Взгляд Медузы - Торкиль Дамхауг

Он чуть было не сказал: «Случилось, Бия, и я не знаю, сумею ли я отказаться от этого», но только покачал головой. Она погладила его по затылку и сказала, что понимает: он все еще не оправился от усталости, привстала на цыпочки и шепнула на ухо, что совсем не прочь уйти домой пораньше.

Он сделал большой глоток из бокала с коньяком. Терраса здесь выходила не на запад, как у них дома, а на север, и отсюда был хорошо виден центр города на другой стороне фьорда — крепость, ратуша, чуть правее площадь Карла Бернера и микрорайон Руделёкка. Он подумал, что Мириам нет дома. Она говорила, что собирается уехать на выходные. Как хорошо, что ее там нет, она уехала куда-то, где он не может до нее добраться. Если они больше никогда не встретятся, сколько потребуется времени, чтобы он перестал постоянно видеть перед глазами ее лицо? Он не будет предпринимать ничего, пока ее образ не поблекнет и все это не останется в прошлом.

Небо над головой было ясным и прозрачным, как черное стекло. Он отыскал созвездие Близнецов и медленно перевел глаза дальше, на Возничего и на Персея, который держал голову Медузы с ее страшным глазом. После дня рождения Марлен ему несколько раз пришлось ей повторять, что звезда Алголь пульсирует потому, что это, собственно говоря, две звезды, которые поочередно бросают тень одна на другую. Это помогло. Во всяком случае, она осмелилась снова посмотреть на ночное небо. Неделю тому назад она написала историю и прочитала ему ее. Про астронавта, которого отправили в космос и он оказался поблизости от ужасной двойной звезды Алголь, глаза Медузы. И он так и не вернулся назад. Он превратился в камень, вечно паривший там, на краю бездны. Истории тоже могут ходить вокруг да около и отбрасывать тень одна на другую, пришло вдруг Акселю в голову, когда она закончила чтение.

Он допил коньяк. Вспомнил прочитанное недавно в газете — про опрос, проведенный среди итальянских мужчин. Те, что изменяли женам, набрали больше баллов по шкале, определявшей, насколько хорошие они семьянины. Это было истолковано таким образом, что чувство вины побуждает мужчин проявлять свои лучшие качества отцов семейства. Он сунул руку в карман, достал мобильный телефон. «Ты спишь?» — напечатал он.

Отправляя сообщение, он услышал за спиной шаги. Ингрид Брудал. За столом они оказались далеко друг от друга, но она несколько раз поглядывала в его сторону, и он подумал тогда, что она, наверное, подойдет к нему попозже. И вот теперь она стояла рядом, держа в руке бокал с вином.

— Я видела, что вы пошли сюда, — сказала Ингрид.

Когда она двигалась, ее платье переливалось в свете, падавшем из гостиной.

— Захотелось подышать свежим воздухом. Вы вернулись на работу?

Он знал, что она занимает высокую должность в одном из министерств, кажется в Министерстве культуры.

— Выхожу в понедельник. И меня это нисколько не волнует и не пугает. Такие вещи очень мало трогают меня теперь, как и хождение в гости. — Она не сводила с него взгляда. — Я хотела сказать вам это раньше, когда вы только появились здесь, но растерялась, так что… Спасибо за то, что вы пришли тогда.

Аксель предположил, что она имеет в виду похороны, и пробормотал что-то в том смысле, что как же иначе.

— В ту ночь, — ровным голосом уточнила она. — Я знаю, вы могли поручить кому-нибудь другому поехать к нам. Я не в состоянии испытывать благодарность к кому-либо, но я хочу, чтобы вы знали это. Хорошо, что тогда пришли именно вы.

Он посмотрел на нее. В этой женщине всегда чувствовалась какая-то неприступность, ирония, удерживающая на расстоянии даже близких. А теперь создавалось впечатление, что окружающий мир вдруг прорвался к ней, сметая все на своем пути.

Она дотронулась до его руки:

— Когда вы нашли ее, как она лежала?

Аксель сделал глубокий вдох, ощутив ту же беспомощность, что и той ночью.

— Лиза… — добавила она почти неслышно.

Внезапно он начал рассказывать: не найдя ее в автомобиле, он пошел искать ее вдоль канавы. Рассказывая, он нечаянно ляпнул, что поначалу ему показалось, будто Лиза спит.

Ингрид Брудал крепко сжала его запястье, и он испугался, что она не совладает с собой. Она открыла сумочку, отыскала носовой платок, прижала его к носу.

В кармане его пиджака завибрировал мобильник.

— Я могу зайти к вам как-нибудь на днях, — сказал он. — Тогда мы сможем еще поговорить об этом. Если вы захотите.

