Люблю трагический финал - Ирина Арбенина

Аня максимально обворожительно улыбнулась сержанту.

— Да так… — сплюнул юноша, — здешние дела. Опять «Шишкин лес» бомбили.

— Какой Шишкин лес?

— Какой-какой… «Шишкин лес лимитед»! Завод такой. Лимонад «Василек» пили когда-нибудь?

— Нет.

— Ну «Буратино»?

— «Буратино», да. Пила. В детстве.

— Ну вот… С той поры много времени прошло, вы стали большая…

Он оценивающе оглядел Аню.

— Взрослая, — уточнила она.

— А «Шишкин лес» приватизировали, и теперь Мариванну кое-кто заставляет продать акции. А она не хочет. Так они, стервецы, сегодня из гаубицы…

Аня сразу вспомнила про недавние раскаты зимней грозы.

— Ну что ты заливаешь — из гаубицы! — засмеялся откуда-то то из темноты напарник словоохотливого сержанта.

— Ну, не гаубица… Полевая пушка. 76 миллиметров. Совсем ох….. То есть, хочу сказать, обалдели… Дырку в стене Пробили. Представляете, выкатили орудие из микроавтобуса — и шарах!

— Зачем им дырка в стене?

— Ну, насмотрелись, наверное, в детстве на нашу диораму в музее — «Взятие города татарином Батыем». Брешь в стене — и всей ордой туда. Да я шучу… Это они просто для устрашения Мариванны.

— Мариванны?

— Руководство завода «Шишкин лес лимитед»… Вот рэкетиры и обстреляли это несговорчивое — два года уже не сдается — руководство!

Аня потерянно оглядывала бескрайние просторы родимой средней полосы…

Отсветы, всполохи взрывов… Вот, наверное, над этим редким леском и зарево можно было увидеть… Может, это и есть Шишкин лес? Пролом в стене, кипящая смола… Диорама «Взятие завода «Шишкин лес лимитед» рэкетирами».

— А какая она, эта Мария Ивановна?

— Не Терминатор. Не поверите: сидит в своем кабинете в теплых тапочках…

Патрульная машина доехала с ними до трассы на Москву.

Сержант помахал Ане рукой.

Боже мой, всего-то несколько часов путешествия — вырвалась туристка за пределы МКАД! — а сколько приключений… Сватающиеся мормоны из штата Юта, артобстрел «Шишкин лес лимитед», страхи с послушником… Чудесны просторы твои, родина…

Всю дорогу до Москвы Лагранж молчал, а Анна… Анна всю дорогу с плохо скрываемым удовольствием смотрела на него. Как хорошо все-таки, что он ее догнал. Просто непонятно, что бы с ней случилось, окажись она совсем одна на этих чудесных просторах…

«Ну, как клиент?!» — иронически поинтересуется Петя.

Клиент! Аня усмехнулась про себя… И вполне приличные женщины не отказались бы от такого «клиента».

И вот, кажется, одна такая якобы приличная женщина.

Он был чем-то похож на фокусника Дэвида Копперфилда, этот загадочный Сережа Лагранж. Не внешностью, а…

«Как вы летаете, ну как? Объясните!» — допытываются у великого фокусника.

А в ответ — такая прелестная, чуточку, одну только чуточку, насмешливая улыбка — улыбка мага:

— Very carefully!

Очень осторожно…

Безусловно, и в Лагранже, как и в Копперфилде, было что-то особенное, редкое. Не говоря уже просто о незаурядной мужской красоте.

Аня смотрела на его породистую красивую голову, и, пожалуй, впервые ее зацикленность на Пете Старикове попала под сомнение.

Вот и объяснение… Честнее надо быть, честнее, хотя бы с самой собой.

Он — человек, с которым магически притягательно находиться рядом. Вот ты и поехала, дорогая Аня…

Вот вам и расследование, милые девушки…

Как только фокусник предлагает полетать — все, как мотыльки, бегом на сцену… Нет чтобы сохранить рассудительность, спутницу порядочности, и просто понаблюдать из зрительного зала.

Капитан Олег Иванович Дубовиков явно не подозревал об Аниных сомнениях на свой счет, и поэтому или еще по какой другой причине (например, способности талантливо исполнять разные роли и, как хамелеон, менять окраску) вовсе и не думал оставлять Светлову в покое.

— Я тут поинтересовался, нет ли свежих случаев с цыганками? — почти радостно начал он с места в карьер, едва услышав Анино «алло».

— Ну и как… свежие случаи? — иронически поинтересовалась Анна.

«Почти как про диетические яйца! — подумала она про себя. — Свежий случай первой категории! Беда с этими ментами…»

— Представьте, есть. Правда, не совсем в тему. Девушка-студентка приехала на каникулы в Москву и исчезла перед самым отъездом. Руководитель туристской группы чуть не сошел с ума… Она к тому же иностранка.

