Котенок. Книга 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Тут же «наехал» на таращивших глаза парней: четверых отправил за дровами, двоим велел подготовить площадку для костра (на этой стороне протоки). Десятиклассники со мной не спорили; и не ослушались. После вчерашнего боя на «арене» и сегодняшнего нападения на Васю Громова я временно поднялся на вершину классной социальной пирамиды. И воспользовался этим событием. Незанятым моими поручениями парням сказал отвернуться от комсорга — пока та снимала одежду. Рыкнул на девчонок: велел им разойтись, не толпиться вокруг всё ещё испуганной, смущённой и стремительно замерзающей одноклассницы. Снежке — в приказном тоне распорядился отыскать место для просушки Наташиных вещей («классуха» кивнула).

Снова взглянул на едва заметно трясшую подбородком Наташу.

— Раздевайся, Кравцова! — повторил я. — Что тебе не понятно? Снимай куртку, штаны. Всё снимай! Иначе замёрзнешь и заболеешь!

Наташа неуверенно расстегнула молнию на куртке. Сбросила верхнюю одежду — передавала её Галине Николаевне. Девчонка стянула с себя кофту (из той, будто из губки, полилась вода), сбросила носки (её резиновые сапоги упокоились на дне протоки, как и в прошлый раз). Я окинул взглядом облепленную мокрой футболкой Наташину грудь — признал, что «второй размер за лето достигнут». Увидел, что Кравцова стрельнула в меня злым взглядом, обняла себя руками. Девчонка стояла в мокрой футболке и штанах (из которых к её ногам стрекала вода), шевелила пальцами босых ног. И уже не просто дрожала — тряслась от холода. Но не спешила сбрасывать мокрые вещи, словно холод сковал её движения. Не спускала с меня глаз.

— Чего застыла? — спросил я. — Ясно же тебе сказал: всё снимай!

Наташа помотала головой.

— А ты? — произнесла она. — Крылов, ты тоже отвернись!

Я не сразу понял, что она сказала. Но потом удивлённо вскинул брови, хмыкнул. Сообразил, что в глазах школьниц не выглядел безобидным инвалидом или доктором. Покачал головой, развернулся на месте — на сто восемьдесят градусов. Снова усмехнулся, поправил очки. Снял рюкзак — примостил его на покрытом мхом и уже почти превратившемся в кочку пне. Отогнал от лица комаров (мысленно велел им кусать не меня, а моих одноклассников). Расстегнул ремешок и достал полотенце. Жестом подозвал к себе Алину Волкову (та и сейчас стояла чуть в стороне от одноклассниц). Попросил её отнести полотенце Кравцовой. И тут же извлёк прочие заготовленные для Наташи вещи: ветровку, свитер, штаны от моего спортивного костюма, шерстяные носки и… кеды.

Ответственные за костёр отыскали неплохую (относительно сухую) полянку — всего в трёх десятках шагов от того места, где Кравцова бултыхнулась в протоку. Я помог парням выложить из булыжников очаг. Потому что не был занят в заготовке дров и отстранился от организационных вопросов — передал бразды правления коллективом классной руководительнице и уже пришедшим в себя после происшествия около «моста» Громову и Кравцовой. Наташа взвалила на себя обязанности повара, как не способная ходить по лесу (в кедах по мху и кустам не побегаешь). А Громов (как владелец самого большого топора) вместе со своими дружками соорудил эдакие диваны из еловых лап. На этих сидениях-лежаках (уже через час после неудачной попытки форсировать протоку) расположились туристы из десятого «А» класса первой рудогорской школы — под предводительством своей классной руководительницы.

Школьники окружили костёр плотным кольцом. Держали в руках пока пустые кружки: дожидались, пока вскипит вода. Двое не утерпели: пили чай из термоса (одноклассники посматривали на них неодобрительно). Многие уже жевали бутерброды и печенье. Разговаривали пока вяло, будто от усталости. Справа от меня мечтательно посматривала в сторону озера Алина Волкова. Она и сегодня говорила редко. Слева — неумело перебирал струны гитары Лёня Свечин. Я уже понял: музыкант он — уровня «зелёный новичок». Но Лёня всё же исполнил нам песню Юрия Кукина «За туманом». В ноты он попадал «очень приблизительно» (как говаривал один мой давний первомайский приятель). Да и приятным голосом Лёня не обладал. Но одноклассники поблагодарили его за пение бурными овациями и похвалами: на природе и музыка звучала приятней, и еда казалась вкуснее.