Не поднимая глаз, она ответила:

— Хорошо, что есть такие люди, как вы. Наверное, благодаря этому когда-нибудь жизнь сможет продолжиться.

Бия свернулась клубочком на заднем сиденье такси, пристроив голову к нему на грудь. Он приобнял ее, поцеловал в лоб. От ее волос пахло розами и дымом. Он погладил ее по щеке, обвел пальцем очертания губ. Она обхватила его палец губами и слегка прикусила.

— Вы очень устали, доктор Гленне, собственно говоря? — спросила она и, расстегнув пару пуговиц на его рубашке, осторожно коснулась рукой его груди.

— Я уже сплю.

Ее рука скользнула вниз по животу и дальше, под ремень брюк.

— Упс! Это явно не всех твоих членов касается.

— Нет, — вынужден был он признать, — некоторые из них встают и ложатся по своему усмотрению, каким бы строгим я с ними ни был.

— За такое непослушание надо наказывать, — мурлыкнула она.

Дома Аксель разделся и с бокалом коньяка подсел к маленькому столику в углу спальни. Взял в руку пульт и включил плеер, какой-то из дисков Бии с фортепьянной музыкой уже был вставлен в проигрыватель. Она вернулась из ванной и встала перед ним — в одних только прозрачных стрингах.

— Когда это ты начала подбриваться? — поинтересовался он, все еще сдержанно.

Она капризно вздернула подбородок, и это движение показалось ему провокационным. Он тут же вскочил, схватил ее и затащил в постель. Когда-то они купили наручники, давно уже не пользовались ими, и он не мог вспомнить, куда их засунул. Вместо них он сдернул с вешалки шелковый галстук и затянул вокруг ее запястий, а другой конец привязал к спинке кровати. Когда он рывком раздвинул ей ноги, она извернулась и укусила его в плечо.

— Здоровый бык какой! — прошипела она.

Он ощупью пробирается по какому-то коридору, освещаемому маленькими голубыми лампочками в полу. На одной из табличек написано: «Виктор». Дверь открывается. Внутри комната для допросов. Там сидит инспектор полиции, но его зовут не Виктором.

«Мы ждали тебя, Бреде».

Он открывает рот, чтобы возразить: они должны прекратить называть его Бреде, он не желает больше этого терпеть! Инспектор грубо хватает его за руку, тащит в другое помещение, в большой зал, с экраном во всю стену.

«Нам удалось заснять его. Мы сумели заснять его благодаря тебе, Бреде».

В первом ряду сидят пять-шесть человек, дальше зал пуст. Один из присутствующих оборачивается, попадает под луч зеленого света — это его мать.

«Я горжусь тобой, Аксель. Горжусь тобой».

Он чувствует облегчение оттого, что она узнала его, и хочет попросить ее объяснить всем эту путаницу с Бреде. «Расскажи им, кто я», — собирается он сказать, но не успевает, потому что его толкают на сиденье.

«Восьмой ряд. И за это скажи спасибо, это было лучшее место из тех, что удалось достать».

Инспектор полиции Виктор пристраивается рядом, плечом к плечу, кладет руку ему на бедро.

«Вот подожди только, и увидишь, Гленне».

Вот теперь он понял, ведь он больше не называет его Бреде.

Виктор оборачивается и щелкает пальцами. В конце зала установлен старый кинопроектор, запускает его Рита. На экране возникают картинки. Предрассветные сумерки. Камера скользит между голыми ветвями деревьев.

«Я не хочу смотреть это!»

Виктор кладет руку ему на плечо, прижимает к себе. Он пробует отодвинуться, но с другой стороны тоже кто-то сидит. От этого пахнет сырым мясом. Ему не удается повернуть голову так, чтобы разглядеть, кто это.

«Мы не отстанем, пока ты не посмотришь всё».

Камера приближается к озерцу. На берегу кто-то стоит, мужчина в белом исподнем и сапогах, на голове котелок. В руке он держит камень. Перед ним лежит нагая женщина, ее черные волосы покачиваются на кромке воды. Вокруг головы расплывается красное пятно. Обзор камере заслоняет ствол дерева.

«Не пропусти, Гленне, — шепчет Виктор ему в ухо. — Не пропусти, щас ты увидишь лицо Медузы».

Камера выезжает из-за дерева, изображение приближается. Стоящий на берегу мужчина оборачивается. Его лицо заполняет весь экран. Злобная ухмылка и смех, которого не слышно.

Главное — не смотреть ей в глаза. Он вырывается и вскакивает, верещит, как животное, пытаясь заглушить голос Виктора: «Что, узнаёшь себя, доктор Гленне, узнаёшь наконец самого себя?»

38

Понедельник, 22 октября