— Цыганка-иностранка?

— Не цыганка, нет, в общем, нет… Но очень похожа! Очень похожа на цыганку. Вообще-то она из Африки. И такая, знаете, темнокожая…

Аня хмуро молчала.

Она пыталась понять, что с ней происходит.

А происходило вот что… Ей все больше не нравилось упорство, с которым капитан подсовывал ей расовую подоплеку преступления. Сначала версия со скинами, потом… Конечно, если быть справедливой, она первая об этом подумала, о скинхедах то есть. Но подумала и отвергла. На то и версия, чтобы отработать ее — и в корзину!

А тут такая зацикленность на этническом мотиве преступления. Ну допустим, цыганки — его пунктик, детский его пунктик.

Так каким же, собственно, оно было, его детство?

Аня вспомнила, как однажды, когда они засиделись в фонде, Дубовиков, расчувствовавшись, достал фотографию.

«У меня их и всего-то несколько… — сказал он тогда. — Память о счастливом детстве, которое, увы, было очень коротким и оборвалось слишком резко. Можно сказать даже, трагически!»

Аню, что и говорить, заинтриговало тогда это слово — «трагически».

На фотографии был изображен маленький мальчик… Коротко стриженный, с чубчиком — кажется, такая прическа называлась в те времена «полубокс»… В бархатном костюмчике (короткие штанишки до колен, гетры в резиночку) и с нотной папкой в руках.

— Знаете, в поселке, где я рос, я был единственным мальчиком, который занимался музыкой. Остальные в музыкальной школе были все девчонки… Какой позор и испытание было проходить с этой папкой по улице мимо мальчишек.

— Но вы вытерпели? — спросила тогда Аня.

— Да. Хотя ужасно хотелось забросить ее в кусты, спрятать…

— Боялись родителей?

— Нет… Просто мне нравилось, как ни странно, нравилось заниматься музыкой. Так что терпел! — Он улыбнулся. — Ради музыки.

— У вас, что же, была музыкальная семья?

— Нет, в общем, нет. Хотя мама… Ну, в общем, до того как с нами случилась та беда, изменившая всю жизнь, мама была, как бы сказали сейчас, фанаткой. Поклонницей Лемешева — лемешисткой… Так их тогда называли. Ходила, естественно, на все его спектакли. Знаете, собирала, копила деньги на огромные букеты, покупала дорогие коробки с конфетами, красивые большие мягкие игрушки. Так у поклонниц было принято. Они дежурили у подъезда Большого театра в ожидании выхода своего кумира… Нам, верите ли, с сестренкой отказывала в самом необходимом, ни конфет, ни игрушек этих не давала — берегла для своего кумира.

— Неужели это возможно?!

— Представьте… Я позже, став взрослым, интересовался этим, так сказать, вопросом… Знаете, этот оперный мир — он удивительно странный. Это какая-то особая, непохожая на обычную, среда. Там кипят такие страсти! И среди тех, кому поклоняются, и среди тех, кто поклоняется… Говорят, великая певица Мария Каллас проглотила солитер, чтобы похудеть… Вы можете представить, чтобы нормальный человек в здравом уме решился на такой поступок?

— Вопрос риторический, — вздохнула в ответ Аня.

— А Рената Тибальди хотела убить актрису-соперницу, покушавшуюся на ее партию. По-настоящему, без всяких шуток и преувеличений. Верите?

— Пожалуй… — Аня, впервые слышавшая это имя, опустила глаза. — Разумеется, по нынешним временам это кажется уже не таким ужасным происшествием, как история с солитером, но человека, готового к убийству, нормальным тоже вряд ли можно назвать…

— Вы так думаете?

Светловой показалось тогда, что ее собеседник как-то странно — слишком пристально! — на нее посмотрел.

— Уверена.

— Ну, хорошо, пусть так. Не будем вдаваться в дискуссию. — Капитан как-то на редкость печально вздохнул. — В общем, у оперных фанаток градус страстей и эмоций был не ниже, чем у тех, кто выходил на сцену…

— Просто не понимаю этой истерии. — Светлова пренебрежительно пожала плечами.

— Не скажите, голубушка, — хмыкнул Дубовиков. — Не так все просто… Великий певец берет, знаете ли, природным воздействием на слушателя… Врачи, например, говорят, что высокий мужской голос, особенно лирический тенор, обладает каким-то мистическим феноменом воздействия на женщину. Они могут даже испытывать возбуждение и, представьте, даже экстаз.

— Кто они?

— Женщины, дорогая моя.

— Ну уж.

— Именно так. Во все времена женщины готовы были отдать все, чтобы услышать настоящего тенора. Именно потому, что он дарит им такие переживания. А все потому, что им кажется, что в обычной любви они таких ощущений не испытывают…