Качели судьбы - Ирина Глебова

– Завтра у меня лекции окончатся в три, а занятие на центральной студии начнётся в шесть. Если хочешь, приходи к институту и мы три часика погуляем.

На студию с собой она его звать не стала, знала – бесполезно. Однажды он пошёл с ней – и как отрезало! Не мог видеть её в окружении этих молодых, весёлых, раскованных, умных, близких ей по духу ребят. Больно было.

Они встретились. Но прежде чем идти гулять, Лариса сказала:

– Заскочим к старикам? Это же рядом! Я обещала Давиду Сигизмундовичу достать одну книгу почитать, отнесу ему.

Граф остался ожидать её во дворе, и та, уже забытая им сценка, повторилась почти дословно. Он отошёл к пустой детской площадке, сел на маленькую скамейку, доставая сигареты и глядя Ларисе во след. Она шла к подъезду, а ей навстречу, оттуда, шёл тот самый парень. Вот они встретились, поздоровались, разошлись. На этот раз парень оглянулся почти сразу, дождался, когда Лариса скроется в подъезде, и заспешил к арке. Он пробежал почти рядом с графом, грязно ругаясь и повторяя с ненавистью:

– Сучка легавая! Сучка легавая!

Валерий не вскочил, не попытался его остановить – всё произошло неожиданно. Да и была у него подспудная мысль: «Пусть не знает, что я за ним наблюдаю и всё вижу».

И опять Лариса посмеялась над ним. Он, правда, не стал ей говорить о ругательствах и «сучке», может быть и зря. Вообщем, идею ненависти к себе девушка не принимала – не видела причины. Даже сказала, смеясь:

– А вот я сегодня у него сама спрошу, на студии.

Но он, почему-то испугавшись, стал отговаривать и даже согласился, что это всё его фантазия.

– И что, спрашивала она? – поинтересовался Кандауров. Но Сарматов этого не знал: Лариса ему ничего не говорила и к этой теме они больше никогда не возвращались.

– Так кто же это был?

– Лариса ещё тогда сразу назвала мне его имя. Но вскоре я выбросил его из головы и даже думал, что совсем забыл. Но несколько лет назад, когда этот человек стал мелькать и в газетах, и на телеэкране, я его узнал. Хотел даже Ларисе написать, напомнить. Но мы не переписывались… Теперь-то его все знают – Вадим Лесняк, друг и правая рука нашего «Реформатора».

– Вот как! Интересно… А что же это за дом? Адрес помните?

Викентия конечно удивило названное имя – оно было известным. Но по той же причине и разочаровало. Он ожидал от Сарматова большего, надеялся, что тот даст ему ключ к разгадке. А тот всего лишь вспомнил давний, сомнительной достоверности случай. Что-то ему показалось, что-то он почувствовал… Но профессиональная хватка не позволила Кандаурову сразу отступить. Нужно было из этой неясной информации выжать всё, что можно. Поэтому он и спросил, не ожидая, впрочем, ничего толкового, про адрес дома, где происходили встречи.

Сарматов пожал плечами:

– Адреса я никогда не знал. А дом этот очень известный. Здесь, в центре, на главном перекрёстке. И вы тоже его знаете: весь первый этаж занимает самый большой книжный магазин. Огромная арка, двор густо засажен деревьями. А среди них такие уютные полянки для детских и спортивных площадок, доминошные столики… Знаете?

Викентий знал этот дом. И знание это внезапно отозвалось горячей волной в голову. Мгновенно вспомнилось ему: он, новоиспечённый лейтенант милиции, едет на трамвае вместе с полковником КГБ, знакомым с детства дядей Антоном. Одетый в штатский костюм, полковник одобрительно оглядывает его ладную фигуру в милицейском кителе, говорит ласково:

– Ну что ж, Викеша, поздравляю. По родовой тропе пошёл, это верно.

Трамвай едет вдоль длинного дома с широкими стёклами – книжными витринами, – на углу тормозит, открывает двери.

– Я выхожу, – говорит Викентий. – Пороюсь в книгах с первой лейтенантской получки.

– А мне тоже сюда, – полковник легко соскакивает с подножки. – Только не в книжный магазин, а по службе.

Они идут вдоль стены дома, и Викентий просто, чтобы что-то сказать, говорит:

– Разве у вас и здесь есть «контора»?

– Здесь у нас «конспиративная квартира», – спокойно отвечает дядя Антон. – Место встречи с нашими агентами… Ну, лейтенант, мне сюда, прощай пока.

И полковник, махнув рукой, входит в широкую арку, идёт через ухоженный зелёный двор, входит в угловой подъезд левого крыла дома…

Потом Викентий не то, чтобы забыл этот разговор – просто вспоминать было ни к чему. Но вот пришёл случай, и толчком, со дна памяти, вынырнуло воспоминание: чёткая картина, словно вчера пережитая.

– В каком подъезде жили старики, которых навещала Тополёва? – спросил он Сарматова.

