Журнал «Вокруг Света» №10 за 2007 год - Вокруг Света

В другом случае в смертоносное оружие перевоплотилась кукла Барби: ее ноги стали рукояткой, руки – магазином, а из головы вылетали воображаемые пули. В третьем дети хотели превратить коробку от холодильника в осажденную крепость, но мать строго сказала: «Никаких игр со стрельбой! Почему бы вам не поиграть, что это космический корабль?!» Так они и сделали. И едва она уселась обратно в кресло, как услышала восторженные вопли: «Смотри! Пришельцы! Стреляй в них!»

Психолог и невропатолог Эрик Штайн считает: одна из задач растущей личности — научиться отличать фантазию от реальности, совершаемое в воображении — от совершаемого на самом деле. И важнейшим средством для этого служит игра, в том числе и с воображаемым оружием.

Природе вопреки

«Вы делаете для агрессии то, что папаша Фрейд сделал для сексуальности!» — сказал Джонсу один из его собеседников-психологов. В самом деле, кампания против элементов насилия в играх и зрелищах — не первая попытка общества отвратить подрастающее поколение от нежелательного поведения, убрав из его мира все, что напоминает о соблазне. В конце XIX века общество точно так же верило, что сексуальность — опасная сила, которую лучше не возбуждать и не обсуждать. Чтобы не вызывать у детей, и особенно подростков, ненужных и преждевременных реакций, необходимо исключить из их поля зрения все, что может наводить на мысль о сексе, отношениях полов и т. д. Особенно отличалась этим викторианская Британия: в ней правила приличия требовали, чтобы ножки стола были полностью закрыты скатертью, а книги авторов-мужчин и авторов-женщин ни в коем случае не стояли на одной полке.

Эту мысль можно проиллюстрировать и другими примерами. В 1920-х — 1930-х годах в советских детских учреждениях были запрещены куклы и другие симпатичные игрушки, которые, по мнению педагогов-теоретиков, способствовали преждевременному развитию у девочек материнских инстинктов. А в 1950-х по обе стороны Атлантики авторитетные специалисты убеждали молодых мам как можно реже брать младенцев на руки, не ласкать и не баловать. Общего у всех этих начинаний то, что их никогда не удавалось в должной мере соблюсти. Девочки молодого советского государства пеленали и нянчили пузатых и бородатых попов (эти карикатурно-уродливые куклы были разрешены в целях антирелигиозной пропаганды) или просто поленья, а мамы, стыдясь собственной слабости, таскали на руках своих малышей, сюсюкали и пели им песни. О том, на что толкало юных викторианских джентльменов пробуждающееся половое желание, мы лучше умолчим, напомнив лишь, что именно с этих пор в английских университетах и привилегированных частных школах прочно укоренилась традиция гомосексуализма. Потому что во всех этих случаях (как и в ходе борьбы с жестокими играми и зрелищами) людей пытались заставить делать то, что противоречит их природе, врожденным поведенческим программам.

Беседуя с непредубежденными учеными, с практикующими психологами и педагогами, с родителями, напрашивается следующий вывод: психика ребенка — не чистый лист, на котором записывается все, что подвернется, а активная система, ищущая и выбирающая в потоке информации то, что необходимо ей в данный момент. А игра — не копирование увиденных сцен, а способ освоить и присвоить те явления и отношения, с которыми сталкивается ребенок, найти им место во внутреннем мире и научиться безопасно с ними обращаться. И игры с образами насилия тут не исключение. Коль скоро насилие и агрессия не только существуют в этом мире, но и заложены в человеческой природе, формирующейся личности надо уметь управляться и с ними. Уметь не только защищать свою суверенность от внешних посягательств, но и контролировать собственный гнев, страх, неуверенность, капризы, облекая их в общественно приемлемые формы.

Это понимание очень близко к взглядам советско-российской психологической школы, выраженным в так называемой теории деятельности. Она малоизвестна в США, где подавляющее большинство психологов принадлежит либо к психоаналитической, либо к бихевиористской традиции. О последней надо сказать отдельно. Бихевиоризм первоначально исходил из того, что коль скоро мы не можем непосредственно исследовать устройство психики, надо относиться к ней как к «черному ящику»: воздействовать на него различными стимулами, регистрировать ответные реакции и пытаться найти закономерности, связывающие одно с другим. Эта программа «честной бедности» имела один фундаментальный порок: при таком подходе поведение неизбежно рассматривается как отражение внешних стимулов. В то время как на самом деле оно всегда запускается и контролируется внутренним состоянием организма. К чести лучших представителей бихевиористской школы, они в конце концов это поняли, пройдя через десятилетия теоретических тупиков, необъяснимых фактов и опасных рекомендаций.

