Слово Оберона - Марина Дяченко

Он в самом деле очень хочет жениться на Алисии.

Повернувшись к шару спиной, я вскинула посох. Вспомнила, как однажды мы освобождали караван из песка — я произвела тогда целый вихрь, разметавший барханы…

Я крутанула посох против часовой стрелки. Повеяло сперва чуть-чуть, а потом вдруг как взметнётся ветер!

Весь пепел и вся пыль, слежавшиеся на плато за невесть сколько времени, в один миг взлетели в воздух. Я закашлялась; пропало плато. Пропал из виду шар, хоть я стояла в двух шагах от него. Пропали Уйма, принц и Максимилиан, и не стало видно распростёртого на камнях Мастер-Генерала.

Там, откуда приближалась стража, раздались испуганные вопли. А огнекусы проснулись наконец, зашипели и засвистели, и шелест и свист становились всё громче…

— Лена! Ты где?!

Я кинулась на голос и налетела на Уйму, ударилась в его мягкий живот.

— В корзину! Быстро!

Огнекусы визжали, как армия рассерженных чайников. Я поняла, что не знаю, где «корзина». Не видно было даже протянутой руки. Я метнулась вправо-влево, споткнулась о тело Мастер-Генерала и упала, сдирая ладони.

— Уйма! Помоги!

Он нашёл меня по голосу. Подхватил тело (меня мазнуло по лицу холодной рукой мертвеца).

— Сюда!

Наконец-то я нащупала огромное птичье ребро. «Корзина» тряслась — шар рвался с привязи.

— Принц, сюда! Скорее! Где принц?!

Принца не было. Я металась вдоль решётки из рёбер и никак не могла найти вход.

— Взлетаем!

Меня схватили за плечи и втянули на деревянный помост. Посох застрял между птичьими рёбрами, я чуть руку не вывихнула. «Корзина» накренилась, на меня навалился всей тушей Уйма, впилась в щеку твёрдая пористая кость…

Рывок! Цепь не стала ждать, пока путешественники «отдадут концы», и порвалась. Нас рвануло кверху, грудная клетка огромной птицы завертелась в воздухе, как игрушка на резинке. Спёрло дыхание — я бы точно задохнулась, если бы не свежий воздух, вдруг хлынувший со всех сторон.

Туча пепла, поднятая мной, осталась внизу. Мы поднимались всё выше и выше к небу, над головой красным солнцем сиял шар, а прямо у меня перед глазами было плечо Уймы, чёрно-полосатое, в потёках пота.

— Где принц?!

Он был здесь. Сидел, вцепившись в мёртвого Мастер-Генерала, и глядел на нас испуганными глазами.

— А где некромант?

У меня была тайная надежда, что Максимилиана в спешке забыли.

— Я здесь, — прохрипел мальчишка. — Пока ещё… А-а-а!

Оказалось, Уйма сидел у него на груди.

Было далеко за полночь. Шар летел над низкими облаками, и мы первое время даже ни о чём не разговаривали. Отдыхали. Дышали воздухом. Скоро я начала мёрзнуть. Притянула поближе посох, стала греть ладони о навершие.

— С пылью — это ты хорошо придумала, — сказал наконец Уйма.

— Спасибо… Ваше высочество? Вам удобно?

— Холодно, — тихо сказал Принц-саламандра. — Я не подумал.

Тонкий облегающий костюм вроде чешуйчатого трико делал его похожим на акробата. Такая штука хороша в раскалённых подземных чертогах, но вряд ли способна дать хоть капельку тепла. Принц в самом деле «не подумал», да было ли у него время?

Я протянула ему посох. Он положил руки на тёплое навершие, и я увидела, какие у него синие ладони.

— Мы бы предложили вам что-то из одежды, но… — начала я. Беспомощно огляделась. Уйма был в одних штанах. Моя куртка или курточка Максимилиана приходились принцу явно не впору.

— Я сейчас что-то придумаю, — сказала я бодро. — Уйма, у тебя есть нож?

Я воткнула нож рукояткой в щель. Скоро лезвие засветилось красным, но тепла от него было мало. Ветер пробирал до костей. Полуголый и мёртвый Мастер-Генерал лежал тут же, у всех под ногами, и никого не радовал.

Я с беспокойством поглядывала на принца. Тот всё сильнее стучал зубами.

— Тут недалеко, — сказала я, пытаясь его успокоить. — А скоро солнце взойдёт, согреемся…

Принц склонился над моим ножом, я боялась, что он глаз себе выколет.

Дымка над нашими головами разошлась. Загорелись звёзды. Было совсем тихо, если не считать шелеста и шипения огнекусов. Мы плыли в красном ореоле — зловещий кровавый свет подкрашивал облака внизу. Наверное, издали шар выглядел как комета, вестница несчастья.

— Что мы теперь будем делать? — шёпотом спросила я Уйму.

— Принц-деспот, — коротко отозвался людоед.

Максимилиан громко вздохнул.

