«Крот» в окружении Андропова - Аркадий Жемчугов

«Хола» была не только источником секретной информации, но и агентом-вербовщиком. В частности, ею был привлечен к сотрудничеству с советской разведкой ценный агент «Хант», от которого в Москву в течение четырнадцати лет поступали научно-техническая документация и сведения о поставках Великобританией оружия другим странам.

«Я хотела, — призналась позже «Хола», — чтобы Россия могла говорить с Западом на равных. Я делала все это потому, что ожидала, что на русских нападут, как только война с немцами закончится. Чемберлен же еще в 1939 году хотел, чтобы на них напали, это же он толкал Гитлера на восток. Я думала, что русские должны быть тоже способны защищаться, потому что весь мир был против них, против их замечательного эксперимента. И потом, они перенесли такие страдания от немцев. В войне они воевали на нашей стороне, и было бы нечестно не дать им возможности создать собственное атомное оружие».

В конце 1960 года Михаил Голеневский, офицер польской разведки, бежал на Запад. Предатель выдал все известные ему секреты, в том числе и агента «Шаха» — Гарри Фредерика Хаутона. Он начал работать на советскую разведку в 1952 году, будучи шифровальщиком военно-морского атташе Великобритании в Польше.

Сотрудники МИ-5 тотчас установили за «Шахом» круглосуточное наблюдение и вскоре вышли на Гордона Лонсдейла, а через того — на Крогеров.

«Бен» вместе с «Шахом» и его женой Этель Джи был арестован 7 января 1961 года около 17.00. А двумя часами позже та же участь постигла Крогеров, у которых в бункере была обнаружена радиостанция и другие улики в шпионской деятельности. Пойманные, казалось бы, с поличным, Крогеры, тем не менее, отрицали предъявленные им обвинения в шпионаже. На этот случай у них было строгое указание «Бена» — признаться в том, что найденное у них шпионское оборудование принадлежит Гордону Лонсдейлу, а они к этому не имеют никакого отношения. Логика «Бена» была достаточно проста: у него как у гражданина Советского Союза на любые случаи в жизни была опора, а у Крогеров таковой не было.

И на суде Гордон Лонсдейл выступил с заявлением о том, что Крогеры не состояли с ним в тайном сговоре и не занимались разведывательной деятельностью. Более того, он настаивал на том, что даже если судьи сочтут обвинение против Крогеров доказанным, то виновным во всем надлежит считать только его, какими бы последствиями ему это ни грозило.

В ходе судебных слушаний были преданы гласности предоставленные ФБР сведения о том, что Крогеры в действительности являются Коэнами, и в подтверждение представлена найденная при обыске у Абеля фотография. Тем не менее Крогеры не подвели своего резидента. Они не признавали себя виновными, категорически отрицали шпионский характер своих связей с Лонсдейлом.

В результате, в приговоре суда, хотя и были указаны их подлинные имена и биографические данные, однако отсутствовало главное — доказательства того, что они действительно являются разведчиками, которые занимались в Англии шпионажем в пользу Советского Союза. Благодаря этому Крогеры были осуждены на пятнадцать лет каждый, в то время как Гордона Лонсдейла приговорили к двадцати пяти годам лишения свободы.

Его поместили в тюрьму Уормвуд-Скрабс, которая славилась тем, что из нее еще никому и никогда не удавалось бежать. Через пару-тройку месяцев сюда же направили другого советского разведчика, Джорджа Блейка, осужденного аж на 42 года тюремного заключения. Его, кстати, вычислили и арестовали также в результате предательства, на этот раз связника немца Микки.

«Я встретил Лонсдейла в первый же день моего пребывания в секторе «С», — вспоминал позже Блейк. — Так как мы оба были под «спецнадзором», мы гуляли вместе. Он, должно быть, знал, кто я, так как сразу же подошел ко мне, пожал руку и представился. Лонсдейл был среднего роста, крепкого сложения, с широким веселым лицом и очень умными глазами. Он говорил с явным «заморским» акцентом, пересыпая речь американскими оборотами[5]. Когда я узнал его лучше, он поразил меня тем, с каким искусством он играл свою роль. Встретив его, никто бы ни на секунду не усомнился в том, что перед ним этакий рубаха-парень, трудолюбивый, зарабатывающий себе на хлеб рекламой канадского бизнеса, то есть человек, за которого он себя выдавал. То, что он был рядом со мной в первые недели заключения, послужило для меня огромной моральной поддержкой.

