Цезарь Каскабель - Жюль Верн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается тюленей и других морских животных, то в первый день путешествия их совсем не было видно.
Выехали все радостные и веселые, но чем дальше, тем грустнее становилось у всех на душе. Необъяснимая тоска охватывала при взгляде на безграничное белое пространство. К одиннадцати часам утра уже не было видно высоких скал порта Кларенс. Даже верхушка мыса принца Уэльского скрылась в далекой дымке. Впереди не было ничего, на чем мог бы остановиться глаз, и много времени должно было пройти, пока на горизонте покажется восточный мыс Чукотского полуострова. А его высоты сильно могли бы помочь путешественникам ориентироваться в дороге.
Островок Диомида, расположенный как раз на середине пролива, едва поднимается над поверхностью моря. Его можно было узнать лишь тогда, когда колеса заскрипят по его каменистой почве.
Сергей Васильевич и Каскабель шли, обсуждая создавшееся положение. Проезд через пролив казался в начале самой простой вещью. Возможно, что потом, когда он окончится, он и окажется пустяковым, но теперь, в момент совершения его, переезд этот представлялся очень опасным и рискованным.
— И угораздило же нас придумать этот переезд! — говорил Каскабель.
— Да, — отвечал Сергей Васильевич. — Не всякому придет в голову мысль ехать по льду Берингова пролива, да еще в такой тяжелой повозке.
— Вы правы, месье Серж! Но что же делать? Если в голове засела мысль о возвращении домой, то уже ничто вас не удержит. Ах, если бы дело шло только о сотнях километров через Дальний Запад или Сибирь, то об этом и говорить не стоило бы!.. Идешь по твердой земле, которая не грозит провалиться каждую минуту!.. А эти восемьдесят километров по замерзшему морю, с тяжелой повозкой, со всем скарбом, с лошадьми… Эх, если бы это все уже прошло! Кончилась бы эта самая трудная и самая опасная часть нашего путешествия!
— Да, мой дорогой Каскабель, особенно, если «Красотке» удастся вовремя достичь южной Сибири. Было бы очень неосторожно ехать берегом во время сильных морозов.
— Мы так и думали сделать… Но вы, месье Серж, должны знать эти места?
— Я знаю лишь местность между Якутском и Охотском, где я проходил во время моего бегства. Что касается дороги от границы Европы до Якутска, то у меня осталось о ней лишь слабое воспоминание. Все мы, арестанты, были страшно утомлены и тяжелой дорогой и душевными страданиями… Не желаю испытать самому лютому моему врагу то, что я перенес.
— Неужели вы совсем потеряли надежду вернуться на родину свободным, и неужели правительство не разрешит вам возвратиться?
— Для этого надо, — отвечал Сергей Васильевич, — чтобы объявлена была амнистия, которая касалась бы не одного графа Наркина, но и всех вместе с ним осужденных. Представится ли для этого возможность?.. Кто знает, мой дорогой Каскабель!
— Но ведь так грустно — жить в изгнании!.. Точно выгнали из своего собственного дома.
— Да!.. Тяжело вдали от тех, кого любишь!.. А мой бедный старик отец!.. Как бы мне хотелось его увидеть…
— Вы увидите его, месье Серж! Поверьте старому циркачу. Вы приедете в Пермь с нами!.. Разве вы не член труппы Каскабель?.. Надо мне вас научить каким-нибудь штукам, это при случае пригодится. Но самое главное — мы проведем за нос русскую полицию!
Цезарь Каскабель не мог удержаться от смеха. Нет, подумать только, — граф Наркин, важный русский барин, и вдруг поднимает тяжести, жонглирует бутылками, подает реплики клоунам и даже собирает деньги со зрителей!
Около трех часов пополудни «Красотка» остановилась. Хотя ночь и не наступала еще, но густой туман мешал далеко видеть. Жан вернулся с разведок и посоветовал сделать остановку, так как при этих условиях продвигаться дальше было опасно. Снегу здесь было меньше, и все шероховатости и неровности льда выступали наружу, так что «Красотку» все время кидало из стороны в сторону. Лошади спотыкались чуть не на каждом шагу. Полдня пути сильно утомили их.
А в сущности, маленький караван сделал в этот первый переход всего восемь километров.
Как только остановились, Корнелия и Наполеона вышли наружу, закутавшись хорошенько, чтобы не простудиться от резкой перемены температуры: внутри повозки было десять градусов выше нуля, а на воздухе — десять ниже нуля. Что касается Кайеты, то, с детства привыкшая к суровым зимам, она вышла, как была.
— Надо теплее одеваться, Кайета, — обратился к ней Жан. — Ты рискуешь простудиться.
— О, я не боюсь холода, — отвечала она, — у нас в долине Юкона к нему привыкли.
— Все-таки надо теплее одеваться.
— Жан прав, — вмешался Каскабель, — пойди, перепелочка, и оденься потеплее. Если только ты простудишься, то тебе достанется от меня, и сильно. Я живо вылечу от насморка!.. Голову с плеч долой… вот насморк и пройдет, и нечем тебе будет чихать.
При такой угрозе оставалось лишь повиноваться.
Потом все занялись устройством лагеря. В сущности, это было просто. Не надо было ни резать хвороста в лесу для костра, ни собирать травы для лошадей. «Красотка» дала всем необходимый комфорт: и постели и теплый ужин. Надо было лишь дать корму лошадям и укрыть их толстыми попонами. Попугай сидел в клетке, обезьяна у своего корыта; собак тоже не забыли накормить вяленой лосиной.
Позаботившись о животных, вся семья села ужинать или, скорее, обедать, так как час был не поздний.
— Однако! — вскричал Каскабель. — Кажется, первый раз французы обедают на льду Берингова пролива, да еще с таким комфортом!
— Пожалуй, — отвечал Сергей Васильевич. — Но я рассчитываю, что дня через три-четыре мы будем обедать уже снова на твердой земле.
— В Нумане? — спросила Корнелия.
— Нет, на островке Диомида, где мы остановимся дня на два. Наши лошади везут так медленно, что нам понадобится, по крайней мере, неделя, чтобы добраться до азиатского берега.
По окончании обеда все охотно разошлись спать, хотя не было еще пяти часов. Все так устали за день утомительной дороги по льду, что хотелось поскорее расправить уставшие члены и заснуть под теплыми одеялами. Каскабель не счел даже нужным установить дежурство для охраны лагеря. В этой пустыне нечего было бояться опасных встреч, да к тому же и собаки дадут знать, если кто-либо вздумает явиться потревожить сон обитателей «Красотки».
Все-таки Сергей Васильевич вставал ночью два или три раза посмотреть, в каком положении лед, так как за ночь могла произойти перемена погоды. Но все было по-прежнему, и дул легкий северо-восточный ветер.
На другой день путешествие продолжалось при тех же условиях. Особых препятствий не было, но, как и накануне, все сильно устали. В этот день проехали до обеда двенадцать километров и остановились, как и вчера, довольно рано.