Нэнуни-четырехглазый - Валерий Янковский

На сто с лишним верст протянулись вдоль реки Сунгачи и восточного берега озера Ханка сплошные болота, и в их плену караван пробыл около двух недель. Стояла изнурительная августовская жара. В густых высоких травах и камышах ни ветерка. Люди и лошади задыхались от испарений, все были в крови от липнущих к ним тучами комаров и слепней. Они лезли в глаза и уши, жалили беспрерывно и беспощадно. А кругом — куда ни глянь — только тростники, кочки, грязь и мутная вонючая вода! Негде ни обсушиться, ни передохнуть. Днем и ночью — в болоте.

А когда вышли на сухую дорогу, лошади вдруг захромали, стали оступаться, часто останавливаться.

— Что-то неладно, Михаил Иванович, — осунувшийся, искусанный до неузнаваемости Антипов сокрушенно покачал головой.

— Давай, Афанасий, сделаем привал. Сам вижу, а в чем дело, пока не пойму.

Развели костер, повесили чайник. Переобулись. Кругом крякали, свистели крыльями, поднимались и перелетали большие стаи уток, но сейчас они не радовали сердце охотника. Лошади стояли понуро, многие болезненно поднимали ноги. Часть легла, что было совсем необычно. Хозяин осмотрел копыта одной, другой, третьей и нахмурился.

— Худо, брат Афанасий. Пять с половиной тысяч верст одолели, а последнюю сотню вряд ли дотянем…

— Что, что случилось, Михаил Иванович?

— Мокрец. Гангренозный мокрец поразил венчики копыт у всех без исключения лошадей. Вот что значит две недели без просыха в болоте! Это тяжелая болезнь и вылечивается не скоро.

— Ах ты, грех какой. Дотянем ли до дому?

— Хорошо бы до села Никольского добраться. Нужно же — в ста с небольшим верстах от дома!

— Да-а… А все-таки знаете, Михаил Иванович, нечего нам бога гневить. Я и то думаю — ведь чуть не год в пути. И через щели на Байкале прошли, и Селенгу едва перескочили. А на плотах, когда одной лозой кони месяц питались?!

— В общем ты прав, Афанасий. Без потерь в таком деле не бывает, все могло сложиться хуже. И в конце концов три потерянных в этом пути кобылицы — не такая большая еще беда.

— То и говорю. А еще сибирская язва? А волки, а хунхузы, а тигры? Я так и ждал, что кто-нибудь нападет в этих чертовых камышах, только вам ничего не говорил. Нет, бог миловал…

На следующий день они кое-как дотащились до большого села Никольского — нынешнего города Уссурийска, и застряли там на целый месяц. Кого вылечили, кого подлечили. Только в сентябре, через десять месяцев после выезда Михаила и Афанасия из дома, они довели до места свою драгоценную партию.

У станции Черкасская перешли по деревянному мосту речку Сидеми, и, оставив тракт, повернули вниз по течению, на юг. Вдали засинели сопки полуострова, запахло морем. Кони поднимали морды, и, расширив ноздри, принюхивались к влажному солоноватому ветру, пошли без понуканий, веселее. А расцвеченные первыми осенними красками горы — все ближе!

Вперед с гонцом отправили записку, и их встречали.

К тому месту, где дорога подступала к броду через капал, у подножья горбатившегося китом мыса Бринера собрались Ольга Лукинична, Семен Лукич, Платон Федоров, Митюков, дети, несколько пастухов. И вот измученные люди и лошади, одолев последнюю водную преграду, ступили на сухую, твердую землю Сидеми и облегченно вздохнули: завтра им уже не нужно будет куда-то спешить…

Михаил Иванович соскочил с коня. Жена, улыбаясь, шла навстречу, но заметно вытянувшиеся девчонки с визгом обогнали ее и кинулись к отцу на шею. Сыновья застенчиво протянули ладони, но дали себя поцеловать.

Верилось и не верилось, что наконец дома. Хватили лиха! Но инициатор этого труднейшего и рискованного похода ясно понимал главное: теперь-то жеребята следующего помета обязательно наберут недостающие для сидеминской лошади вершки.

КРАСНЫЕ ВОЛКИ

Старинная дальневосточная пословица гласит: «Где кабан — там и тигры». К ней следовало бы добавить: «Где олень — там барсы и волки». По мере того, как на Сидеми становилось все больше оленей, росло и количество их врагов: людей и зверей.

Браконьеры проникали на полуостров летом. Пользуясь темными ночами и густыми туманами, незаметно пробирались пешком или приплывали на лодке. Убив пантача, отрезали только голову с драгоценными пантами и скрывались, бросив на съедение орлам и воронам упитанную, рыжую в белых пятнах тушу. Случались и перестрелки, бывали раненые, порою браконьеры попадались и несли кару.

Барсы и волки наведывались на полуостров, в основном, зимой, когда замерзали канал, лагуна, морские бухты, а порою и весь залив. Чего проще, забежать по льду? Те и другие были страшными врагами, но вели себя по-разному, и кошки, в общем, порядочнее. Барс может покончить с оленем за три дня и вскоре явиться за следующим. Но он не тронет лишнего. И совсем другое дело волк. Тот режет для удовольствия: догоняет и рвет, рвет с остервенением столько, сколько сумеет догнать.

Однако волки в Приморье бывают не только серые, но и красные, и между ними существует заметное различие. Серый волк не собирается здесь в большие стаи. Два-три, редко пять. Они являлись на Сидеми каждую зиму, и Михаил Иванович довольно быстро изучил их повадки, нашел способы борьбы. Организовывал облавы, в лунные ночи устраивал в стогу сена возле потравы хитрые засады, откуда стрелки били их картечью. Научился тонко травить стрихнином. Одним словом, долго шкодить серым не удавалось.

Но вот осенью того года, когда он вернулся из Сибири, вдруг стали находить растерзанных в клочья оленей по нескольку голов в ночь. А на оттаивающей днем земле и утренней пелене инея появились следы необычных волков. Отпечатки их лап были помельче обычных, острее, но самих следов очень много. Шли они то лавой, то веером, то цепочкой.

Пастухи определили быстро: это ири — красные волки.

Они рассказали, что видели, как эти волки брали оленя в полукольцо и гнали на лед, на озеро и большую наледь. Там он скользил, падал и сразу исчезал в клубке рыжих тел. Но часто даже не успевал добежать до льда. Хищники гнались стаей голов в двадцать, рассыпавшись полумесяцем, как хорошо натасканная свора гончих, и олень, который, в общем, резвее волка, в ужасе начинал метаться. А волкам только этого и требовалось. Ближайший кидался наперерез, с прыжка впивался в бок и повисал! Следом второй, третий. Похоже, говорили пастухи, будто в котле красная вода кипит…

В Приморье первая половина зимы часто бывает бесснежной. Так было и в этом году. Молодые, не сбрасывающие до весны свой крупный желтый лист, дубняки, делали красных волков невидимками, и каждый новый день приносил все большие жертвы. В те дни Михаил Иванович записал в своем дневнике: