Брокер - Джон Гришэм

В конце 1800-х годов увенчалась успехом шумная кампания по сносу всех башен. Уцелели только две — Асинелли и Гарисенда. Они стоят рядом на площади Порто-Равеньяна. Ни одну из них прямой не назовешь, Гарисенда склоняется к северу под углом, который может соперничать с более знаменитой и куда более красивой Пизанской башней. Обе уцелевшие башни на протяжении десятилетий удостоились многих цветистых эпитетов. Один французский поэт уподобил их двум пьяным матросам, бредущим домой, держась друг за друга, чтобы сохранить равновесие. В путеводителе Эрманно они именовались «Лорел и Гарди» средневековой архитектуры.

Башня Асинелли была возведена в начале XII века высотой 97,2 метра, что вдвое выше соседки. Гарисенда начала клониться, когда была почти достроена в XIII веке, и ее обрубили наполовину, дабы предотвратить падение. Клан Гарисенда потерял к ней всякий интерес и с позором покинул город.

Марко знал эту историю из книги, которой снабдил его Эрманно. Франческе не было известно, насколько он осведомлен, и она, как положено хорошему экскурсоводу, в течение пятнадцати минут, невзирая на холод, рассказывала о знаменитых башнях. Она строила простую фразу, произносила ее как можно отчетливее, помогала Марко сквозь нее продраться и затем переходила к следующей.

— На верх башни Асинелли ведут четыреста девяносто восемь ступеней, — сказала она.

— Andiamo, — тотчас ответил Марко. — Пошли.

Через узкую дверь они попали в подвал и оттуда поднялись приблизительно на пять метров вверх, где в углу ютилась билетная касса. Он купил два билета по три евро каждый, и они начали подъем. Башня была полая внутри, а лестница прижималась к наружным стенам.

Франческа сказала, что не поднималась на башню уже лет десять. Это маленькое приключение приятно ее взволновало. Она пошла вперед и ступила на крепкие дубовые ступеньки, Марко держался на некотором расстоянии сзади. Сквозь маленькие окна в стене проникали свет и холодный воздух.

— Не торопитесь, — бросила она по-английски, медленно отдаляясь от Марко. В этот снежный февральский день никто, кроме них, не рвался на вершину города.

Он замедлил шаги, и Франческа вскоре скрылась из виду. На середине подъема он остановился у широкого окна, давая ветру остудить лицо. Переведя дыхание, снова зашагал вверх, теперь уже гораздо медленнее. Через несколько минут он снова остановился. Сердце стучало, легкие работали во всю мощь. Он засомневался, выдержит ли подъем. Преодолев 498 ступеней, он наконец появился в проеме похожего на ящик чердака и оказался на вершине башни. Франческа курила сигарету, разглядывая прекрасный город внизу, и, глядя на нее, Марко не мог сказать, что восхождение далось ей нелегко.

С верхней площадки открывалась потрясающая панорама. Красные черепичные крыши покрывал нешуточный слой снега. Бледно-зеленый купол Сан-Бартоломео оказался прямо под ними, но не стал от этого менее внушительным.

— В ясную погоду на востоке видно Адриатическое море, а на севере — Альпы, — по-прежнему по-английски сказала она. — Зрелище потрясающее, даже когда идет снег.

— Очень красиво, — кивнул он задыхаясь. Ветер гудел, прорываясь сквозь металлическую решетку. Здесь было гораздо холоднее, чем на улицах Болоньи.

— Эта башня — пятое по высоте здание в Италии, — с гордостью сообщила она. Марко был уверен, что попроси он, и она без запинки назовет остальные четыре.

— Почему она уцелела? — спросил он.

— По двум причинам, по-моему. Она была хорошо спроектирована и хорошо построена. Семья Асинелли была сильна и могущественна. В XIV веке башню использовали как тюрьму, а остальные башни сносили. Но, честно говоря, никто не знает, почему эта сохранилась. — На высоте девяноста семи с лишним метров Франческа казалась совершенно другим человеком. Глаза ее оживились, голос обрел звучность. — Для меня это вечное напоминание о том, почему мне так дорог мой город, — сказала она с несвойственной ей улыбкой. Она улыбалась не ему, не по поводу собственных слов, а крышам Болоньи, ее небесному силуэту. Они перешли на другую сторону площадки, откуда открывался вид на юго-восток. На горе, возвышавшейся над городом, можно было разглядеть храм Святого Луки, ангела-хранителя города.

— Вы там побывали? — спросила она.

— Нет.

— Мы сходим туда в хорошую погоду, хорошо?

— Конечно.

— Нам столько всего надо посмотреть.

Возможно, он не станет от нее отказываться. Он так изголодался по нормальному общению, особенно с женщинами, что мог стерпеть ее сдержанность, грустный вид, перемены настроения. Он будет учиться усерднее, чтобы заслужить ее похвалу.

