Мама и смысл жизни - Ирвин Ялом

— Наш час почти кончился. Еще есть время на одно упражнение, такое, как ты уже делала пару недель назад. Представь себе на минуту, что мы с тобой вместе проводим время. Закрой глаза. Придумай какую-нибудь ситуацию, что угодно. И рассказывай, что происходит.

[Молчание]

— Что ты видишь?

— Ничего.

— Заставь себя. Сделай так, чтобы что-нибудь произошло.

— Ладно, ладно. Я вижу, что мы идем по улице. Разговариваем. Расслабляемся. Какая-то улица в Сан-Франциско — может быть, Честнат. Я беру вас за руку и веду в бар для знакомств. Вы идете со мной — правда, неохотно. Я хочу, чтобы вы сами посмотрели… на эту картину… чтобы увидели своими глазами, что подходящих мужчин нет. Либо бары для знакомств, либо интернет-знакомства, больше вариантов нет. А Интернет — это еще хуже, чем бары. Там все такое обезличенное! Просто не верится, что вы мне могли такое предложить. Хотите, чтобы я завязала отношения на экране, даже не видя другого человека… даже не…

— Вернись к своей фантазии. Что ты теперь видишь?

— Все погасло, больше ничего нет.

— Уже? Что тебе помешало остаться?

— Не знаю. Стало холодно и одиноко.

— Ты была со мной. Взяла меня за руку. Что ты почувствовала?

— Все равно мне было одиноко.

— Мерна, пора заканчивать. Только один вопрос. Последние несколько минут чем-то отличались от всего остального часа?

— Нет. Всё то же. Разочарование.

— А я почувствовал себя более вовлеченным — как будто расстояние между нами сократилось. Тебе так не показалось?

— Может. Не знаю. И все равно я не вижу смысла в том, чем мы занимаемся.

— Почему-то я думаю, что в тебе что-то противится и не дает увидеть этот смысл… Ну хорошо, до следующего четверга.

Послышался звук отодвигаемых стульев, ее собственные шаги, пересекающие комнату, звук закрываемой двери. Мерна свернула на шоссе I-280. Выброшенные деньги и время, подумала она. Мозгоклюи. И он такой же, как все остальные. Ну, не совсем. Он хотя бы со мной разговаривает. На миг она представила себе его лицо: он улыбается, протягивает к ней руки, зовет подойти поближе. Правду сказать, доктор Лэш мне нравится. Он присутствует — хотя бы с виду ему не все равно, что со мной происходит, и он активен — пытается что-то сдвинуть с места, приблизиться ко мне, не оставляет меня сидеть и молчать, как два предыдущих мозгоклюя. Она торопливо отмахнулась от этих образов. Он вечно пилит ее, чтобы она запоминала свои мысли, особенно те, что приходят в голову за рулем, по пути на сессию и обратно, но не пересказывать же ему всю эту чепуху.

Вдруг она опять услышала на пленке его голос.

Десмонд, здравствуйте, это доктор Лэш. Я отвечаю на ваш звонок. Жаль, что опять не застал. Постарайтесь мне сегодня дозвониться по номеру 767-1735 между восемью и десятью часами вечера, или позвоните завтра с утра на рабочий телефон.

«Что такое?» — удивилась она. И вдруг вспомнила: в прошлый раз, выйдя после сессии из кабинета и проехав полквартала, она сообразила, что доктор не отдал ей запись, и вернулась. Припарковалась во второй ряд перед домом викторианской эпохи и взбежала по длинной лестнице на второй этаж. Поскольку Мерна в тот день была последней на приеме, она не боялась наткнуться на другого пациента. Дверь кабинета была приоткрыта, Мерна вошла и увидела доктора Лэша, который что-то говорил в диктофон. Когда она сказала, зачем пришла, доктор вытащил кассету из магнитофона, стоявшего на столике рядом с креслом для пациентов, и отдал ей. «До следующей недели,» — сказал он. Значит, он забыл выключить магнитофон, когда Мерна уходила в первый раз, и тот какое-то время работал на запись, пока не кончилась пленка.

Мерна вывернула до отказа ручку громкости и услышала слабые шумы: похоже, это звякали кофейные чашки, которые доктор убирал со стола. Опять послышался голос доктора — он договаривался с кем-то по телефону насчет игры в теннис. Шаги, звук отодвигаемого стула. А потом что-то поинтереснее. Намного более интересное.

Это доктор Лэш. Заметки для семинара по контрпереносу. По поводу Мерны. Четверг, двадцать восьмое марта.

Заметки по поводу меня? Не может быть. Напрягая слух, она подалась вперед, ближе к источнику звука, вне себя от беспокойства и любопытства. Машина вдруг вильнула, и Мерна чуть не потеряла управление.

Она съехала на обочину шоссе, быстро вытащила кассету, вынула из бардачка плейер, вставила кассету в него, перемотала, надела наушники, вернулась на шоссе и включила максимальную громкость.

