Новый Мир ( № 12 2012) - Новый Мир Новый Мир

— Знаешь что? — сказал второй. — Присобачим еще табличку с надписью типа “Гвоздь мироздания”, чтоб как в музее.

— А текст присочинить? — поинтересовался первый, спрыгнув со стула.

— Обойдемся. Нароем вечером еще несколько стишков про гвозди, и все будет в ажуре.

— Не вставят нам за такое?

— Неужели ты не готов на жертвы ради искусства? — спросил второй.

Увидев в своем кабинете толпу учеников, разглядывавших подвешенные на нитке листки, заслуженная учительница Полина Виленовна Капличная по прозвищу Капля подошла поближе и заметила в стене гвоздь, к которому была прикреплена нитка с бумажками. Чуть ниже красовалась табличка с надписью: “Гвоздь мироздания. Неизвестный художник ХХ века. Железо. 1982 г.”. Сделав медальное лицо, она спросила тоном Макбета, завидевшего призрак Банко:

— Кто это сделал?!

— Я. — Первый подавил предательское желание сказать “мы”.

Второй деликатно промолчал.

— А ну-ка дай сюда эти бумажки!

Первый отцепил листки и подал учительнице. Та пробежала глазами стих о кошмарных последствиях нехватки гвоздя в кузнице, потом о людях, из которых можно было бы делать самые крепкие в мире гвозди, затем про того, кого прибили гвоздями к кресту (религиозная пропаганда вызвала у нее негодующий возглас), и дальше наткнулась на нижеследующие строки:

Сдав все экзамены, она

к себе в субботу пригласила друга.

Был вечер, и закупорена туго

была бутылка красного вина.

А воскресенье началось с дождя,

и гость, на цыпочках прокравшись между

скрипучих стульев, снял свою одежду

с непрочно в стену вбитого гвоздя.

Дочитав стихотворение до конца, Капля так побагровела, что классу показалось, будто в дверь заглянул дворник Кондратий с явным намерением ее хватить, и страшным голосом спросила:

— Это ты написал?!

— Я?! — поразился первый ученик.

— А кто же?! — спросила Капля.

— Ну, Бродский, — поколебавшись, ответил ученик.

— Кто?!

Кондратий протянул когтистые руки к самому сердцу учительницы.

— Мало того, что ты устроил это хулиганство с гвоздем, ты еще посмел повесить рядом с портретом великого поэта социалистической революции непристойные вирши тунеядца и антисоветчика! Ты за эти художества ответишь! Ровно через пять минут я вернусь от директора, и чтоб к моему возвращению ничего тут не было! — отЧеКанила учительница.

Ученик опять сходил в кабинет труда, вернулся с длинным гвоздодером, сковырнул едва приклеенную табличку и, привстав на цыпочки, выдернул гвоздь. На пол просыпалась упомянутая Бродским струйка штукатурки, а в стене осталась небольшая дырка с облупленными краями. Вернувшаяся от директора Капля бросила беглый взгляд на место происшествия, не обратив на нее должного внимания.

— А ты, гад, почему не сознался?! — спросил первый ученик второго после уроков.

— Это еще зачем? Чтобы вместо одной жертвы искусства было две? — изумился второй.

— А если бы я сказал, что мы вместе это делали?

— Ты бы не сказал.

— Почему ты так думаешь?!

— Не умеешь ты играть в патриотическую игру “стук-стук”, — сказал второй.

— А ты умеешь?

— Я этого не говорил.

— Я бы с тобой в разведку не пошел, — заметил первый.

— Я бы со мной тоже не пошел, — признался второй. — Да и зачем мне в разведку?

Придя назавтра в свой кабинет, Полина Виленовна застала у стены сборище учеников из другого класса. В центре полукруга стоял второй ученик и пересказывал описанное выше с добавлением красочных деталей, рисующих его выдающуюся роль в истории.

Разогнав несанкционированное мероприятие, Капля вызвала первого ученика.

— Я тебе что сказала? — спросила она, с трудом сдерживая пар. — А ты что сделал?!

— Вы сказали все убрать. Я и убрал.

