Мистификатор, шпионка и тот, кто делал бомбу - Алекс Капю

Лаура с благодарностью приняла предложение. Комнатушка находилась на улице Тапис-Вер, на седьмом этаже, а спальное место представляло собой ветхий ампирный диван у щелястого окна. Посредине комнаты стояла ширма, а за ней – кровать рабочей пчелки. Обе женщины легли рано. А потом долго лежали в темноте, обоюдно защищенные от взглядов, и еще долго вели женские разговоры. Следующий вечер прошел так же. Они подружились и скоро знали друг о дружке все. Когда настало время рассчитаться за неделю с квартирным хозяином, Лаура заплатила половину и впредь поступала таким же образом.

Так минуло полгода.

Во второй половине дня 10 января 1941 года в шляпный магазин вошел невысокий упитанный господин, на лоб ему падала прядь волос, да и вообще он походил на Наполеона Бонапарта. Когда хозяйка поздоровалась с ним, он хмуро ответил по-итальянски и беспомощно огляделся по сторонам, после чего хозяйка округлым жестом указала на Лауру и ушла в ателье.

Лаура с первых же слов услыхала, что невысокий господин говорит по-итальянски с французским акцентом, но поддержала игру и тоже по-итальянски спросила, что ему угодно.

Мне нужна черная фетровая шляпа на холодное время года, сказал невысокий господин. Размер пятьдесят четвертый, пожалуйста.

Лаура достала с полки несколько шляп, положила на прилавок и разъяснила их особенности, меж тем как клиент примерял одну за другой.

Я беру вот эту, наконец сказал он. Нет-нет, прошу вас, упаковывать не надо, я сразу ее надену. Кстати, вы прекрасно говорите по-итальянски.

Мои родители итальянцы, сказала Лаура.

Тогда вы безусловно заметили, что я сам корсиканец, сказал невысокий господин.

Лаура кивнула.

Мой итальянский ужасен, а вот у вас, видимо, талант к языкам. Мне говорили, вы владеете еще и греческим, турецким и русским. Это правда?

Правда.

А как с немецким?

Лаура молчала, с растущим вниманием присматриваясь к собеседнику.

Как с немецким, синьора?

Увы, по-немецки я не говорю.

Ничего страшного, сказал невысокий господин. Мне нужно поговорить с вами, синьора, по очень важному делу.

Слушаю вас.

Не здесь. Жду вас сегодня вечером в девятнадцать часов в баре гостиницы «Селект».

За кого вы меня принимаете, месье, сказала Лаура. Я в бары по вызову не хожу, тем более…

Не так громко, сказал невысокий господин.

…тем более когда меня приглашает фальшивый итальянец, который не назвал своего имени.

Настоятельно советую вам прийти сегодня вечером в «Селект», синьора. Ваш вид на жительство вскоре истекает, вам это известно?

Лаура кивнула.

Не стоит доводить до крайности, вас ведь могут без всякого повода арестовать прямо на улице. Кстати, вы пока так и не сообщили свой новый адрес в швейцарское консульство, исправьте это упущение. А лицензия на сценические выступления у вас есть?

Какая еще лицензия?

На профессиональные публичные выступления. Распоряжение от двенадцатого ноября прошлого года.

Я не знала.

Поторопитесь привести ваши документы в порядок, синьора, и будьте осторожны. Приходите сегодня в девятнадцать часов в «Селект». Я могу вам помочь.

Я все еще не знаю, кто вы такой.

Вам лучше не знать моего имени.

Я с незнакомцами не встречаюсь.

Синьора…

Это мое последнее слово.

Меня зовут Симон Котони, я комиссар Surveillance du Territoire[50] в Ницце. Не говорите никому о моем визите и не упоминайте нигде мое имя. Сколько я должен вам за шляпу?

Четырнадцать франков пятьдесят сантимов, месье.

Коротышка положил на прилавок пятнадцать франков.

Сегодня вечером в девятнадцать часов. Не опаздывайте.

Когда Лаура придвинула ему чек и сдачу, он положил на прилавок пачку купюр.

Это вам, на неотложные расходы. Берите. Ну, скорее. Пора опять платить за квартиру на улице Тапис-Вер. Пошлите немного в Швейцарию, если хотите. И ни слова о моем визите. Никому. Вы меня поняли?

Когда невысокий господин ушел, Лаура д’Ориано пересчитала деньги. Триста франков. На неделю хватит.

Потом настал год, когда на одном из конгрессов в бостонском Массачусетском технологическом институте Феликс Блох познакомился с молодым физиком Лорой Миш, которая защитилась в Гёттингене по рентгеновским лучам и в 1938-м эмигрировала в Америку. Четырнадцатого марта 1940 года они поженились. На первых порах жили в кампусе, в холостяцком бунгало Феликса, затем переехали в симпатичный домик на Эмерсон-роуд в Пало-Альто. Там 16 января следующего года родились близнецы Джордж и Дэниел. Для молодой матери первый год с двумя младенцами был весьма напряженным, вскоре ей срочно потребовался отдых. И Феликс Блох готовился провести лето 1942 года с семьей на пляже Ла-Карпинтерия к югу от Санта-Барбары.

