Бандитская губерния - Евгений Сухов

«Разговор есть».

Мне бы, дураку, сразу насторожиться: этот парень никогда просто так ничего не делал, а тут, ни с того ни с сего, глядь — и на угощение расщедрился. Но мы всегда только задним умом крепки. Ну, выпили мы, закусили. Честь по чести. Тут он и говорит: «Мне, дескать, помощь твоя требуется в одном деле».

«В каком?» — спрашиваю я.

«Я старуху, хозяйку свою, надумал ограбить. На днях деньги у нее видел. Большие…»

Я говорю, какие, мол, у старух могут быть большие деньги, так, на похороны свои небось припрятала, и не больше. А он мне в ответ:

«Э-э, нет, не скажи. Эта старуха очень богата. Я в ее сундуке, в шкатулке большие тыщи видел. Потому-то она все двери свои всегда на запорах держит и никого к себе не пускает. А посторонним, незнакомым людям и вовсе не открывает…»

Ну, я отговаривать его стал. Мол, не дело ты, племянничек, задумал. Повяжут нас обоих, тогда каторги не миновать. А он усмехнулся и говорит мне, что, дескать, все продумал и обставит дело так, что комар носу не подточит.

«А тебе, — говорит, — и делать ничего не надо будет, только уворованное унести да припрятать до поры».

— Значит, Ефимка предложил вам быть подельником в задуманном им ограблении своей хозяйки? — задал уточняющий вопрос Песков, но Калмыков даже замахал на него руками:

— Да каким подельником? Разве ж я знал, что он по-настоящему замышляет? Коли б знал, ни за что не пошел бы с ним, Христом Богом вам клянусь. Ведь он предложил мне только добро старухино домой унесть и там припрятать, не более…

— Хорошо, мы это учтем, — сказал Виталий Викторович.

— Да уж, пожалуйста, учтите, — немного успокоился Калмыков. — Так вот. Конечно, дело это мне было не по душе. Но что делать, коли сродственник помочь просит. К тому же выпивши я тогда был, вот и согласился. — Иван Ерофеич печально повесил голову: — Э-эх, кабы загодя зна-ать…

— Не отвлекайтесь, — сделал ему замечание Песков.

— Ага. Согласился я, стало быть. Тем более он говорил, что сам все сделает, а мне только добро забрать да уйти.

«А когда ты сделать все это думаешь?» — спросил я.

«А завтра, ближе к ночи. Приходи, — говорит, — завтра поближе к полуночи, когда постояльцы угомонятся. Калиточку я тебе загодя отопру. А старуха все равно ложится поздно…»

Я хмельной уже был, только головой согласно махнул. Ушел он, а я спать лег. А когда проснулся — вспомнил, что надо делать, и забоялся: а вдруг повяжут. Конечно, спрятать ворованное — не самому своровать, но все равно — арестантские роты, верно? — Калмыков посмотрел на Пескова.

— Верно, — охотно подтвердил Виталий Викторович. — Продолжайте.

— Ну что, дождался я кое-как позднего вечера, пошел. Калитка, как и говорил Ефимка, была не заперта. Я открыл ее и вошел во двор. А калитка так скрипнула протяжно, будто застонала, меня аж мороз по коже пробрал. Щас, думаю, вернусь, и наплевать мне на обещание, племяшу даденное. Едва сдержался, чтобы не уйти… — Калмыков вздохнул и с сожалением покачал головой: — Эх, кабы зна-ать… Ну, прошел я двором к черному ходу, он тоже был открыт. Поднялся на второй этаж, в кухню, а там Ефимка сидит, меня дожидается.

«Пришел?» — спрашивает.

«Пришел».

«Ну, пошли тогда…»

Подошли мы к старухиной двери. Он постоял немного, а потом стучаться стал. Старуха из-за двери спросила:

«Кто?»

«Это я», — ответил Ефимка.

Она открыла. Ефимка ворвался в раскрытую дверь и стал ее душить. Я опешил. А он стоял и душил ее, зажав ладонью рот и нос. Скоро старушка обмякла, и он стал опускать ее на пол.

«Ты чего сделал? — спросил я. — Ты же убил ее!»

«Молчи, так надо, — ответил он. — Делай все так, как я буду тебе говорить, и никто ни о чем не догадается».

«Не буду, — отказался я. — Мы так не договаривались».

«Тогда пойдешь вместе со мной на каторгу, потому что ты — мой подельник, — заявил он. — Ты теперь соучастник убийства — понимаешь?»

