На музыке. Наука о человеческой одержимости звуком - Дэниел Левитин

используется в песне «Please Mr. Postman» («Пожалуйста, господин почтальон») и в некоторых других. The Rolling Stones — одна из самых жестких рок-групп в мире в свое время — всего за несколько лет до этого проделала обратный трюк, использовав скрипки, например, их можно слышать в песне «As Tears Go By» («Пока льются слезы»). Когда Van Halen были самой новой и самой классной группой в мире, они удивили поклонников, исполнив хэви-метал-версию старой и не очень популярной песни «You Really Got Me» («Ты просто покорила меня») авторства The Kinks.

Музыканты часто нарушают ожидания и с точки зрения ритма. Стандартный фокус в электрик-блюзе состоит в том, что музыка ускоряется, набирает обороты, а затем вся группа резко замолкает и свою партию продолжает только вокалист или соло-гитарист, как, например, в песнях «Pride and Joy» («Гордость и радость») Стиви Рэя Вона, «Hound Dog» («Гончая собака») Элвиса Пресли или «One Way Out» («Единственный выход») группы The Allman Brothers Band. Классический финал электрик-блюзовой песни — еще один подобный пример. Две или три минуты она заряжается устойчивым ритмом, а потом — бам! По аккордам кажется, что вот-вот наступит неизбежное разрешение, но, вместо того чтобы мчаться к нему на полной скорости, музыканты вдруг начинают играть в два раза медленнее.

Группа Creedence Clearwater Revival наносит двойной удар по нашим ожиданиям: в «Lookin’ Out My Back Door» («Выглядывая за дверь на задний двор») музыканты сначала замедляются — а такая «неожиданная» концовка к моменту выхода песни стала уже вполне привычной, — после чего ломают ожидания снова, возвращаясь к изначальному темпу и в нем завершая композицию.

Группа The Police построила карьеру на разрушении ожиданий в плане ритма. Стандартный ритмический рисунок в рок-музыке строится на сильных первой и третьей долях (их обозначает удар бас-бочки) и бэкбите с ударами по малому барабану на вторую и четвертую доли. Регги (наиболее яркий представитель жанра — Боб Марли) по ощущениям в два раза медленнее рока, потому что бас-бочка и малый барабан звучат вдвое реже при той же длительности музыкальной фразы. Основной ритм регги характеризуется синкопированной гитарой, то есть она звучит в промежутках между долями, которые мы считаем: раз — и — два — и — три — и — четыре — и. Так как ударные отбивают ритм не на каждую долю, а через одну, музыка приобретает некоторую леность, а синкопа придает ей ощущение движения, направляет ее вперед. Police соединили регги с роком и создали совершенно новое звучание, которое одновременно удовлетворяет одни ожидания от ритма и разрушает другие. Стинг часто исполнял на бас-гитаре новаторские партии, избегая клише рок-музыки, при котором басист играет на сильную долю или синхронно с бас-бочкой. Как сказал мне Рэнди Джексон, судья телешоу American Idol и один из лучших сессионных басистов, еще в 1980-х годах, когда мы работали в одной студии звукозаписи, басовые партии Стинга не похожи ни на чьи и не вписались бы ни в одну чужую песню. В композиции «Spirits in the Material World» («Духи в материальном мире») из альбома Ghost in the Machine («Призрак в машине») эти фокусы с ритмом доходят до такой крайности, что уже трудно сказать, где там сильная доля.

Современные композиторы вроде Арнольда Шёнберга и вовсе отошли от идеи ожиданий. Гаммы, которые они использовали, лишают нас представления о разрешении и тонике, создавая иллюзию того, что музыка вообще не может «вернуться домой» и так и остается дрейфовать в пространстве, — это своего рода метафора экзистенциализма XX века, или же композиторам хотелось творить наперекор канонам. Такого рода гаммы по-прежнему используются в кино, когда нам показывают чей-то сон, для создания образа неземного мира, а также в сценах под водой или в открытом космосе для передачи ощущения невесомости.

Такие характеристики музыки непосредственно в мозге не представлены, по крайней мере на начальных стадиях обработки. Мозг конструирует свою версию реальности, основанную лишь частично на том, что есть на самом деле, а частично на том, как он интерпретирует звуки, которые мы слышим, в зависимости от их роли в усвоенной нами музыкальной системе. Аналогично мы интерпретируем и речь окружающих. В слове «кошка», как и в его буквах по отдельности, нет ничего присущего самой кошке. Тому, что этот набор звуков означает домашнее животное, мы научились. Точно так же мы усвоили определенные сочетания нот и ожидаем, что они будут сочетаться именно так и в дальнейшем. Когда мы думаем, что звуки определенной высоты и тембра должны соединяться или следовать друг за другом, мы основываемся на статистическом анализе того, что слышали раньше. Нам придется отказаться от соблазнительной идеи, будто в мозге хранится точное и строго изоморфное представление о мире. В какой-то степени он содержит и информацию, искаженную в результате восприятия, и иллюзии, а кроме того, он сам создает связи между разрозненными элементами. Он строит для нас собственную реальность, богатую, сложную и прекрасную. Основным доказательством этой точки зрения служит простой факт, что световые волны в мире различаются только одной характеристикой — длиной волны, а наш мозг при этом рассматривает цвет как двумерное понятие (цветовой круг описан в главе 1). То же и с высотой звука: из одномерного континуума молекул, колеблющихся с разной скоростью, мозг выстраивает богатое многомерное пространство звуков разной высоты с тремя, четырьмя или даже пятью измерениями (согласно некоторым моделям). Если наш мозг достраивает столько измерений к тому, что на самом деле существует в мире, это может объяснить нашу глубокую реакцию на правильно построенные и умело объединенные звуки.

Когда когнитивисты говорят об ожиданиях и их нарушении, имеется в виду событие, противоречащее тому, которое было бы разумно предсказать. Очевидно, что мы многое знаем о разных стандартных ситуациях. В жизни мы то и дело оказываемся в обстоятельствах, различающихся лишь в деталях, и часто эти детали незначительны. Один из примеров — обучение чтению. Системы нашего мозга, отвечающие за извлечение характеристик, научились распознавать неизменные качества букв алфавита, и, если мы не будем пристально разглядывать текст, мы не заметим таких деталей, как, например, шрифт.

Да, читать предложения, где используются несколько шрифтов, не очень приятно, а кроме того, если каждое слово набрано по-своему, мы, конечно, это заметим, — но суть в том, что наш мозг занят распознаванием знаков вроде буквы «а», а не шрифтов.

В обработке мозгом стандартных ситуаций важно то, что он извлекает из них элементы, общие для множества случаев, и складывает их в единую