Воровка (ЛП) - Хауф Мишель

Ксавье отвел волосы с ее лица. Она откинула голову на спинку сиденья, облокотившись на переноску Хлои.

— У меня дома. Если ты не против.

— Против. Там будет прослушка и слежка.

— Да.

— И у тебя только одна кровать. Как мы с этим поступим?

— Я не могу выпустить тебя из виду.

— Я дала тебе слово помочь. Придется мне доверять.

— Я доверяю. Не понимаю, почему. Теперь я знаю тебя. Физически, то есть. Но здесь, внутри? — Он постучал ее по лбу. — Мне любопытно. Расскажи что-нибудь о себе.

— Что, например?

— Что угодно. Я просто хочу послушать твой голос.

— Серьезно? Ты странный.

— Порадуй меня. Давай закончим разговор, начатый, когда мы сидели в засаде у особняка Блэквелла.

Джозефина тяжело вздохнула.

— Мой любимый цвет — фиолетовый. Я люблю кошек. Ненавижу редиску. И скучаю по деревенской жизни, вдали от города. Скучаю по свободе. И жажду бекона в любой день независимо от времени суток. Теперь твоя очередь.

— Моя?

— Эй, ты сам это начал. Вот как работает разговор. Сложная задачка, но ты справишься, Икс.

Он ухмыльнулся ласкательному прозвищу. И совершенно не возражал. На самом деле, ему даже оно нравилось.

— Хорошо. Не думаю, что у меня есть любимый цвет. Я предпочитаю серые костюмы, потому что так сливаюсь с толпой. Когда мне было шесть, я спас таксу со сломанным хвостом и наложил ей шину. А ненавижу я… хм… должен ли я что-то ненавидеть?

— Ты ненавидишь, когда дерзкие похитительницы драгоценностей вмешиваются в твои дела.

— Да, это так. Моя очередь задавать вопросы?

— Валяй.

Ксавье повернулся к ней, откинув голову на спинку сиденья.

— Как ты начала? Что заставило тебя украсть свою первую блестяшку?

Джозефина закрыла глаза и, ухмыльнувшись, покачала головой. Он мог бы надавить на нее, в обмен на информацию, которую ей дал, но в эту игру играли не так. Требовалось терпение и определенное доверие. Поэтому он ждал.

— Хм, вероятно, — тихо начала она, — это произошло, когда мама потеряла все, тогда я была подростком. Вор украл все, что у нее было. Я наблюдала за ним.

— Ты наблюдала за ним?

Она кивнула.

— Я лежала за диваном и читала. Любимое место в мамином кабинете. Раньше я сбегала туда, чтобы спастись от криков. Мама и ее парень вечно ссорились. Он был засранцем. Торговец наркотиками. Но сейчас все это не имеет значения. Что касается вора, то он меня так и не увидел. Но я видела его. Он взломал сейф матери со стандартной комбинацией цифр за четыре минуты, — я засекла время по часам — и выкрал все бриллианты и драгоценности. Но они не принадлежали маме. Она держала их для босса своего парня. И этот человек не простил. Она потеряла все. Пришлось пуститься в бега. Ее парень убедил ее, что бежать будет быстрее без ребенка, который бы только тормозил их. Поэтому вместо того, чтобы буквально вышвырнуть меня на обочину, она швырнула меня в приемную семью.

Ошеломленный таким признанием и чувствуя, что это правда, а не выдуманная история, чтобы вызвать его сочувствие, Ксавье мог только слушать, скрепя сердце.

— Я ненавидела это, — продолжала девушка. — Часто убегала. Конечно, приемная семья была средством получить горячую еду и постель, поэтому я никогда не отлучалась больше чем на день или два. Но в ту ночь, наблюдая за вором, я подсела на новый наркотик. Я начала воровать. Сначала по мелочи. Часы, кольца, деньги. Пробиралась в кабинет приемной семьи, изучала документы, брала ключи от машины и отправлялась на увеселительные прогулки. Делала всякие глупости. Впервые я украла ювелирку в семейном магазине на углу. И меня не поймали. Я использовала свои уловки.

Закрыв глаза, Джозефина улыбнулась. Она вспоминала. Ксавье помнил свое первое дело. Ему было намного меньше. Лет пять. А добычей были сладости из молочного шоколада, которые он прикончил за три дня. Еще одно воспоминание, которым можно было наслаждаться.

