Превращение - Эмили Уитмен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вернулся на берег. Нелли просмотрела осколки раковины.
– Вот эти три лучшие, – сказала она, протягивая их мне.
Они были красивые, но не впечатляли. Я открыл одну мидию и предложил Нелли мясо. Когда она покачала головой, я высосал его сам. Затем протянул ей сверкающую изнутри ракушку. В ней были видны разные оттенки синего: от ярких и тёмных до бледных и перламутровых. Центр светился, как водный бассейн, залитый серебристо-синим лунным светом.
Мы оба широко заулыбались.
– То, что нужно! – воскликнула Нелли, наклонившись, чтобы собрать сокровища в рюкзак. Она направилась вверх по тропинке.
Я всё ещё был голоден и не хотел, чтобы устрица пропала. Схватив острый камень, я раскрыл её…
Там поверх мяса лежала жемчужина, круглая и блестящая, как Луна. Она, казалось, сошла с ночного синего неба. Я положил её в карман. Затем проглотил устрицу и побежал за Нелли. К «моржу», дому из окон и стене, полной секретов.
Глава 36
История у камина
Когда мы приближались к дому, Нелли схватила меня за руку:
– Смотри! Дым! Он зажёг камин!
Я не понимал её восторга, но это не имело значения. Главное – я возвращался в дом.
Старик сидел у камина. Тлеющие угольки вспыхивали, постоянно меняя очертания, как свет, танцующий сквозь воду.
– Посмотрим-ка, что вы принесли, – сказал он.
Нелли достала находки из рюкзака и разложила на низком столе.
«Морж» взял гальку с синими пятнышками и поднёс к свету. Он смотрел на камень, а Нелли – на него… Я достал из рюкзака целую раковину мидии и спрятал в карман.
Старик изучил сине-серую раковину, бледные цветы и перья. Он насупил брови:
– И это всё?
Нелли вытащила осколки раковин мидий и положила их так, чтобы они отражали свет от огня.
«Морж» наклонился к ним. Он поднимал одну за другой, поворачивая их из стороны в сторону.
– Этого достаточно, дедушка? – спросила Нелли.
По его лицу было понятно, что нет.
– Есть ещё кое-что, – сказала она, запуская руку в рюкзак.
– Вот оно, – я положил на стол целую раковину мидии. Закрытую.
Старик положил её на ладонь. Свет от огня мелькал на тёмной поверхности. Затем он открыл её.
Его брови взлетели. Нелли затаила дыхание.
Там в озерце серебристо-синего перламутра лежала идеально круглая жемчужина.
Дедушка Нелли глазел на неё, пытаясь понять.
– На самом деле они вырастают в устриц, – пояснил я, – а не в мидий. Но цвета раковины…
– Будто отражают свет, – прошептала Нелли.
Старик задумчиво посмотрел на меня, наклонив голову в сторону.
– Теперь этого достаточно? – спросила Нелли.
В уголке его рта заиграла улыбка:
– Сойдёт.
Вздохнув, я посмотрел на лестницу. Пока Нелли и дедушка здесь, я не могу прокрасться к книгам.
– Думаю, мне пора, – сказал я, делая шаг к двери.
Нелли быстро подняла голову:
– Но, Аран, дедушка же разжёг камин! Значит, будет рассказывать истории. Ты должен остаться!
Я настороженно покосился на «моржа». Чем благосклоннее он ко мне будет относиться, тем ближе я смогу подобраться к книгам. Я сел на краю коврика – далеко от камина и ближе к двери. На всякий случай.
Старик достал из кармана клык и, не зажигая, покачал его в ладони.
– Итак, – начал он, – о чём вам рассказать?
– О шелки, – выпалил я не подумав. Затем прикусил губу. Я не мог поверить, что произнёс это слово вслух.
Но в его взгляде не отразилось ни капли подозрения или удивления.
– А! Сказания моей родины. Посмотрим… Есть «Сказ Уэствудского причала» о мужчине, последовавшем за шелки. Но нет, это не для детей, – он посмотрел на огонь. – Знаю! Мы начнём с классического сказа о жене-шелки. Принеси печенья, Нелли.
Она побежала на кухню и через секунду вернулась с тарелкой, полной плоских коричневых кружочков. Нелли предложила один из них мне, но я покачал головой. Дедушка с внучкой взяли по два.
Нелли села на коврик между «моржом» и мной. Она посмотрела на него, и по её взгляду было ясно, что обычно она сидела рядом с ним и слушала истории. Я решил, что на этот раз она расположилась по-другому в знак дружбы – чтобы я не чувствовал себя лишним, не оказался «вне круга».
Ей не стоило волноваться. Как только дедушка начал рассказ, его хриплый голос захватил меня и я сидел словно заворожённый.
* * *
– Давным-давно, когда мир был юн, а волшебство ново, жил-был мужчина по имени Шон О’Кейси. Однажды ночью он шёл, подвыпивший, шатаясь, к лодке. «Посижу немного, переведу дыхание», – подумал Шон, облокотившись на насыпь над пляжем. Вскоре он заснул.
Луна была круглой и яркой, как большое плоское серебристое блюдо. Шон проснулся от звуков весёлой музыки и смеха, доносившихся снизу. Кто же мог веселиться в такое время? Он выглянул из-за камней. Берег был полон танцоров, они грациозно двигались, их кожа была бледной, а волосы – тёмными, как ночь. К его удивлению, ни на ком из них не было одежды.
Тогда-то Шон и заметил сваленные в кучу тюленьи шкуры: чёрные, серебристые, пятнистые. Одна глаже другой. Танцоры были шелки! В воде шелки превращаются в тюленей. Но на берегу они сбрасывают шкуру и становятся похожими на нас, чтобы танцевать в лунном свете.
Шон О’Кейси был одиноким мужчиной в поисках жены, и при виде черноволосых красавиц его сердце забилось сильнее. Он дождался момента, когда танцоры будут поглощены друг другом и перестанут обращать внимание на происходящее вокруг, подкрался к шкурам и стал искать среди них самую прекрасную. Найдя гладкую, мягкую пятнисто-коричневую шкуру, он запихнул её в сумку и снова спрятался.
Музыка прекратилась, танцоры, смеясь, побежали к камням. Каждый шелки находил свою шкуру, надевал её и уплывал. Но одна шелки осталась на берегу. «Где же она? – сокрушалась шелки, обыскивая камни. – Ох, где же она?»
«Ты не найдёшь здесь свою шкуру, – сказал Шон, выйдя из укрытия. – Она пропала. Ты идёшь со мной домой».
Как же она тогда рыдала и умоляла отпустить её в море! Но Шон накинул свою кофту ей на плечи, и они поплыли на лодке к его хижине. Большой серебристый тюлень плыл за ними, и казалось, его сердце разрывается на части…
Шелки стала женой Шона: родила ему четверых прекрасных детей, вела хозяйство и готовила. Это могло продолжаться вечно. Но однажды младший сын подбежал к ней и крикнул: «Мама, смотри, что я нашёл на чердаке!» В его