Если восхождение на башню Асинелли подняло ей настроение, то спуск вернул прежнюю угрюмость. Они торопливо выпили неподалеку от башни по чашечке эспрессо и распрощались. Ни прикосновения, ни чмоканья в щеку или официального рукопожатия. Он решил испытывать ее еще одну неделю.

Это испытание останется его тайной. У нее есть семь дней, чтобы стать приятным в общении человеком, или же он перестанет с ней заниматься. Ведь жизнь так коротка.

А между тем она очень привлекательная женщина.

Конверт вскрыла секретарша, как и всю вчерашнюю и позавчерашнюю почту. Однако внутри конверта оказался еще один, адресованный лично Нилу Бэкману. Крупными буквами с обеих сторон значилось строгое предупреждение: ЛИЧНО, КОНФИДЕНЦИАЛЬНО, ВСКРЫТЬ ТОЛЬКО НИЛУ БЭКМАНУ.

— Вы, наверное, захотите начать с верхнего, — сказала секретарша, положив ровно в девять утра ему на стол ежедневную кипу почты. — Отправлено два дня назад из Йорка, штат Пенсильвания.

Когда она закрыла за собой дверь, Нил принялся изучать конверт. Светло-коричневая бумага, никаких обозначений, кроме надписи, сделанной отправителем. Почерк показался ему отдаленно знакомым.

Ножом для разрезания бумаги он аккуратно вскрыл конверт сверху и вытащил единственный листок сложенной вдвое белой бумаги. Письмо от отца. Оно подействовало на него, как удар тока, но потом успокоило.

Дорогой Нил!

В данный момент я в безопасности, но сомневаюсь, что это надолго. Мне нужна твоя помощь. У меня нет ни адреса, ни телефона, ни факса, и я не уверен, что воспользовался бы ими, будь они у меня. Мне нужен доступ к электронной почте, причем такой, что не поддается отслеживанию. Понятия не имею, как это сделать, но я знаю, ты что-нибудь придумаешь. У меня нет компьютера и нет денег. Весьма вероятно, что ты под наблюдением, поэтому, что бы ты ни предпринял, старайся не оставлять следов. Заметай следы! В том числе и мои. Не доверяй никому. Пристально наблюдай за тем, что происходит вокруг. Спрячь это письмо, а потом уничтожь его. Пришли мне денег — столько, сколько сможешь. Ты знаешь, что я отдам. Нигде не пользуйся своим именем. Пиши по адресу: «Синьору Рудольфу Висковичу, факультет права, университет Болоньи, улица Замбони 22, 44041, Болонья, Италия».

Воспользуйся двумя конвертами — первый для синьора Висковича, второй для меня. В записке на его имя попроси сохранить бандероль для Марко Лаццери.

Поторопись!

С любовью, Марко

Нил положил письмо на стол, подошел к двери и запер ее на ключ. Сел на кожаный диванчик и попытался собраться с мыслями. Он еще раньше пришел к выводу, что отец за границей, иначе уже давно бы связался с ним. Почему он оказался в Италии? Почему письмо отправлено из Йорка в штате Пенсильвания?

Когда Нил познакомился с будущей женой, Джоэл уже два года находился в тюрьме. Жена Нила никогда не встречалась со свекром. Они послали ему свадебные фотографии, а потом и фото ребенка, его второй внучки.

Джоэл не был темой, которую любил обсуждать Нил. И даже темой для размышлений. Джоэл оказался никудышным отцом, Нил в детстве практически не видел его, а потрясающее падение Брокера с Олимпа власти вызвало замешательство у всех родных и близких. Нил скрепя сердце посылал отцу в тюрьму открытки и письма, но, если бы он честно признался самому себе и жене, по нему не скучал. Потому что и прежде крайне редко бывал с ним рядом.

Теперь отец объявился, просит денег, которых у Нила нет, и не сомневается: сын сделает то, о чем он его просит, хотя это и чревато опасностями.

Нил подошел к столу и дважды перечитал письмо. Те же едва читаемые каракули, которые он помнил с детства. И тот же образ действий — что дома, что на службе. Сделай то, сделай это, и все будет в порядке. Сделай, как я говорю, и чем скорее, тем лучше! Поспеши! Рискни всем, потому что мне так надо.

А что, если все кончится благополучно и Брокер вернется? Конечно, у него опять не найдется времени для Нила и внучки. Если пятидесятидвухлетнему Джоэлу Бэкману дать шанс, он вновь поднимется на вершину славы в вашингтонских коридорах власти. Он заведет нужных друзей, у него появятся нужные клиенты, он женится на нужной женщине, найдет нужных партнеров и через год окажется в просторном кабинете, требуя немыслимые гонорары и попугивая конгрессменов.