Реглан для братвы - Дмитрий Черкасов

В один из декабрьских дней тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, а именно – вечером в субботу, будущий ди-джей и секс-символ пристал к своему однокурснику с делом «на миллион», попросив того помочь в проколе уха, дабы заявиться на дискотеку с серьгой в оном.

– Но я не умею! – попытался отбрехаться сокурсник. – Я ж не доктор! Я даже не знаю, как это делается!

– Фигня! – заявил готовый к такому повороту разговора Ганиев. – Я всё приготовил! – И достал из полиэтиленового пакета гвоздь-сотку [159], молоток на длинной рукояти, флакон одеколона для дезинфекции инструмента и серьгу.

Однокурсник понял, что увильнуть от помощи Дмитрию путем ссылки на свой дилетантизм в такого рода мероприятиях ему не удасться, и стал жалобно сетовать на боязнь вида крови.

– Короче, – Ганиев прервал нытье приятеля. – Тут делов на шесть секунд. Можешь с закрытыми глазами всё делать, если такой пугливый... Я положу ухо на подоконник, приставлю гвоздь, а тебе останется только стукнуть по шляпке. Я бы и сам сделал, но одному неудобно. Всё нормально будет, ударишь посильнее – и готово.

– Ну, смотри, ухо твое, – сдался однокурсник.

Бесстрашный Дима пристроил мочку уха на подоконнике, приставил гвоздь и приготовился.

Сокурсник примерился, тюкнул и вогнал острозаточенный стальной штырек по самую шляпку, качественно и надежно прибив ухо к подоконнику.

– Вытаскивай гвоздь! – завопил Ганиев.

– Чем? – развел руками помощник в деле пробивания уха.

– Ищи пассатижи! – Дмитрий задергался, кляня себя за непредусмотрительность.

Вечером в субботу найти в общаге театрального института пассатижи оказалось делом не совсем простым. Столяра на месте не оказалось, пьяный комендант заперся в своей комнатушке и на стуки в дверь не реагировал, у дамского контингента нужного инструмента отродясь не бывало. Так что доморощенный любитель пирсинга ждал сокурсника почти полтора часа, скрючившись у окна и стоически перенося насмешки бродивших по коридору студентов.

Еще минут пятнадцать ушло на извлечение гвоздя, заливку дырки в ухе одеколоном и примерку серьги.

Спустя весьма непродолжительное время, когда однокурсник Ганиева стал только-только приходить в себя от перенесенных переживаний, дверь в его комнату с грохотом распахнулась и на пороге материализовался Дмитрий с перекошенной от злости физиономией.

– Ты зачем из меня педераста сделал?! – с места в карьер начал Ганиев.

– В каком смысле? – осторожно осведомился сокурсник, прикидывая, кто из знакомых мог воспользоваться полуторачасовым беспомощным состоянием приятеля.

Кандидатов на роль «актива» оказалось на удивление много.

– Ты мне не то ухо пробил! – завизжал Дмитрий. – В это ухо только голубые серьги вставляют!

– Уф, ты об этом! – облегченно выдохнул приятель. – Но ты ж сам ухо на подоконник клал.

– А ты не мог меня поправить?

– Да я-то откуда знаю, какое ухо надо пробивать? Я ж не педик!

– Давай, другое пробиваем, – на свет Божий появились давешние молоток, гвоздь и одеколон.

Однокурсник решил не спорить, побыстрее отвязаться от прилипчивого Ганиева и привычным движением вколотил гвоздь во второе подставленное ухо, опять пришпилив пирсингомана к подоконнику.

– Вытаскивай, – сжав зубы, проскрипел Дмитрий.

– Я, это... – похолодел сокурсник, – я пассатижи уже того... отдал...

– Ну, так снова возьми! – Ганиев был близок к нервному срыву.

Происшедшее через сорок минут извлечение гвоздя превратилось в общеобщажное развлечение и живо напоминало хронику пыток в гестапо [160].

К несчастью для Дмитрия, на этот раз гвоздь вошел в сучок внутри доски подоконника, немного изогнулся и застрял. Так что дергали его с полчаса, регулярно отливая терявшего сознание от боли Ганиева холодной водицей из ведра...

Аквабайк «Bombardier» прошел мимо первого контрольного буйка.

Суходрочко и Ганиев вскинули автоматы и потянули за спусковые крючки.

«Калашниковы» плюнули огнем.

Пиротехник нажал на кнопку пульта дистанционного управления маленькими зарядами, размещенными на длинном плавающем тросе на поверхности воды и должными изображать попадание пуль в реку.

Вверх взметнулись брызги.

Подмышкин, которому не давали покоя лавры режиссеров, создавших такие «шедевры» российского кино, как «Убогая сила», «Мужская работёнка» и «По имени Пижон», решил усугубить картинку, резко развернул руль гидроцикла влево, чтобы промчаться на нем впритирку к гранитному парапету, и полностью выжал рукоять газа.