Соблазнительно было бы списать слепую веру американского общества в зловещую роль экранного насилия именно на последствия господства бихевиоризма. Увы, оснований к тому нет никаких. В нашей собственной стране детей лишали кукол именно в те самые годы, когда выдающийся отечественный психолог Лев Выготский закладывал основы теории деятельности. Да и сегодня голоса, требующие «защитить детей от тлетворного влияния экранного насилия», раздаются у нас ничуть не реже и не тише, чем в США. Не отстает и просвещенная Европа: в прошлом году, например, в германском бундестаге на полном серьезе обсуждался законопроект, предусматривавший уголовную ответственность (до года тюрьмы!) за «жестокость по отношению к игровым персонажам — людям и человекоподобным созданиям».

Популярность никем и ничем не подтвержденной идеи «зрелища как причины насилия», видимо, имеет более глубокие и мощные причины, чем та или иная научная теория. И вероятно, одна из главных среди них — это стойкое нежелание взрослого человека-родителя впустить в сознание тот факт, что его ребенок не объект (пусть даже и самой нежной любви), а субъект, отдельное существо, обладающее собственными желаниями и вкусами. Как пишет Джерард Джонс, борцы с виртуальным насилием любят патетически вопрошать «что мы делаем с нашими детьми?!» — но никто из них никогда не спрашивает у самих детей, что они сами думают и зачем им это нужно.

Читайте также на сайте «Вокруг Света»:

Чувство, отнимающее разум

Борис Жуков

Феодора — дар Юстиниану

Распутное прошлое Феодоры, как ни смешно об этом говорить, стало дорогим историческим наследием. Сколько языков за прошедшие века стерлось об эту тему… Завидный жребий! Один византийский император превратил блудницу в патрицианку, другой — в императрицу. Отчего упала на нее эта манна небесная? — вопрошает обыватель. Наверное, мы никогда бы не узнали об этом, не будь при дворе Юстиниана Прокопия Кесарийского. Историограф и тщательный бытописец в своем большом труде — «Тайной истории» не утаил от нас ничего. Обвиняя Феодору в распутной молодости, в ее способности в любую минуту скинуть с себя одежды, он сам раздел ее донага. И вот, по прошествии полутора тысяч лет, она стоит перед нами во всей своей порочной красоте… А мы, глядя на нее, попытаемся прервать скабрезную традицию и просто подумаем над тем, что известных талантов Феодоры оказалось бы слишком мало для двадцатилетнего царствования рядом с первым человеком той эпохи.

Константинополь был в руках восставших. Почти неделю, с 11 по 17 января 532 года, город оглашался их громкими криками: «Nika!» («Побеждай!») Народ требовал отмены непосильных налогов, прекращения притеснений еретиков и язычников, которых преследовал Юстиниан. Город пылал, вместе с особняками богачей горели общественные здания. Восставшие добрались до налоговых списков и сожгли их, учиняя повсюду погромы и бесчинства… Солдаты колебались. Большинство из них выжидало исхода противостояния, рассчитывая в последний момент присоединиться к победителю. Император Юстиниан мог вполне положиться только на два отряда, которыми командовали Велисарий и Мунд. Они оказались тогда в Константинополе случайно. Прославленный полководец Велисарий только вернулся с войны с персами и имел при себе сильный отряд копьеносцев и щитоносцев. Стратиг (наместник) Иллирии Мунд, вызванный в столицу по какому-то делу, прибыл с наемной дружиной варваров-герулов. Но и эти военные силы фактически были запертыми в стенах Большого императорского дворца. Первая попытка Велисария выйти наружу окончилась ничем. Солдаты дворцовой стражи, условившиеся не помогать ни тем, ни другим, сделали вид, что не слышат приказа открыть ворота. Возвратившись в императорские покои, Велисарий стал убеждать Юстиниана в том, что их дело проиграно и пора задуматься о бегстве из восставшего города. Многие сторонники императора также советовали бежать. Тогда к Юстиниану обратилась его жена императрица Феодора: