Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

– Пивар? это новое имя в околотке, брат. – Не так ли? – сказала она: – он не владел здесь землею, когда наш отец был жив, да и в наше время, до моего замужества.

– Новое имя? полагаю так, – сказал мистер Теливер с особенно-сердечным выражением. – Дорнкотская мельница слишком сто лет в нашей семье, и никто не слыхал когда-нибудь, чтоб какой-то Пивар совался с своим носом в нашу реку, пока этот малый не приехал сюда и не купил фермы Бинкома. Да я его отпиварю! – прибавил мистер Теливер, поднимая свою рюмку с таким видом, как будто он совершенно определил свое намерение.

– Надеюсь, брат, вас не принудят судиться с ним? – сказала мистрис Масс тревожно.

– Не знаю еще, к чему меня принудят; но я знаю, к чему я его принужу с его плотинами и ирригациями, если подведут закон на правую сторону. Я очень хорошо знаю, кто тут главный всем этим делом заправляет; на его стороне Уоким; он и побуждает его. Я знаю, Уоким говорит ему, что закон не может его тронуть; но есть люди и кроме Уокима, которые умеют обращаться с законом. Нужен крупный мошенник, чтоб совладеть с ним; но найдутся мошенники и покрупнее, которые знают все узлы да прорехи в законе, иначе отчего же Уоким потерял тяжбу Бремлэ?

Мистер Теливер был строгой честности человек, который гордился своею честностью; но он полагал, что в деле тяжебном возможно было добиться правосудия, только вверяя его мошеннику посильнее. Тяжба, в его глазах, была своего рода петуший бой; и оскорбленная честность принуждена была найти драчуна поотчаяннее и с когтями покрепче.

– Горе не дурак, нечего нам это говорить, – заметил он вдруг сварливым тоном, как будто бедная Гритти заподозрила способности этого адвоката: – но, видите, он в законе-то не так далек, как Уоким; а вода – материя особенная, силой ее не подхватишь. Вот почему она слаще пряников и для старого Гари (Черт.); и для адвокатов. Смотрите только на вещи прямо; вся правда и неправда с водою так ясны; река – так река; и если у вас есть мельница, так вам нужна вода, чтоб приводить ее в движение; нечего вам говорить мне будто ирригация и все дурацкие затеи Пивара не остановят моего колеса: я знаю лучше, что такое вода. Толкуйте себе, что там говорят инженеры! Я говорю: здравый смысл указывает, что плотины Пивара мне должны сделать ущерб; но если таково ваше инженерство, так я ему подучу Тома, и он увидит, можно ли найти более смысла в нем.

Том оглянулся с некоторою тревогою при таком возвещении и бессознательно взял погремушку, которою он забавлял ребенка Масс; ребенок, понимавший вещи с необыкновенною ясностью, вдруг выразил при этом свои чувства пронзительным ревом и не унялся даже, когда погремушка была ему возвращена, очевидно показывая, что первоначальное оскорбление оставалось во всей силе. Мистрис Масс поспешила с ним в другую комнату и передала мистрис Теливер, ее сопровождавшей, свое убеждение, что милый ребенок имел свои причины плакать, и что если она думала, будто ребенок ревел из-за погремушки, то он был непонятым созданием. Когда рев, совершенно-оправданный, был унят, мистрис Масс посмотрела на свою золовку и – сказала:

– Жаль, что брат тревожится так об этом дел.

– Уж такова повадка у вашего брата, мистрис Масс; до моего замужества я ничего и не видали подобного, – сказала мистрис Теливер, с подразумеваемым упреком.

Она называла своего мужа «вашим братом», говоря с мистрис Масс, когда его поведение не возбуждало особенного удивление. Любезная мистрис Теливер, никогда не сердившаяся в свою жизнь, все-таки имела скромную долю гордыни, без которой она не могла бы быть ни мисс Додсон, ни даже женщиною. Всегда только обороняясь от своих сестер, естественно, что она сознавала свое превосходство, даже как слабейшая Додсон перед сестрою своего мужа, которая, кроме того, что была бедна и обязывалась своим братом, обнаруживала добродушную покорность рослой, слабохарактерной, неряшливой, плодородной бабы, имевшей достаточно любви не только для мужа и множества детей, но для всей боковой родни.

– Надеюсь и молю Бога, – сказала мистрис Масс: – чтоб он не затеял тяжбы; никогда не знаешь, чем это может кончиться. Да и правое дело не всегда выигрывает. Этот мистер Инвар богатый человек, сколько я могу понять; а люди богатые почти всегда на своем поставят.

– Что касается этого, – сказала мистрис Теливер, приглаживая свое платье: – то я насмотрелась на богатство в своей семье; у всех моих сестер такие мужья, которые могут делать почти все, что хотят; но иногда мне думается, что я просто с ума сойду с этим вечным разговором про тяжбу да про ирригацию; и сестры мои все мне в вину ставят; они не знают, что значит выйти замуж за такого человека, как ваш брат, как им и знать? Сестра Пулет распоряжается с утра до вечера как хочет.