Я очень испугался. — Калмыков посмотрел сначала на Воловцова, затем на Пескова, ища сочувствия. Именно так смотрел вчера на допросе Ефимка, когда говорил примерно то же самое. Но ни в глазах Ивана Федоровича, ни во взгляде Виталия Викторовича отставной солдат сочувствия не отыскал… — И стал делать все, что он мне говорил. Перетащил старушку из прихожей в комнату и положил, как он велел, около стола. А он в это время ушел за ширму. Наверное, искал эту шкатулку с деньгами. Скоро он подошел ко мне, держа в руках шкатулку. Я посмотрел в нее: денег там было не так уж и много, еще лежали серебряные часы и какие-то бумаги. Но племянник был очень радостным. Я спросил, чего он так радуется каким-то бумажкам. А он мне:

«Дурак! Это процентные бумаги на много тыщ. Самые что ни на есть настоящие деньги».

А потом Ефимка взял себе червонец и коробочку из-под часов, а шкатулку со всем содержимым отдал мне в руки, сказав, чтобы я ее надежно спрятал и не трогал ничего.

«А теперь будем заметать следы», — весело добавил он.

Меня его слова испугали, а Ефимка достал из нутряного кармана бутылку с керосином и стал лить его на старушку. Она вдруг открыла глаза. Я обрадовался, что она жива, и сказал ему об этом.

«Ага, — ответил он. — Щас мы это исправим», — и направил струю прямо ей на лицо, усмехаясь и чуть не хохоча.

Я застыл от ужаса и все смотрел на несчастную женщину. Она не могла кричать и даже шевелиться, только прикрыла рукою глаза. А он опрокинул на столе керосиновую лампу, положил рядом с нею пустую бутылку из-под керосина, зажег спичку и бросил ее, горящую, прямо на старушку…

Калмыков замолчал, шумно сглотнув. Было видно, что ему трудно говорить. Какое-то время он молчал, и следователи не торопили его, вместе с ним снова переживая события той ночи. Было и правда страшно…

— Потом он вытолкал меня из ее покоев, — чуть помолчав, продолжил Калмыков. — Когда уходил сам, то хитро закрыл дверь: прислонил запорный крюк к косяку, медленно начал закрывать, а когда осталась щель примерно в ладонь толщиной, резко прикрыл дверь. И крюк упал прямо в петлю. Получилось, будто дверь заперта изнутри.

«Теперь никто и не подумает, что у хозяйки был кто-то ночью, — сказал он мне. — А то, что она сгорела, — так это просто несчастный случай: опрокинула на себя незатушенную столовую лампу, когда наливала в нее керосин. Вот и загорелась…»

Ефимка был очень доволен собой и весело смеялся…

Потом, видит Бог, я несколько раз хотел сообщить о случившемся в полицию, но всякий раз меня останавливал страх: ведь я получаюсь соучастником убийства и ограбления. А я не соучастник. Клянусь всеми святыми, я не знал, что все… так будет…

— Мы вам верим, — неожиданно для Калмыкова, да и для Пескова тоже, произнес вдруг Иван Федорович.

— Правда? — с надеждой посмотрел на Воловцова Калмыков.

— Да, — ответил отставному солдату московский судебный следователь по наиважнейшим делам.

Рязанский судебный следователь промолчал…

Глава 14

«На пушку», или Нежданное счастье Натальи-поденщицы

— Ну, и как нам дальше? — Песков, кажется, был крепко растерян. — Как нам узнать, кто из них заводила, а кто — просто дурак и жертва обстоятельств? У них друг на друга почти одинаковые показания!

— А ты как думаешь? — спросил Виталия Викторовича Воловцов.

— Да не знаю я! — честно признался титулярный советник. — А ты склоняешься к тому, что организовал все это дворник Ефимка?

— Именно так, — ответил Иван Федорович.

— Но как это доказать?

— Пока никак. Правда, есть у меня одна хитрая задумка…

Дальнейшие действия Воловцова поначалу поставили рязанского судебного следователя в тупик. Поначеркав какие-то знаки на листе бумаги и произведя какие-то расчеты, Иван Федорович неожиданно изрек:

— У меня есть план, Виталий Викторович. Для его осуществления вам необходимо добыть двести рублей. А лучше — двести пятьдесят.

— Зачем? — недоуменно посмотрел на Воловцова Песков. — И что за план вы придумали?

— Хороший план, можете не беспокоиться. А деньги мне нужны для того, чтобы все выглядело натурально.

— Что — «все»?

— А все, — улыбаясь, ответил Воловцов.

— Надеюсь, вы все же посвятите меня в ваш план? — покосился на него рязанский следователь.

— Конечно. Как только вы добудете деньги. Ну, посудите сами, не тратить же нам для казенной надобности свои личные деньги. Да у меня, к примеру, таких денег и нет. Но эта сумма, уверяю вас, поможет изобличить преступника и завершить, наконец, это непростое дело.

— А как я обосную эту трату денег? — задал резонный вопрос Виталий Викторович.

— Скажите, что такая сумма нужна для раскрытия преступления. И возьмите деньги под расписку.

— Но мне за них придется отчитываться, — заметил не очень довольный такой перспективой титулярный советник.