— Ты что из себя деревянную голову строишь? Сделай как было! Чтобы никаких дырок не осталось!

Первый ученик отправился к школьному завхозу. Тот выдал ему засохшую кисть и ржавый шпатель, зачерпнул краем жестяной банки немного шпатлевки из мешка, для вида порылся в поисках остатков краски, которые два года назад израсходовал на пристройку к даче, и, скосив глаза в сторону, развел руками.

— У завхоза краски нет, — сказал ученик на другой день.

— А мне какое дело?! — сказала Капля. — Или мне родителей в школу вызывать? Иди и купи!

В тот же день, ведя урок о послереволюционной поэзии Маяковского, она прочла вслух выдержку из его разговора с солнцем: “Светить — и никаких гвоздей!”, после чего долго не могла успокоить класс, полегший на парты от хохота.

— Гони бабки на краску, — сказал первый ученик второму после урока. — А то чего я один отдуваться буду?!

Назавтра, когда хозяйки не было в кабинете, второй ученик привел к дырке от гвоздя новую экскурсию и взял с каждого по двугривенному. Два рубля он оставил себе, а два отдал товарищу. Тот купил в магазине кисть и банку краски за рубль девяносто, сверив ее цвет с заблаговременно отколупнутым от края дырки кусочком старого покрытия, на сдачу выпил стакан газировки с сиропом и вернулся в школу, чтобы заделать дырку, а на следующее утро, когда шпатлевка высохла, закрасил поверхность.

После уроков первого ученика вызвали на малый педсовет, состоявший из директора, Капли, а также профорга, парторга и комсорга школы, которых читавшие в самиздате Толкиена называли орками. Перед заседанием директор сказал:

— Я, Полина Виленовна, в вашей литературе (Каплю слегка передернуло) не силен. В политике подкован — знаю, что этот ваш (Каплю передернуло сильнее) Бродский — тунеядец и антисоветчик. Что хулиганство — понимаю. Но вот п а рнографии — не вижу. Три раза прочел — где п а рнография? Ну, было там между ними что-то, раз он ночь у нее провел, а утром оделся. Потом она в ванной лежит, а он на ключ от ее квартиры старается не смотреть — что ж тут такого? Стесняется, значит, парень…

— Неужели вам непонятно, на что здесь намекает слово “ключ”?! И не просто “ключ”, а “припахивающий п о том ключ”? Вы же мужчина, неужели я, женщина, должна вам это объяснять?!

— Мы с вами не мужчина и не женщина, мы — педагоги. Ключ — значит ключ. А пахнет — потому что в руках держали. Не все же руки духами спрыскивают!

— Никакой это не ключ, как вы не понимаете! Это… это то самое, чем детей делают! — выговорила учительница и покраснела так же густо, как волк в анекдоте про Красную Шапочку.

— Простите, Полина Виленовна, у меня самого двое детей, и я знаю, чем и как их делают, — с достоинством заметил директор. — Так что давайте не уточнять. Предлагаю не выносить эту тему на педсовет. Тут и сам не заметишь, как в п а рнографию впадешь!

— Значить, так... — сказал директор, открывая совещание. — Ты, значить, не только сознательно испортил школьное имущество, ты еще устроил хулиганскую акцию! Знаешь, чем это тебе грозит?

— Отвечай: сам на это пошел или тебя подучили?! — присоединился к допросу парторг.

— Сам, — сказал первый ученик, снова подавив острое желание сдать второго.

— Врешь! — сказал парторг. — Не мог ты сам такого удумать! Надо же — вбить в стену гвоздь и приклеить подпись, как будто это картина Репина! Иностранные голоса слушаешь?!

— Нет.

— А с этими так называемыми абсраксионистами — водишься?

— Нет.

— Вирши тунеядца Бродского где взял?

— Слышал.

— От кого?

— Не помню.

— Ты других за дураков не держи! Стишок он помнит, а от кого слышал — не помнит! Смотри, комсомольский билет на стол положишь... — предупредил комсорг.

— Не положу.

— Это как?!

— Я не комсомолец, — пояснил ученик, и на несколько секунд наступила заключительная сцена из комедии Гоголя “Ревизор”.