– Ну, – сказала мистрис Масс: – не думаю, чтоб пришелся по мне муж, у которого нет своего собственного разума и за которого я должна думать. Гораздо-легче делать, что приятно мужу, нежели придумывать за них, что им делать.

– Если уж говорить про то, как делать приятное мужьям, – сказала мистрис Теливер, слегка подражая своей сестре Глег: – то, я уверена, вашему брату пришлось бы долго искать, чтоб найти жену, которая позволяла бы ему все делать по-своему, как я. С самого утра, как встанешь с постели, и до поздней ночи все только и слышишь про одну ирригацию да закон; и я никогда ему не поперечу. «Ну, мистер Теливер, делайте, что вам угодно; только тяжбы не затевайте» – вот все, что я ему говорю.

Мистрис Теливер, как мы видели, имела своего рода влияние на мужа. Нет женщины, которая бы его не имела; она всегда может заставить его делать или то, что она желает, или совершенно-противное этому; а между различными побуждениями, понуждавшими мистера Теливера поспешить тяжбою, Конечно, однообразное убеждение мистрис Теливер имела свою силу; его можно даже уподобить этому мифическому перу, которое, утверждают, будто надломило хребет верблюда. Хотя, согласно с беспристрастным взглядом, в этом должно бы обвинять всю тяжесть прежнего груза, подвергнувшего спину животного такой опасности, что перо, само по себе невинное, наделало такую беду. Не то, чтоб слабые убеждение мистрис Теливер имели свой вес вследствие ее собственной личности; но всякий раз, когда она в чем-нибудь не соглашалась с своим мужем, он видел в ней представительницу семейства Додсонов; а у мистера Теливера положено за правило показать Додсонам, что они им не могут вертеть или, говоря точнее, что один Теливер, хоть и мужчина, сладит с четырьмя бабами Додсон, даже если между ними и попалась мистрис Глег.

Но даже и прямой аргумент этого типа женской половины Додсонов не усилил бы его расположение посутяжничать, если б не примешалась тут мысль о Уокиме, постоянно-растравляемая встречею с этим ловким ходатаем в базарные дни. Уоким, он знал наверное, был главною пружиною в деле Пивара; Уоким пробовал раззадорить Дикса, чтоб тот начал тяжбу за плотину; нет никакого сомнение, по милости Уокима, мистер Теливер проиграл дело об исключительном праве на дорогу и на мост, которое открыло свободный проезд через его землю для каждого бродяги, предпочитающего лучше портить частную собственность, нежели идти открыто, как человеку честному, по большой дороге: все адвокаты, более или менее, были мошенники; но мошенничество Уокима было совершенно особенного рода и всегда являлось в оппозиции к праву, выраженному в интересах и мнениях мистера Теливера. И для довершения всей горечи, оскорбленный мельник еще недавно, занимая пятьсот фунтов стерлингов, был принужден исправить это дельце для себя лично в конторе Уокима. Такой гладкий малый с горбатым носом, холоден, как огурчик, и вечно уверен в своем деле! Досадно, что адвокат Гор вовсе не похож на него; это был плешивый старик, с округленными чертами лица, приятными манерами и жирными руками; драчун, за которого вы не станете держать заклада против Уокима, Гор был хитрый малый; его слабость была не в особенной добросовестности; но подмигиванье, при всей его многозначительности, все-таки не откроет вам каменной стены; и хотя мистер Теливер был очень уверен в своем правиле, что вода есть вода, и что дело об ирригации очень хромало у него, однако ж, было неприятное подозрение, что Уоким сильнее против него, нежели Гор – за него. Но если тяжба начнется, то мистер Теливер мог взять себе для защиты адвоката Уайльда; и одна надежда увидеть, как свидетель со стороны Уокима будет мешаться и потеть при допросе, была так отрадна для любви к правосудию.

Мистер Теливер много думал об этих курьезных делах, разъезжая на своем сером и покачивая головою со стороны на сторону, как чашки весов Фемиды поднимались непеременно то вниз, то вверх; но вероятный результат скрывался в невидимой дали, и дойти до него было возможно только рядом жарких аргументов и повторений, и в жизни домашней и общественной. Предварительное введение к тяжбе, состоявшее в рассказе самого дела всему кругу знакомых и убеждении их, необходимо тянулось долгое время: и в начале февраля, когда Том отправился в школу, нельзя еще было открыть в нем ничего нового, но также усмотреть, какие меры, мистер Теливер хотел принять против опрометчивого оппонента принципа, что вода есть вода. Повторение, подобно трению, производит жар, но замедляет движение; и жар мистера Теливера становился, Конечно, более и более осязательным. Если не было новых очевидных свидетельств по другим статьям, то в этом обстоятельстве по крайней мере было новое доказательство, что Пивар был заодно с Уокимом.