыться в такой воде страшно. Когда переехали в Краснодарский край, так накупаться не могли.

– А сейчас вода какая? – спросила Алла.

– Сын в отпуск приезжает с детьми, так сразу под душ лезет и не накупается, и не намоется. Видать, вода такая же и осталась.

– Народ пьет по-страшному, – сказала Галя, поглядывая на соседа. – У нас в деревне пьянчужка жила. Раз зимой она так напилась, что трупом на улице легла. Ее как труп и отвезли в морг. Соседи все видели. Вот та просыпается, а вокруг мертвые. Она в крик. Выпустили ее. А в это время соседи обсуждали происшедшее. «Я, наверное, отдам свой старый костюм, чтобы покойницу обрядить», – говорила одна из соседок. Тут глядь, а покойница навстречу идет. Удивились они крепко, да подумали, что страх из нее дурь-то выгонит. Да не тут-то было. Пьет, как пила.

Баба Ира, кушая вкусный кусок вяленой рыбы:

– Галя, рыбку будешь?

– А что, съем кусочек, да и хлебушка возьму.

– Мне надо обязательно доесть рыбу и черный хлеб, – сказала баба Ира. – Смотрю, на базарчике продаются. Думаю, надо взять. Мало ли что. Но остались. Вечно не рассчитаешь…

– Дайте-ка и мне рыбки с черным хлебом, а то в нашей столовой только белый хлеб пекут, – попросил Володя.

– Ой, жирная рыба, хорошая, – приговаривала баба Ира. – Вот только на половину веса – костей.

– Моя мамка тоже любит жирную, – сказала Галя.

– Жир с рук капает, а она ее ест. Я не могу. Разве что за компанию. Мне больше сухая рыбка нравится, такая, чтобы по столу стучать можно.

– Ой, хороша рыбка. Да вот не распознаешь ее. Я четыре раза яд пила от описторхоза, – оповестила баба Ира.

– А что такое описторхоз? – поинтересовался Володя.

– Да это червячки, присоски, – сказала баба Ира. – Как заболела, так не могла кушать ни кислого, ни соленого. А как поем, так печень распирало, что, казалось, ребра из-под кожи в разные стороны торчат. Но ничего, не смертельно, лечится…

***

О накопительстве

«Копить – обеднять себя и других…»

– У нас в столовой детского сада работала одна повариха, – глядя на стол, вспомнила Галя. – Хитрая. Давала детям котлетки, порезанные на мелкие кусочки. Вроде как чтобы малышам кушать их было удобнее. Я глянула, а в этих котлетках и половины веса не набирается. А повариха с мужем накопила за год на машину. Видно, на питании экономили за счет деток. И ведь не похудели…

– Что только не делают люди, дабы деньги скопить, – согласилась баба Ира, прервав Галю. – На макароны да на каши переходят. Есть такие, у кого получается и денег скопить, и в больницу с язвой не слечь.

– После того случая ввели жесткую дисциплину, – продолжила Галя. – Воспитателям и нянечкам разрешили питаться в детсадовской столовой только один раз, во время обеда. Но где удержишься от остального? Как прежде, бегали и завтракать, и полдничать, и ужинать. Но как заведующая в столовую, так мы вскакивали со стульев, руки по швам…

– Говорят, что если на хантыйке женишься, то сто двадцать тысяч рублей дают, – мечтательно произнес Володя.

– Это, может, раньше было, – выговорили женщины в один голос.

– Ныне без экономии денег не скопишь, – сказала Галя. – Вот подружка моя ходит в валенках. Так она мне по секрету сказала, что валенки эти она на мусорке нашла да подшила.

– Мой знакомый постоянно по свалке ходит, – сказал Володя. – И чего только оттуда не приносит. Как-то фен нашел, телевизор. Отремонтировал. Девчонкам обуви насобирал. А то, говорит, горит на них все.

– У нас сосед бутылки собирал, – вновь перехватила инициативу Галя. – Всю квартиру заставил, а сдавать жалко. Дешево. Тогда бутылки по 50 копеек принимали. Он пошел до депутатов, чтобы цену на стеклотару увеличили. Да так крепко в одного вцепился, что тот дал указание в свои магазины, чтобы у него бутылки по рублю принимали…

– Если хочешь подработать предпринимателем, так натаскаешься, – согласилась Алла. – Ехала я как-то в одном купе с семейной парой, организовавшей поставки красной, черной икры из порта Ванино. Он – мощный мужчина, лысина на всю макушку. Спокойный, неторопливый, разумный, притягательный. Она – белокурая толстушка с крупными бородавками на лице, очень активная, разговорчивая. Под сиденьями – несколько сумок со стеклянными банками, доверху заполненными икрой. Ехать тайно с такой добычей было выше их сил. Они доставали баночки и показывали попутчикам, рассказывая о том, с каким трудом браконьерствовали и что везут весь груз это в подарки родственникам и знакомым. Дескать, мы не для себя стараемся…

– А у меня тещу обокрали, – не очень-то грустно сказал Володя. – Через форточку пролезли. Так она теперь себе в квартире поставила железную дверь с тремя замками.

– Вот люди! Пока петух не клюнет. Лучше б железную форточку поставила, – встрепенулась Алла. – Да и зачем дверь, когда тащить уже нечего?

***

Дым отечества

«Все еще носится в воздухе дух сожженной в огне перестройки хлебосольной державы, сгоревших денежных вкладов и сильный душок паленого…»

– У моего знакомого тоже была железная