Тяжелый «Bombardier» чиркнул бортом о набережную, взмыл в воздух и, кувырнувшись, перелетел через парапет, на полпути лишившись выпавшего из седла лихого наездника. Почти три сотни килограммов железа и пластмассы вспахали газон, сшибли два огромных «юпитера» и с грохотом врезались в бок трейлера для перевозки съемочного оборудования.

Спустя секунду взорвался топливный бак гидроцикла.

Местность заволокло дымом...

– На-армально! – пораженный Денис оценил трюк Подмышкина. – Там Циолковского хоть не зацепило?

– Не, он в стороне сидел, – Телепуз привстал и попытался что-либо разглядеть в мельтешении орущих фигур, поливавших останки гидроцикла и разбитый трейлер пеной из огнетушителей.

Эффектов и несколько добровольцев из числа зрителей выловили из реки слабо трепыхавшегося генпродюсера и оттащили его на лавочку.

Никодиму Авдеевичу было худо как физически, так и морально.

Он сильно треснулся копчиком о гранит, прежде чем плюхнуться в Неву, и наглотался воды с ощутимым привкусом мазута. Спасательный жилет отчего-то не сработал и плохо умевший плавать Подмышкин чуть не утонул.

Моральные страдания заключались в неудачном выступлении перед Лиходеем, убывшим с места съемок даже не дождавшись окончания тушения пожара.

Подмышкин для проформы накричал на техников, готовивших аквабайк, получил кулаком в пузо от возмущенного представителя фирмы «Bombardier», вынужденного теперь придумывать, как списать незастрахованный гидроцикл стоимостью двенадцать тысяч долларов, изверг из себя еще три литра воды, окончательно ослаб и позволил отнести себя в вагончик гримеров.

Съемочный день был окончен.

Разработанным братками планам похищения гендиректора «Питер-Энерго» с площадки и вывоза его в безлюдное место для допроса с пристрастием также не суждено было осуществиться.

– Так, здесь нам делать больше нечего, – Денис встал со ступеньки и потянулся. – Циолковского тоже можно отзывать. Лиходеюшку придется отлавливать как-нибудь иначе...

– Как? – живо заинтересовался работящий Вазелиныч.

– Придумаем, – с оптимизмом сказал Рыбаков. – Где наша не пропадала?.. К тому же, мы сегодня выяснили кое-что немаловажное о круге общения нашего клиента.

ГЛАВА 9

МАЛ ЗОЛОТАРЬ, ДА ПАХУЧ

– В середине девяностых довелось мне поработать в одной забегаловке под названием «Бургер-хаус», – Юрий Иванович одним движением свернул накрахмаленную салфетку в почти идеальный конус и установил ее на чистую тарелку для закуски. – Народ был тогда молодой, задорный, приколы выдумывались буквально на ходу. Итак, зарисовка с натуры, из личной практики... Есть в подобных заведениях такие агрегаты, в которых готовится картофель-фри. Кто не видел, объясняю – это здоровая фритюрница, литров на пятьдесят кипящего масла. Опускаешь туда нарезанную сырую картошку в железной сетке, нажимаешь кнопку, через три минуты пищит зуммер, достаешь, фасуешь по пакетикам и все в порядке. Простой полуавтомат, называется «Станция картошки». В общем, стою себе спокойно, тружусь на этой самой станции, никого не трогаю. Подводят ко мне девушку-первокурсницу из поварского училища. Блондинка, глазищи синие-синие и такие маленькие аккуратные мозги при фигуре «вай-мэ»... Менеджер мне и говорит: «Юрий Иваныч, вы у нас сотрудник опытный, научите девушку работать на картошке». «О’кей,» – говорю... «Как звать?» – «Настя...» – «Хорошо, Настя, смотри, это новейшая разработка фирмы “Нагасаки” – фритюрница “Харакири”, последняя модель». Далее объясняю принцип работы...

Сидевшие вокруг стола Рыбаков, Глюк, Ортопед, Паниковский, Тулип, Гоблин и Горыныч синхронно хмыкнули.

– Ну, и напоследок, – продолжил заслуженный заведующий производством, широко известный далеко за пределами питерских точек общепита, – сообщаю: «А чтобы заработала эта чудо-машина – жмешь кнопку и громко и внятно говоришь – “Жарься, парься, картошка, аригато [161], сенсей, масяй”»... Типа, фритюрница еще не полностью русифицирована, поэтому по-русски и по-японски надо команду говорить. «Поняла?» – спрашиваю. Настя кивает... Ну, с пятой попытки у нее все получилось, я побежал по своим делишкам и забыл о девочке напрочь. Спустя неделю, пробегая мимо станции картошки, меня остановил отчетливый бас здорового амбала: «Жарься, парься, картошка, аригато, сэнсей, масяй...» А я-то всё никак до этого не мог понять, почему от посетителей регулярно слышно – «Ну вот, набрали даунов по объявлению»...