Но тут ему позвонил Роберт Оппенгеймер и попросил принять участие в его летнем семинаре в Беркли.

На сей раз нет, сказал Блох.

Это важно, сказал Оппенгеймер.

Сожалею, сказал Блох. Мы уже упаковали плавки и пеленки. И внесли плату за пляжный домик.

Распакуйте вещи, сказал Оппенгеймер, и не беспокойтесь о задатке. Привет от меня Лоре. Скажите ей, что я все возмещу.

Но я не могу. Зима у нас выдалась тяжелая.

Сожалею. Дело идет о нейтронах. Блох, вы нужны мне на семинаре. Участие обязательно. Больше я по телефону ничего сказать не могу.

Как это понимать? – спросил Блох.

Послушайте. Семинар так и так состоится, хотим мы с вами или нет. Если не мы, это сделают они. Мы или они, Блох, вы меня понимаете? Вероятно, они уже этим занимаются. Нам нельзя терять время.

Понимаю.

Ваше участие – личное пожелание президента Рузвельта. Начинаем в первых числах июля. Будут еще несколько старых друзей по копенгагенским временам.

Кто?

Ханс Бете и Эдвард Теллер. Ван Флек[51]. Мой ассистент Роберт Сербер[52]. И несколько моих докторантов. Теллер ведь защищался у вас в Лейпциге?

У Гейзенберга. По ионизированным молекулам водорода. У меня он только заваривал чай. В подвале с пинг-понгом.

Вот так и получилось, что лето 1942 года Феликс Блох провел не на пляже Санта-Барбары, а на верхнем этаже Ле-Конт-Холла в Беркли. Перед семинаром стояла задача в свободной общей дискуссии чисто гипотетически обосновать, возможно ли в принципе создать оружие огромной разрушительной силы, высвободив внутриатомную энергию связи.

Участвовало в семинаре девять человек. Из числа ведущих умов в этой области. Встречи были засекречены. И происходили на верхнем этаже в помещении, ключи от которого имел один только Оппенгеймер. Две стеклянные двери вели на балкон, по соображениям безопасности забранный стальной сеткой.

Для создания соответствующей атмосферы Роберт Оппенгеймер утром первого дня сделал сообщение о доселе величайшем вызванном людьми взрыве, случившемся 6 декабря 1917 года в порту Галифакса. После детонации пяти тысяч тонн тринитротолуола на французском артиллерийском транспорте образовался исполинский огненный шар, на территории двух с половиной квадратных миль ударная волна сровняла город с землей и убила две тысячи человек. Когда же над Галифаксом вновь воцарилась тишина, к небу поднялось грибовидное облако дыма.

Разрушительная сила этого взрыва была огромна. Но урановая бомба – к такому мнению участники семинара единодушно пришли в первый же день – произведет по меньшей мере десятикратное воздействие. Дымовой гриб поднимется в десять раз выше, огненный шар будет в десять раз больше, а взрывная волна – в десять раз мощнее, она одним ударом сотрет с лица земли не только небольшой город вроде Галифакса, но и большой вроде Берлина или Гамбурга. Или Рима. И убьет не две тысячи человек, а двадцать тысяч. Или двести тысяч.

Участники семинара очень быстро поняли, что потребуется много технической изобретательности, чтобы построить относительно небольшую и компактную бомбу, которую бомбардировщик В-29 сможет доставить на значительное расстояние к месту назначения. Однако в принципе это казалось возможным. В первой памятной записке Оппенгеймер отметил, что для быстрой цепной реакции хватит наполненного ураном-235 контейнера диаметром в двадцать сантиметров, причем, конечно, добавятся механизм взрывателя и оболочка, а это во много раз больший объем и вес.

Все лето под крышей Ле-Конт-Холла они вдевятером вели расчеты и проектировали свою гипотетическую бомбу. Нужно было в точности определить минимальное количество урана-235, необходимое для запуска надежной цепной реакции. Серьезную проблему представлял механизм взрывателя, который надлежало сконструировать так, чтобы масса как можно скорее стала критической и цепная реакция протекла полностью и не была прервана преждевременной детонацией. Особенно важен был также вопрос, сколько энергии выделится при цепной реакции. Детальные расчеты показали, что взрыв атомной бомбы превзойдет по мощности взрыв в Галифаксе не в десять раз, а как минимум в сто, если не в тысячу раз, и в результате число погибших может составить не две и не двадцать тысяч, а двести тысяч.