Небо истребителя - Арсений Ворожейкин

Дивизия взлетела по тревоге с разных аэродромов, но полками управлял один наземный командный пункт, на котором находились генералы Савицкий и Лакеев. Ведущими полков были их командиры. Управление производилось по данным радиолокаторов.

Я слышал по радио властный, с металлическим оттенком голос:

— Курс двести тридцать. Высота восемь тысяч. Скорость полета максимальная.

— Вас понял, — отвечал командир полка.

Со времени взлета прошло 23 минуты, а впереди чистое небо. Цели не видно. Ведущего волнует тревожный вопрос: сейчас должен быть воздушный бой, потом возвращение домой, бензина может не хватить. После таких беспокойных мыслей небо само пришло на помощь. В нем, как это бывает на больших высотах, точно открылся занавес — появилась армада бомбардировщиков Ту-2. Командир полка скомандовал:

— Атакуем сверху первыми звеньями!

«Яки» едва успели произвести атаку, как на них сверху посыпались истребители «синих».

Командир полка «яков» передал новую команду:

— Вторым звеньям сковать боем истребителей!

Я летел ниже всех, и мне на фоне чистого неба хорошо было видно, как четыре звена «яков» схватились боем с истребителями «противника». В тот же момент другие четыре звена «яков» в разомкнутых боевых порядках ударили по четырем девяткам бомбардировщиков. Воздушная схватка напоминала воздушные битвы Великой Отечественной войны.

Когда полк вышел из боя и взял курс на свой аэродром, я увидел, что бомбардировщиков по-прежнему атакуют истребители двух других полков дивизии. Такой эксперимент не был предусмотрен, но бой есть бой. Условия его диктует обстановка, которая не всегда укладывается в рамки плана. Оценку действиям этих полков должны были дать подполковники Сергей Щиров и Алексей Пахомов.

Организация учебного боя истребителей с большой группой бомбардировщиков не вызывала нареканий. Но наглядный факт еще не сама правда, не полная истина. Результатом атак является огонь, который в момент прицеливания требует исключительно точных, ювелирных движений. А при атаках в плотных строях этого добиться сложно. Успех зависит не только от командиров эскадрилий и звеньев, но и от их ведомых, для чего ведущему, чтобы не нарушить плотный строй, приходится очень плавно выполнять маневр. А это несовместимо с динамикой боя.

Результаты фотоконтроля не радовали. Пораженными оказались менее половины бомбардировщиков, остальные могли беспрепятственно лететь к цели. При наличии у вероятного противника атомного оружия это была реальная и весьма опасная угроза. Даже один прорвавшийся самолет способен натворить столько бед, сколько в ходе прошедшей войны не могли причинить и несколько тысяч бомбардировщиков. Во «Временных указаниях…» не было определено, какую давать оценку в таких случаях. Поэтому генерал Савицкий собрал инспекторов на совет и первым спросил мнение подполковника Пахомова.

— За организацию атаки я думаю поставить полку «отлично», — ответил тот. — За стрельбу из фотопулеметов — «неудовлетворительно». Средняя оценка — «хорошо».

— Маневр и атака еще не результат боя, — вступил в разговор Щиров. — Решающим показателем должна быть стрельба: уничтожен «противник» или нет?

Я поддержал Щирова:

— Трудно оценивать результаты стрельбы из фотопулеметов по таким большим группам бомбардировщиков, если истребители летели крыло в крыло. Ведомые не прицеливались, открывали огонь по команде ведущего.

Генерал Савицкий, слушая летчиков, контролировавших воздушный бой, ни разу никого не перебил ни вопросом, ни уточнением. Подведение итогов начал с характеристики нашей работы при инспектировании:

— Хорошо, что вы не выискивали недостатки, а оценивали боевую подготовку каждый по своему собственному опыту. Вы правы: при оценке учебных воздушных боев надо исходить из того, что ни один «вражеский» бомбардировщик не должен прорваться к цели. Но… — генерал развел руками и после некоторого раздумья продолжал: — Теперь не война. В боевой действительности наши летчики, чтобы не пропустить бомбардировщик к цели, наверняка использовали бы последнее свое оружие — таран! И это надо при оценке боя дивизии учесть. Поэтому, если мы дадим общую оценку «удовлетворительно», то никого не обидим, зато заставим людей вдумчивей проводить боевую подготовку…

Закончив работу, мы, как было и в другие вечера, собрались в большом номере гостиницы у Савицкого, чтобы послушать последние известия. Обычно дикторы сначала рассказывали о делах нашей страны, потом начинали передавать международные события. Так последние известия начались и в этот вечер. Но вдруг диктор смолк. Молчание затянулось. Все насторожились.