Тот уловил изменившиеся интонации, подался вперёд:

– В левом угловом, на шестом этаже… Но ведь это неважно!

– Отнюдь…

Глава 19

Бабье лето кончилось сразу. Осень, словно сердясь за отнятые у неё дни, навёрстывала своё. В холодном, сдирающем с деревьев листья ветре чувствовалось уже дыхание близкой зимы. Миша Лоскутов, если приходил утром первым, непременно распахивал окно в кабинете – невзирая на погоду. А Викентий ещё по вчерашней инерции надел легкий плащ и, войдя, рассердился:

– Вечно ты со своим свежим воздухом! Околел на улице, мечтал отогреться!

– Всё сделаем для дорогого начальника!

Миша окошко затворил, выключил уже кипевший электрочайник и, пока Кандауров раздевался, причёсывался, поставил на стол две чашки крепкого растворимого кофе. Грея о чашку ладони, блаженно, маленькими глотками отпивая напиток, Викентий прикидывал план на день для себя и Лоскутова.

– Всё, что касается гэбистов, дело не простое. Но у меня есть один человек… Я вчера уже с ним связался, он поможет. Хотя… Может быть, я ошибаюсь? И всё – просто совпадение? И Климова вовсе не была связана с КГБ?

– Таких совпадений не бывает, – покачал головой Михаил. – Тот самый дом, тот самый подъезд! Ты же, майор, не так наивен, как этот «Граф», чтоб верить сказочке о старичках-соседях?

– Совпадения бывают самые поразительные, – пожал плечами Викентий. – А вдруг?

– И всё же, Вик, это новый поворот. Когда расследование в тупике, новый поворот даёт надежду.

– Ну, – не согласился Кандауров, – не такой уж и тупик. Машину мы ищем, не всё окружение погибшей проверено…

– А не слишком ли мы глубоко закопались в это «окружение»? Братьев Грёминых проверяли! Когда Климова их знала? В школьные годы! И что оказалось? Один давно в Германии, другой в Америке.

– Коль ты недоволен такими далёкими экскурсами в прошлое, я тебе подкину работёнку из сегодняшнего «окружения».

– Хочешь, угадаю? – Лоскутов хитро прищурился. – И пошлёшь ты меня на душевный разговор к бывшему студийцу Жилину.

– Телепат! – развёл руками Викентий. – Но ты прав. Этого парня мы как-то упустили из виду. А его имя постоянно всплывает.

Викентий замолчал, вспомнив, как сидел он на прогретой солнцем траве рядом с телом мёртвой женщины, листал тетрадь с её записями и впервые прочёл имя: «Дима Жилин»… Тряхнул головой, отгоняя видение, продолжил:

– И заметь: рядом постоянно вспоминается какой-то «спонсор», который якобы есть у Жилина. Правда ребята – Белов, Романов считают, что это может быть выдумкой. Жилин очень самолюбив.

– А если не выдумка? Если Жилин – передаточный пункт информации для этого «спонсора»?

– Вообщем, фантазируй, Миша. Но и факты ищи. Жилин – твоя линия. Даже если это – пустышка, полезно будет пообщаться с противной стороной. Ведь до сих пор мы говорили с теми, кто любил Климову.

Кандауров глянул на часы, подкрутил колёсико.

– Включи-ка приёмник, – попросил он. – Сверю время. На десять у меня назначена встреча, а человек этот любит точность. Одно слово – работник КГБ, хотя и бывший.

Антон Антонович был давним другом его отца. Война свела двух молодых лейтенантов в полковой разведке. Оба были родом из этого города, оттого и держались вместе. Кто, кого и сколько раз прикрывал в рискованных рейдах – не считали. Летом сорок пятого оба получили назначение в милицию. Ошалелая от военной неразберихи «малина» лезла из всех нор, и фронтовики-разведчики в самую пору пришлись в органах. А года через два Антона перевели в другое ведомство – НКВД. Так пути фронтовиков немного разошлись, но дружба не ослабела.

Дверь Викентию открыла жена Антона Антоновича, обняла, помогла раздеться. А у входа в комнату его поджидал сам хозяин.

– Проходи, Викеша, проходи! Ниночка, давай нам в кабинет чай, пироги, что у тебя есть!

Нина Сергеевна, расставляя чашки и наливая крепкий чай, ласково упрекнула:

– Давно не был у нас, Викеша…

Наверное, только в этой семье его ещё называли так, по-детскому, потому что знали с детства. У Нины Сергеевны внешность классически учительская: белые, как снег, волосы уложены в аккуратную завивку, живые тёмные глаза, моложавое интеллигентное лицо, белый кружевной воротничок на тёмном платье. Она и была учительницей младших классов – давно когда-то. Викентий учился у неё, и к нему да к своему сыну Серёже она была особенно строга. Сейчас Сергей служил на одном из кораблей военной эскадры, жил с семьёй в порту Находка.