— Замок же нельзя… — начала я неуверенно.

Уйма смотрел на Мастер-Генерала. А тот мёртво глядел вверх, туда, где из-за птичьих рёбер пробивался красный свет.

— В конце концов, у Принца-деспота тоже есть Мастер-Генерал, — сказала я.

Уйма молчал.

— Не может быть, чтобы здесь не было других принцев, — я покосилась на Принца-саламандру. — Принц-чума…

— Молчи! — простонал Максимилиан. — Ну почему ты такая дура?

— Ну почему ты такой трус?

Шар чуть снизился. Огнекусы над нашими головами по-прежнему шипели и пощёлкивали, но спокойнее и тише. И мы молчали, долго молчали.

— Я тебе не рассказывал, как в первый раз встретил Оберона? — спросил Уйма.

— Нет.

Людоед полуприкрыл глаза:

— Он угодил прямо в засаду. Выехал на холм… Солнце вставало у него за спиной. Я поднял копьё. Он смотрел на меня, а я на него. Между нами был десяток шагов… я бы не промахнулся.

Снова стало тихо, только Принц-саламандра стучал зубами от холода.

— И что?

— Он смотрел на меня, — повторил Уйма. — Без ярости. И конечно, без страха.

— И ты отказался бросать копьё?

— Я бросил, — Уйма странно ухмыльнулся. — Я бросил…

— И что?

Круглые гляделки людоеда затуманились: что-то там происходило, в его воспоминаниях, что-то непростое, но очень важное для Уймы. Он открыл уже рот…

— Глядите! — взвизгнул Максимилиан. — Мы падаем!

Огнекусы поскрипывали совсем уж неслышно. Шар медленно, неуклонно снижался. Вот нас окружили низкие облака, вот они разорвались клочьями, и внизу, совсем рядом, показалась тёмная земля. Я мигнула, ночным зрением увидела камни, кусты, низкие деревья, затянутые ряской болота и ещё что-то: неясная тень метнулась от дерева к дереву. По ряске побежали волны, но мы летели всё дальше, и скоро это место пропало из глаз.

— Гмурры, — прошептал Максимилиан с таким ужасом, что и у меня мурашки продрали по коже.

Принц-саламандра поднял зелёные глаза. Я заметила: он с самого начала считал меня главной во всей экспедиции, хотя Уйма был старше и сильнее, да и сбежать из страны вулканов принцу помог людоед. Теперь принц ждал, что я приму на себя командование и разберусь с этой новой опасностью, но что я могла сделать?! У меня самой от ужаса живот заболел!

Уйма молчал. И Мастер-Генерал молчал, глядя вверх. Максимилиан сжался в комок, желая забиться между рёбрами костяной «кабины». Нас было слишком много на этом шаре: трое взрослых, включая здоровенного Уйму, да ещё мы с некромантом. Всей ярости огнекусов не хватало, чтобы дотянуть до пристани такой тяжёлый груз.

— Что надо делать? — спросила я, обращаясь не то к людоеду, не то к некроманту.

— Надо их разозлить, — ответил за всех Принц-саламандра. — Их мало били на взлёте. Надо разозлить их.

— Как?!

На земле мелькали огоньки. Не просто мелькали — перемигивались, это явно были сигналы. Дорожка мерцающих пятен бежала оттуда, где мы пролетали, вперёд — туда, куда нас нёс ветер и огнекусы. Туда, где по законам физики нам суждено было коснуться земли, туда, где нас уже ждали!

— Мы сядем, — сказала я, и каждое слово давалось с трудом, — и быстро разозлим их. И взлетим.

— Нам не дадут, — сказал Уйма. Он тоже смотрел вниз. У него было жуткое лицо — наверное, так выглядит людоед, которого поймали враги и тащат к кипящему котлу, а он готовится с достоинством принять смерть. — Нам не дадут взлететь.

— Мы не должны коснуться земли, — Принц-саламандра глядел на меня, надеясь на чудо. — Госпожа маг… вы… надо… надо разозлить их в воздухе.

— Ты умеешь летать? — отрывисто спросил Уйма.

— Нет, — сказала я быстро. — Я…

И замолчала, потому что всё стало ясно. Я попытаюсь взлететь — из кабины несущегося над землёй шара. Или взобраться наверх по рёбрам и цепям — тоже хитрая затея. Так или иначе, меня сразу же снесёт назад, вернее, шар улетит вперёд, а я останусь. Побарахтаюсь в воздухе — и рухну в гости к гмуррам, и что они со мной сделают — никто не увидит, придётся погибать в одиночестве!

Шар ещё снизился. Теперь мы летели на высоте примерно пятиэтажного дома, будь здесь деревья побольше — цеплялись бы за ветки. К счастью, всё, что росло на этих болотах, пригибалось к земле, будто боясь поднять голову выше дозволенного уровня.

От земли воняло. Не очень сильно, а так… словно кулёк забыли прополоснуть после тухлой рыбы.