Во время наших ежедневных прогулок по мрачному тюремному двору мы, конечно, часто обсуждали наши шансы выбраться на свободу. В этой связи я вспоминаю нашу беседу, которая состоялась за несколько дней до его внезапного перевода в другую тюрьму. «Что ж, — сказал он своим обычным оптимистическим тоном, — я не знаю, что произойдет, но уверен в одном. Во время большого парада по случаю 50-летней годовщины Октябрьской революции, в 1967 году, мы с тобой будем на Красной площади». Тогда это прозвучало фантастично, ведь наши долгие сроки только начались. Но в жизни случаются чудеса. Он оказался совершенно прав. Мы оба присутствовали на параде, а потом пили шампанское.

…Лонсдейл был так называемым «тайным резидентом». Я всегда относился с огромным уважением к этой категории разведчиков, ведь их работа требует высочайшего профессионализма. Им приходится настолько сживаться со своей «легендой», что они становились воистину другими людьми. Отказавшись от всего личного, они полностью отдаются работе, рискуя свободой, а иногда и жизнью, каждый раз, когда пытаются завербовать нового агента или идут на тайные встречи. Им приходится постоянно быть настороже и жить в обстановке непреходящего напряжения. Крайне редко им удается отдохнуть, вернувшись домой к своим семьям. Лишь человек, свято верящий в идею и служащий великому делу, может согласиться на такую работу, хотя, скорее всего, здесь больше подошло бы слово «призвание».

В 1964 году Конон Молодый, он же «Бен» и Лонсдейл, вернулся на родину. Его обменяли на агента английской разведки, МИ-6, Грэвилла Винна. И первое, за что он взялся, — за изыскание любых возможностей для скорейшего вызволения из тюремных застенков своих соратников Крогеров. И уже в следующем, 1965 году англичанам было предложено обменять сотрудника МИ-5 Джеральда Брука на Крогеров. Те заявили, что обмен одного на двух их не устраивает. Выход из этой, казалось бы, тупиковой ситуации Молодый нашел без особого труда. До англичан были доведены сведения о том, что их разведчику Бруку грозит увеличение наказания за попытку побега. Англичане дрогнули. Правда, и Лубянка согласилась вместе с Бруком передать еще двух подданных Ее Величества, осужденных советским судом за контрабанду наркотиков. Обмен состоялся 24 октября 1969 года. Крогеры возвратились в Москву и вскоре получили советское гражданство. Инициатором в постановке этого вопроса вновь выступил их бывший резидент.

«Бен» не оставил без внимания и оперативные материалы, касавшиеся его провала. Детально ознакомившись с ними, он выявил непростительную ошибку Центра. Дело в том, что Центр не имел права передавать ему на связь агента, работавшего в странах Варшавского договора под дипломатическим прикрытием. Это шло вразрез с элементарными правилами конспирации, которыми резиден-ту-«нелегалу» строжайше запрещалось вступать в личный контакт с агентами, которые в силу своего длительного пребывания в странах Восточного блока автоматически становились объектами постоянного наблюдения со стороны контрразведывательных служб своих стран. Именно таким агентом был «Шах». Дотошность «Бена» далеко не всем руководящим сотрудникам Центра пришлась по вкусу.

«Лонсдейла встретили в КГБ как героя, — свидетельствует Джордж Блейк. — Тем не менее после столь долгого отсутствия ему было непросто снова привыкать к жизни в Советском Союзе. Дело в том, что Лонсдейл был не только первоклассным разведчиком, но и крайне удачливым бизнесменом. Возглавляя канадскую фирму по производству автоматов (такова была его «крыша»), он заработал миллионы, которые конечно же не положил в свой карман, а полностью перевел Советскому государству. Теперь ему очень нелегко давалась полная ограничений жизнь сотрудника КГБ, некоторые же аспекты советской действительности его просто возмущали. Особенно он критиковал неэффективность и некомпетентность управления советскими промышленными предприятиями и ведения внешней торговли. В то время любая критика, в чем бы она ни выражалась, отнюдь не приветствовалась, и он скоро впал в немилость».

…Фотостудию Гесельберга на Кузнецком мосту, недалеко от центрального здания Лубянки, посещали многие москвичи. Здесь делали прекрасные фотографии. Но никто из посетителей не подозревал, что в задней комнатке фотостудии частенько собирались такие знаменитости советской разведки, как Молодый, Абель, Фитин, Судоплатов, Эйтингон и другие.