— Что это значит? — глядя на нас, спросил Савицкий. И, словно отвечая на его вопрос, радио снова заговорило:

— Внимание, внимание! Передаем сообщение ТАСС: «Сегодня войска бывших наших союзников по антигитлеровской коалиции перешли границы наших дружественных стран, вставших на социалистический путь развития, и устремились на восток…»

Мы все застыли в тревожном ожидании дальнейших сообщений. Диктор продолжал:— Их авиация…

Радио вдруг смолкло. Генерал Савицкий встревоженно выдавил из себя:

— Неужели война? Сейчас позвоню в Москву…

Но приемник снова заговорил, однако уже другим, знакомым голосом:

— Говорит подполковник Алексей Новиков из соседнего номера гостиницы. Ну как, товарищи, похоже на голос Левитана?

Через минуту Алексей Новиков пришел в наш номер. В начале Великой Отечественной войны он был ведомым у генерала Савицкого, они были друзьями. Однако сейчас, как только Алексей вошел к нам, у генерала из глаз посыпались, словно из грозовых туч, молнии, он с негодованием накинулся на своего приятеля. Тот, представительный, с мягкими чертами широкого лица, крепкий, даже чуть полноватый, любивший пошутить, растерянно стоял перед генералом, однако быстро взял себя в руки и спокойно заговорил:

— Товарищ генерал, не волнуйтесь. Кроме нас, никто не мог слышать это «сообщение». Я же мастер по радио.

— Мастер, мастер, — уже примирительно заговорил Савицкий. — Но разве можно так пугать?

— А ведь они действительно готовят против нас войну. Вот я и решил объявить вам учебную тревогу.

— Ну хватит об этом, — перебил Новикова генерал. — И о шутке больше ни слова. А теперь все пошли спать. Завтра вылетаем рано.

В это летнее раннее утро я был в особенно радостном настроении: первую ночь моя семья спала в собственной комнате. До этого мы жили в гостинице, и жена готовила еду на примусе прямо в номере. Здесь же, не разбудив ни меня, ни дочек, Валя приготовила завтрак в кухне на газовой плитке.

Летчики штаба ВВС для личной летной тренировки имели авиационный полк, располагавшийся в Подмосковье и имевший на вооружении истребители, бомбардировщики и штурмовики. Сегодня летало управление истребительной авиации.

Впервые после минувшей войны инспекторы стреляли по конусу-мишени. Мне выпало лететь в паре с генералом Савицким. Сделав последние указания на вылет, он улыбнулся:

— Посмотрю, как ты стреляешь. Ведь это ты написал книжечку «Заметки об огневом мастерстве»…

Взлетели парой. Когда сблизились с самолетом-буксировщиком, Савицкий по радио передал:

— Стреляй первым. Я посмотрю. Только действуй по науке.

По какой науке? В стрельбе по конусу есть фактически две теории. Одна описана в книге «Курс боевой подготовки». Но практика заставила внести изменения, и многие летчики создали свою науку. У меня тоже выработался особый метод, которым я пользовался и в стрельбе по конусу, и при атаке вражеских самолетов. Об этом мною была написана брошюра, о которой упомянул Савицкий.

Резким маневром я сблизился с мишенью на сто метров под тридцать градусов слева, потом круто развернул самолет вправо. Момент был пойман. Голова конуса застыла в прицеле. Очередь! Я хорошо видел, как трасса пронзила мишень. Она, словно испугавшись огня, вздрогнула, от нее даже полетела пыль.

После первой очереди я круто отвалил от мишени и хотел повторить заход, но тут же услышал резкий, требовательный голос генерала:

— Стреляй, как положено!

— Понял, — ответил я и произвел повторную атаку узаконенным способом. Но огня не вел: все патроны были израсходованы в первой атаке. Доложил генералу: — Стрельбу закончил.

— Разрешаю идти на посадку, — ответил Савицкий.

Однако я не спешил уходить, хотелось посмотреть, как будет атаковать мишень генерал. Он стрелял по методике, изложенной в документах, и сделал на стрельбу пять заходов.

Когда конус был сброшен, мы с полковником Андреем Ткаченко подсчитали результаты. В конусе оказалось пятьдесят пробоин, его прошило насквозь двадцать пять пуль из сорока, выпущенных нами. Но чьи были пули, мы не могли определить. Стрельба велась зажигательными патронами, концы их пуль еще на заводе обозначены красной краской. Все пробоины в конусе оказались одного цвета. Ткаченко предложил: