Одинокая смерть - Чарлз Тодд

— Меня рано определили на мебельную фабрику. Я ходил с ними в школу года три. А потом моя мать сама учила меня вечерами, когда я приходил с работы.

— Что вы о них помните? Что запомнилось больше всего?

Хопкинс не задумался над ответом.

— Все были ровесниками. За исключением братьев Пирс. Все спортивные. Но на уроках успехи были не такие, похуже, чем в спорте. Я был сильнее в математике, да и литературе.

— Они были хулиганами?

— Не больше, чем другие.

Ратлидж сменил тему:

— Мне говорили, что вы ненавидели англичан за то, что они сделали с вашей семьей во время войны.

Хопкинс встал с койки, подошел к двери.

— Иногда мне становилось тяжело, когда я думал об этом. Я ведь не был призван, вы знаете. И не был там, чтобы им помочь. Я не мог спать, меня мучили мысли, что они звали меня, а я не пришел. Я даже не знал, что они погибли, узнал только спустя несколько недель. Я жил своей жизнью, работал, болтал с друзьями, крепко спал, а они боролись за жизнь. Потом, когда я видел английских солдат, хотелось спросить: вы не были там? Не попытались их спасти? Вам было безразлично, что они умирают? Некоторые хвастались тем, как убивали немцев. Проклятые ублюдки. Мне хотелось ударить их, заставить тоже страдать. — Он пожал плечами. — Мне было так тяжело, что я не мог ни о чем больше думать. Даже мысли о самоубийстве в голову лезли. Но что толку убить себя, если после смерти я все равно не смогу быть с ними? Самые счастливые дни своей жизни я провел именно с моим английским братом и моим немецким кузеном. А когда люди называют моего брата мясником, варваром и желают, чтобы он попал прямо в ад, я их ненавижу от всего сердца.

Он стоял и плакал, проклиная, плечи его сотрясались.

Ратлидж спросил:

— Вы ненавидите их так сильно, что могли бы убить?

— Я думал об этом. Если бы знал, где достать пистолет, может быть. Но я не убивал. Я могу лишь проклинать их. — Он отвернулся. — Надо иметь силу воли, чтобы исполнить такую ужасную казнь. У меня ее нет — я слаб духом.

Хэмиш сказал: «Он не смог бы подкрасться сзади и накинуть удавку».

Но Ратлидж мысленно ему возразил: «Возможно, при дневном свете — нет. Но в бессонную темную ночь?»

Когда он шел сюда, в подвал, его намерением было поговорить с Хопкинсом, глядя ему в лицо. Услышать, как он оправдывается. Сначала он почти поверил ему. Сейчас не был так уверен.

Хэмиш тут же возразил: «Ты сам, когда немного посидел в темном подвале, понял, что у тебя поплыли мозги. Представь себя на его месте».

Ратлидж вгляделся в узника. Кажется старше своих лет. Сломленный, согбенный. Не осталось душевных сил, никакого желания воспрянуть и снова начать жить, пережив потерю близких, мысли о которой пожирают его заживо. Может быть, он черпал жизненные силы от своих братьев, а оставшись без них, не смог найти в одиночку свой путь. Убийство могло бы немного смягчить его боль? Или всего лишь добавило бы тяжести, и тогда груз вины, который он носит, стал бы совсем непосильным?

— Кто, по-вашему, напал на инспектора Майклсона? — спросил Ратлидж.

— На человека из Скотленд-Ярда? Он изводил миссис Уинслоу, а старый мистер Роупер из-за него заболел. Миссис Джефферс жаловалась констеблю Уокеру, что приезжий довел ее до слез, заставляя вспоминать войну. Потом этот Майклсон узнал от кого-то из гостиницы, что мистер Кентон приходил к вам. А вскоре начал и на меня давить. Я живу один. У меня нет алиби, никто не может подтвердить, что я был дома ночью. Все полицейские, получившие власть над людьми, начинают на них давить. — Хопкинс впервые посмотрел в глаза Ратлиджу. — Мне он не нравился, и я не мог скорбеть по нему, когда услышал, что его чуть не убили, он никогда не вызывал у меня симпатии. И не только у меня.

С этими словами он повернулся спиной к Ратлиджу, сел на свою койку и обхватил голову руками. Ратлидж постоял немного, глядя на него, потом пошел прочь.

Глава 15

Когда он вернулся в кабинет Нормана, то сразу понял, что, как только он вышел, эти двое, оставшись наедине, сразу поругались. Напряжение просто висело в воздухе, их сердитые красные лица были достаточно красноречивы.

— Я не выяснил ничего интересного, — сказал он, сделав вид, что ничего не заметил. Потом, кивнув на прощание инспектору Норману, вышел и направился к своей машине.

Через минуту к нему присоединился старший инспектор Хаббард.