— Я хотела стать такой же, как тот вор из маминого кабинета, и добилась больших успехов. Хотя всегда работала одна. Не хотела связываться с мафией или быть кому-то обязанной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мудрый ход. Итак, чтобы узнать больше, ты… нашла того вора и стала за ним следить?

— Безусловно. — Она подмигнула.

— А как ты узнала обо мне? Не помню, чтобы я рекламировал себя или кричал о своих делах на весь мир.

Она пожала плечами.

— Удивительное совпадение.

Больше она не произнесла ни слова. Ему придется действовать медленнее, если он хочет добраться до сути, до рычагов, управляющих ее поступками. И как именно она его обнаружила.

— Зеф, мне жаль, что тебя оставили на произвол судьбы в столь юном возрасте. Это тяжкое бремя.

— Откуда тебе знать? Не думаю, что шикарные костюмы и безупречный стиль появились после того, как ты отточил свое мастерство. Убеждена, что твое ремесло выросло из власти и денег и, вероятно, даже из скуки, которая сопутствует праздной жизни богачей.

— Интересная оценка.

— Но я права. — И это не был вопрос.

— Значит, пришло время и мне исповедоваться, да?

— Да. Я рассказала тебе о своем непристойном мраке. А теперь расскажи мне о своем.

— Непристойный мрак?

— Тайна, — пояснила она с раздраженной настойчивостью.

— Ясно. Что же, хорошо.

И он мог рассказать ей, потому что всегда хотел поделиться с кем-то. И не с психиатром, которому нравилось трахать ему мозги и настаивать на идее, что он воровал драгоценности, чтобы позлить своего отца. Джозефина была его зеркалом и отражала именно то, что ему было нужно и что он хотел видеть.

— Я должен был унаследовать состояние, когда мне исполнилось восемнадцать. Моя семья — аристократы из Марселя. Ламберты занимаются пошивом одежды уже много веков. Скучная, утомительная профессия. Но довольно прибыльная. Мой старик отрекся от меня, когда я отказался взять в руки иголку с ниткой. Передал наследство моему младшему брату. Я не возражал. Мне всегда нравилось испытывать острые ощущения, бросая вызов самому себе. Моим первым делом стало похищение Персидской принцессы и я сделал это чисто.

— Так и не было доказано, что кражу совершил кто-то из вне.

— Вот именно.

Все годы секретности и жизни с оглядкой внезапно заставили Ксавье прийти в себя. Не будь дураком. Даже если тебе не нравится то, что ты каждый день видишь в зеркале. Ты воруешь. И никакая благотворительность не сможет смягчить чувство вины за это.

Он решил, что нет необходимости рассказывать всю историю своей жизни. Он не настолько глуп.

— В нашем стремлении выжить в этом мире, мы оба оказались в одной и той же точке. Брать вещи до того, как другие уведут их у нас из-под носа.

— Потому что мы можем. Потому что хотим.

— Потому что жаждем этого кайфа.

— М-м-м… — простонала Джозефина. — Лучше, чем секс. Серьезно.

— Должен согласиться. Не то чтобы секс с тобой не был великолепен.

— Я думала, его легко забыть?

— Ох…

— Ладно, — быстро сказала она. — Секс — это всегда хорошо. Но в более широком плане? Он ничего не значит. Но держать в руке крутой безупречный бриллиант в пятьдесят карат и смотреть, как свет отражается в гранях?

Ксавье сжал руку Джозефины и поцеловал костяшки ее пальцев.

— Как насчет редкого красного бриллианта?

— Пощади, у меня никогда такого не было. Но я знаю, как тебе нравятся цветные блестяшки. Ты держал в руках красный бриллиант?

— Да, красный камень в семьдесят два карата. Поразительно, какой он тяжелый. А сердце у меня колотилось так, будто я держал его на бегу. Он был неограненный и даже не сверкал, но все же.

Ксавье застонал.

— Я всегда хотела украсть Алмаз Хоупа.

Он рассмеялся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Как и любой другой вор в мире. Тебе бы пришлось проникнуть в хранилище Смитсоновского института. Не говоря уже о том, чтобы обойти инфракрасные сейсмические датчики и биометрический сканер сетчатки. И даже если бы ты это сделала, на тебя ляжет проклятие.

Проклятие гласило, что неудача или даже смерть постигнут всех, кто завладеет Алмазом Хоупа. И в доказательство бриллиант хвастался историческим списком жертв, которых постигла такая участь.