Я сидел на еловых ветках, скрестив ноги. Посматривал по сторонам: на сосновые стволы, на кусты брусники и черники, на видневшуюся за прибрежным кустарником водную гладь. Вспоминал о том, что в «прошлый» раз мне в походе было не до Лёниных песен и не до красот природы. Да и не видел я толком ничего вокруг, когда в «тот» раз согревался у костра. Я поправил очки. Свечин «вспоминал» очередную мелодию: подёргивал струны. Над моей головой пищали уже слегка обленившиеся к сентябрю комары. В костре трещали берёзовые поленья — изредка над ними взлетали крохотные, похожие на светлячков огоньки. В воздухе по-прежнему преобладали ароматы багульника и можжевельника. Но теперь к ним добавились душок живицы и запах чая (девчонки щедро сыпанули в подвешенный над костром чайник остатки сухих чайных листьев из пачки «со слоном»).

Волкова несильно толкнула меня в плечо — я «вернулся на землю».

Услышал:

— Ваня!

Это окликнула меня Лидочка Сергеева. Она восседала на еловых ветвях по правую сторону от классной руководительницы — помахивала рукой: привлекала моё внимание. Я посмотрел Сергеевой в лицо, вопросительно вскинул брови.

— Ваня, — сказала Лидочка, — ты говорил, что сегодня сыграешь и споёшь для меня!

Она будто нечаянно промахнулась: стрельнула глазами мимо меня — туда, где сидела Волкова. Сергеева приосанилась: направила на меня свои «главные орудия» третьего размера. Слащаво улыбнулась.

— Или ты забыл о своём обещании? — спросила она.

Я почувствовал, как на моём лице сфокусировались взгляды едва ли не всех сидевших около костра девчонок (да и многие парни тоже посмотрели на меня).

— Почему это он будет петь именно для тебя, Сергеева? — спросила Кравцова.

Она занимала место на «диване» слева от Снежки, рядом с Васей Громовым. Наташа уже навела видимость причёски на своей голове, освоилась в полученной от меня одежде. Снова выглядела уверенной в себе и своих «женских чарах».

— Потому что он мне обещал! — сказала Сергеева.

Девицы чуть склонились вперёд — вступили в дуэль взглядов. А Громов посмотрел на меня — с недовольством и с плохо скрываемой завистью. Притихли струны: Свечин накрыл их ладонью.

— Ладно, — пробормотал я.

Хмыкнул, попросил у Лёни гитару. Свечин не отказал и будто бы даже обрадовался моей просьбе. Я примерно минуту настраивал инструмент — всё это время Сергеева и комсорг продолжали молчаливую борьбу. Вот только одноклассники теперь следили не за их «выяснением отношений» — десятиклассники смотрели на мои гладившие струны пальцы. Поначалу мне почудилось, что музыкальный инструмент Свечина безнадёжно испорчен. Гитара походила на дикого зверя, никогда не знавшего хозяйского ухода. Но я всё же привёл её в относительный порядок. Отметил, что планки ладов не терзали подушечки пальцев — напротив: казались приятными на ощупь, как… Я кашлянул, отвёл взгляд от груди Сергеевой. Сыграл проигрыш — одобрительно кивнул.

Лидочка и Наташа прервали сражение — взглянули на моё лицо.

Я улыбнулся и тихо произнёс:

— Как пока не сказал, но обязательно скажет замечательный персонаж… одного очень хорошего фильма: «Это строки старинной французской песни. Её пели женихи своим невестам».

Заметил, как иронично и смущённо заулыбались десятиклассники, услышав слово «невестам». Улыбнулись все (даже Снежка) — все, кроме Сергеевой и Кравцовой. Я скосил взгляд — не увидел улыбку и на лице Алины Волковой.

Снова сыграл вступление и запел:

— В мой старый сад, ланфрен-ланфра…

Мой голос звучал под аккомпанемент струн, потрескивание костра, шум воды в чайнике и писк комаров. Десятиклассники и Снежка молчали; они слушали меня, затаив дыхание — не вклинивали свои вздохи в мелодию. Слова песни лились легко, звучали без фальши. Гитара послушно отзывалась на мои касания, будто безнадёжно влюблённая в меня девица. В моих руках она преобразилась, запела и застонала «по-настоящему» — не притворно. Мне почудилось, что этому факту удивился даже Свечин: он широко распахнул глаза, но смотрел не на моё лицо, а на мои руки (будто силился разгадать мой «фокус»). Заметил я и блеск глаз Волковой (Алина больше не всматривалась за горизонт: следила за моими губами).