— Мы можем поговорить в таком месте, где нас никто не услышит? — спросил он.

— На берегу.

Они проехали к морю и остановились недалеко от рыбацкого поселка. Лодки уже вышли в море, пахло водорослями, смолой, рыбой. Высокие узкие сараи для сушки сетей чернели на солнце вдоль берега, вид у них был несколько зловещий. Над берегом обрыва нависал мыс, зеленея роскошной зеленой травой.

— Здесь они нашли инспектора Майклсона. В одном из этих сараев, подвешенного на крюк, — сказал Хаббард.

— Боже милостивый! — Ратлидж помолчал. — Я думал, его нашли в Истфилде. Понятно теперь, почему инспектор Норман сам хочет вести дело, и он не отступит. Даже если его отстранят, он станет заниматься им параллельно с Ярдом. У него есть констебль Петти, очень грамотный полицейский.

— В то утро рыбацкая флотилия вышла в море очень рано, — продолжил Хаббард, — и это означает, что его привезли сюда еще до рассвета. Убийца где-то достал кусок веревки, чтобы перекинуть через крюк. Или принес с собой, или нашел в сарае.

Хаббард взглянул на Ратлиджа:

— Если бы Карл Хопкинс не сидел в камере и если бы Майклсона удавили гарротой, я бы считал вас гениальным преступником.

Ратлидж рассмеялся невесело:

— Вы прекрасно знаете, что я его не трогал. И что старший суперинтендент Боулс обрадовался предлогу не дать мне повышение. А потом запаниковал, когда услышал о Майклсоне. Наверное, решил, что он в моем списке следующий.

— Я бы не стал шутить по этому поводу на вашем месте.

— Он ставленник Боулса. Если бы я хотел его убить, то сделал бы это в Лондоне и сбросил тело в реку, где-нибудь в восточной части Темзы. К тому времени, как его бы выловили, никто уже не смог бы узнать, как он умер, где и кто его убил. Если бы вообще смогли опознать. Оставив его здесь, в сарае, я с таким же успехом мог повесить ему на шею табличку, указав свое имя. Что я, по-вашему, круглый идиот? К тому же я не имею желания быть повешенным за убийство.

— Но кто тогда встречался с ним у церковных ворот и увез? Возможно, миссис Фаррелл-Смит в этом случае говорит правду.

— Кто нашел тело?

— Рыбаки пришли за сетями. Думаю, они напуганы теперь на десять лет вперед. Какого дьявола эти сараи такие высокие и узкие?

— Это специально для налогового инспектора, подарок рыбаков. Так мне сказали. Когда город стал увеличивать налоги на площади арендуемых помещений, рыбаки взглянули на свои приземистые и длинные сараи для просушки сетей и, чтобы не платить налоги, надумали строить их ввысь, а не в длину. Налоги постепенно отменили, но строения таковыми и остались. Они горят время от времени или рушатся от волн, но рыбаки таким оригинальным способом щелкнули власти по носу.

— Вы не ответили на мой вопрос о машине, в которую сел, по словам этой дамы, инспектор Майклсон, напомнил Хаббард.

— Если она не лжет, и инспектор действительно встречался с кем-то, и это был убийца, можно сказать одно: в темноте легко можно перепутать. — Ратлидж указал на капот своего автомобиля. — Красный цвет принять за зеленый или синий, черный. Она видела лишь очертания, форму машины, не цвет. Такая марка автомобиля не редкость. Обычный автомобиль. Может быть, она просто видела, как двое мужчин встретились, а автомобиль припутала, чтобы увести подозрение в другом направлении.

— Зачем ей это делать?

— Она могла решить, что человеком этим был Дэниел Пирс. Она ждала его здесь, когда кончилась война. Он вернулся домой, но оставался в Истфилде всего несколько недель.

— Она в него влюблена?

— Не знаю, чего она хочет — любви или убить его. Зависит от того, убила ли она своего мужа ради него.

— Согласен.

Ратлидж развернулся и поехал в Истфилд. Хаббард после долгого молчания сказал:

— Но миссис Фаррелл-Смит нас сейчас не интересует. Вы уверены, что эти убийства не имеют военного прошлого?

— Я ни в чем не уверен. Кто-то знает ответ, но, вполне вероятно, не догадывается о важности и значении события, которое когда-то произошло. Ясно, что оно не имело большого значения для жертв, они и не вспоминали об этом никогда. Но для убийцы имело значение, и еще какое.

— Тогда этот Хопкинс вполне вписывается в картину. Как мне сказали, он затаил ненависть, о которой никто не догадывался.

Оба промолчали оставшуюся часть пути. Только когда уже въезжали в Истфилд, Хаббард сказал:

— Мне не хотелось бы оставлять вас здесь одного.