Это доктор Лэш. Заметки для семинара по контрпереносу. По поводу Мерны. Четверг, двадцать восьмое марта. Обычный сеанс, все как всегда, и я опять в отчаянии. Она снова большую часть времени ныла, что нет подходящих мужчин. Я все больше теряю терпение… раздражаюсь… сегодня вообще вышел из себя и сказал что-то совершенно неуместное: «На мне что, майка с надписью „Служба знакомств“?» Это очень зло с моей стороны — совсем непохоже на меня, я даже не помню, когда в последний раз так хамил пациенту. Может быть, я пытаюсь ее оттолкнуть? Я никогда не говорю ей ничего вдохновляющего, позитивного. Я стараюсь, но с ней это очень трудно. Она меня достает… такая нудная, скрипучая, ограниченная, вульгарная. Думает только о том, как бы заработать два миллиона на акциях своей фирмы, да мужика найти. Больше ничего… узость ужасная… ни мечты, ни фантазии, никакого воображения. Мелкость. Читала она хоть раз в жизни хороший роман? Сказала хоть раз что-то красивое? Интересное? Высказала хоть одну интересную мысль? Господи, вот бы ее заставить написать стихи… хоть попробовала бы. Вот это и правда было бы терапевтическое изменение. Она меня высасывает. Я чувствую себя как большое вымя. Снова и снова то же самое. Снова и снова она зудит из-за моей оплаты. Неделя за неделей. И со мной каждый раз одно и то же — я становлюсь сам себе скучен.

Сегодня я, как обычно, хотел, чтобы она задумалась, какой вклад вносит в собственные проблемы. Что именно в ее поведении отгораживает ее от других людей. Кажется, не так уж сложно. Но я как будто по-китайски говорил. До нее просто не доходит. Вместо этого она заявила, что я не верю, будто ситуация в барах знакомств неблагоприятна для женщин. А потом, как она это часто делает, подпустила колючку насчет того, что уж лучше бы она со мной на свидания ходила. Но когда я пытаюсь сфокусироваться на этом, на ее чувствах ко мне, или на том, как она загоняет себя в одиночество прямо здесь, в кабинете, будучи рядом со мной, все становится еще хуже. Она отказывается понимать; она не желает строить отношений со мной, и даже не желает признаться в этом — настаивает, что это не имеет никакого отношения к делу. Ведь не может быть, что она дура. Окончила Уэлсли, делает высококачественную графику, зарабатывает кучу денег, куда больше меня, половина компаний в Кремниевой долине за нее передралась — но у меня такое ощущение, что я разговариваю с идиоткой. Блин, сколько раз я должен объяснять, зачем рассматривать наши с ней отношения? И все эти шпильки насчет того, что она зря платит деньги — меня это унижает. Она вульгарна. Старательно уничтожает любой, даже самый слабый намек на сближение. Что бы я ни делал, ей все плохо. Она дергает меня за все ни…

Гудок проезжающей мимо машины привел Мерну в себя, и она поняла, что выписывает зигзаги на дороге. У Мерны колотилось сердце. Так нельзя, это опасно. Она выключила плейер и проехала несколько минут, оставшихся до выхода с шоссе. Свернула в боковую улочку, остановила машину, перемотала назад и стала слушать дальше:

…меня это унижает. Она вульгарна. Старательно уничтожает любой, даже самый слабый намек на сближение. Что бы я ни делал, ей все плохо. Она дергает меня за все ниточки — что-то в ней есть от моей матери. Каждый раз, как я спрашиваю ее про наши терапевтические отношения, она смотрит на меня так подозрительно, как будто я к ней клинья подбиваю. Правда, что ли? Я в себе копался — ни намека ни на что такое. А стал бы я, если бы она не была моей пациенткой? Она ничего — волосы хорошие, блестят… осанка красивая… отличная грудь, аж пуговицы трещат… это, конечно, большой плюс. Уж не пялюсь ли я во время сессии на ее грудь… наверное, все-таки нет — спасибо Алисе! Однажды, еще старшеклассником, я болтал с девочкой по имени Алиса, и понятия не имел, что пялюсь на ее сиськи, и тут она взяла меня за подбородок, подняла мое лицо вверх и сказала: «Алло-о! Я тут!» Я это навсегда запомнил. Эта Алиса оказала мне большую услугу.

У Мерны кисти рук слишком большие, это неприятно. Но мне нравится шорох ее колготок, когда она закидывает ногу на ногу — такой гладкий, сексуальный. Да, наверное, что-то все-таки тут есть сексуальное. Если б я с ней познакомился, когда еще был один, стал бы я за ней ухаживать? Да, наверно. Меня бы тянуло к ней физически до тех пор, пока она не открыла бы рот и не начала ныть или чего-нибудь требовать. Тогда мне захотелось бы немедленно убраться подальше. В ней нет никакой нежности, мягкости. Она слишком эгоцентрична, и вся из острых углов — локти, колени, в ней нет щедрости…