Ватага «Семь ветров» - Симон Соловейчик

Задачу Костя взял на себя нелегкую, можно сказать, фантастической трудности задачу, потому что куча мала придумала прямо-таки диковинный способ Таниного спасения. Для развития и укрепления чувства собственного достоинства Таня Пронина, Крысенок, Тихоня, самая боязливая из всех девочек в классе и во дворе, должна была…

И написать не могу, рука не пишет. Но честное слово, не я это выдумал, это они!

Короче говоря, Таня Пронина должна была не больше и не меньше, как прыгнуть с парашютом.

А так как одна она ни за что не прыгнет, то решено было и всем добровольцам срочно записаться в секцию при городском клубе ДОСААФ, всем вместе пройти курс обучения, поехать на сбор и совершить положенные три прыжка.

Все это Аня Пугачева давно разведала, потому что давно готовилась к этому подвигу, да не могла решиться одна, и уговорить никого не могла. Даже Сергей-дзюдоист и Игорь, бесстрашный мотоциклетный наездник, даже они с парашютом прыгать отказывались, и довод Анки-хулиганки: «Человек должен все испытать» — легко отметали. Ну, не хотели они с парашютом прыгать, ну, вечно она что-нибудь придумает!

Но если все вместе? Да еще из таких благородных побуждений, как спасение Крысенка? Записались почти все, кроме самой Тани Прониной.

Чего только Костя Кострома не плел!

— Мы, — говорил он, — вот так за руки возьмемся и вместе прыгнем. Первый раз, — говорил он, — совсем не страшно, и второй не страшно, а только третий страшно…

— Еще и три раза прыгать? — ахнула Проша. — Хоть бы один!

— Так один! Один только разок! — уговаривал Костя, заглядывая Тане в глаза. — А потом всю жизнь будешь про себя знать: я с парашютом прыгала! Вон, посмотри, сколько людей… Нет, ты посмотри, — Костя заставил Таню поднять голову и посмотреть на ребят в коридоре. — Видишь, сколько людей? И никто не прыгал с парашютом! И учителя никто не прыгал! И отец с матерью твои — прыгали?

— Не прыгали, — отвечала совсем замороченная Таня.

— Не прыгали! А ты будешь — прыгала! Тебя, например, биологичка вызовет, захочет пару поставить, а ты ей: «Раиса Федоровна, а вы с парашютом прыгали? Нет?» Ну, если боишься так сказать, то я за тебя скажу! Хочешь, я за тебя скажу?

Проша рассмеялась. Ну, не рассмеялась, конечно, никто не видел ее смеющейся, но улыбнулась — и тут только Костя заметил, что она, оказывается, красивая. Лицо тонкое, глаза тревожные…

— Да я же высоты боюсь, — объясняла Таня, — я когда к Керунде приду, она на девятом живет, я с балкона и вниз посмотреть не могу!

Но Костю теперь не остановить.

— С балкона, — вскричал он, — всякому страшно! С балкона-то — без парашюта прыгать! А там-то — с парашютом! Разница или не разница? Вот зажмурь глаза… Нет, ты зажмурь… Ну что тебе, трудно? Зажмурила? И представь себе, что ты — с парашютом… Вот так у тебя шлем, вот комбинезон, вот ранец сзади… Ну? Представила? Теперь шагай — раз! Ну — шагай! Шагай! Ну!

И Таня Пронина шагнула…

Чувства Тани в эти дни можно сравнить с чувствами человека, к которому пришла неожиданная слава. Ведь что такое слава? Внимание и интерес к твоей особе со стороны неизвестных тебе, далеких людей. Таня не понимала, что случилось, что она такое сделала, но только вдруг она стала чуть ли не главной фигурой в классе. Нет, с ней не обращались как с больной, она не чувствовала жалости к себе, но всем почему-то стало очень интересно с ней, все стремились быть рядом с нею, и мальчишки и девчонки.

Галя Полетаева собрала несколько девочек после уроков, закрыла дверь стулом и изложила потрясающие сведения о том, как режиссер учил начинающую Бриджит Бардо ходить привлекательной походкой: выдвинул верхние ящики сдвинутых в два ряда письменных столов и велел тренироваться — ходить между столов и задвигать ящики… «туловищем», сказала Галя, разложила особым образом книжки на партах и продемонстрировала, как это делается, и все хохотали до упаду, тренируясь в походке «а ля Бриджит».

— Женщина все должна уметь, от этого у нее гордость! — Такую теорию подвела Аня Пугачева, и Таня, сначала смущавшаяся не столько от необходимости пройтись «а ля Бриджит», сколько от общества этих девочек, которые неделей раньше не обращали на Таню никакого внимания, смеялась вместе со всеми, высовывала язык от старательности и была как во сне: да она ли это?

Саша Медведев, известный донжуан, за всеми девчонками в классе переухаживал, а на Таню до сих пор внимания не обращал. Теперь он не отходил от нее, подсаживался и на химии, и на биологии, разговаривал о книгах и принес ей «Воскресенье» Толстого.

— А интересная? — спросила Проша.

— Я не читал, ты попросила — я достал…

— Я «Накануне» просила, — сказала Таня то ли серьезно, то ли угрюмо никак Медведев не мог ее понять.

Роман Багаев подсел с другой стороны и предложил книгу «про лю-боффь», на что Таня отвечала почти с кокетством:

— А кто тебе сказал, что я люблю про любовь?

— А про что ты любишь?

— Про что, про что… Про шпионов, вот про что!

Роман был в восторге и объявил, что Таня завтра же получит английский детектив, вот такой томище, потом французский, потом американский, — от возможности что-то сделать для нее, для Тани Прониной, он был искренне счастлив, Таня это чувствовала. Роман Багаев, который, кажется, и контрольную списать за так не даст, а что-нибудь в обмен потребует!

— Вот, — объясняла Тане Керунда, когда они шли домой. — Видишь? Кто-нибудь из мальчишек обратит на тебя внимание — и сразу все липнуть начинают. Такие они, мальчишки. У них собственного мнения ни у кого нет!

Но кто же был тот, кто обратил на Таню внимание? Она терялась в догадках. А главное, девочки к ней переменились! Лариса Аракелова, с которой они и двумя словами за всю школу не перекинулись, гордая, важная, неприступная для всех Лариса Аракелова, молчаливо сидевшая на последней своей парте и ни в ком на свете не нуждавшаяся, — даже она подошла к Тане Прониной и как-то сумела разговориться с ней, пригласила домой, стала показывать свои кофточки, блузки, платья, которые надарили ей бесчисленные Ларисины бабушки и дедушки, — и кончила тем, что почти силой заставила Таню примерить синий свитер с высоким воротником, а потом стала уговаривать ее, чтобы она этот свитер взяла себе.

— Да у меня денег нет, — испугалась Таня.

— А возьми так — ну, в подарок.

— Нет… И мать спросит — откуда? Что я скажу?

— Ну, придумаешь что-нибудь…

— Нет, я уже ей столько врала, — протянула Таня. — Врала-врала, врала-врала, врала-врала — больше не хочу! И вообще — чего вы все вдруг ко мне пристали? Так мне это подозрительно!

И никто не мог Танины подозрения рассеять — наоборот, каждый день приносил ей новый сюрприз. На занятиях в секции ДОСААФ, где они учились складывать парашют, все только и старались, что помочь ей, даже Козликов он ведь тоже явился в секцию, невзирая на тяжелые шуточки типа «Козел в небе»; а Сережа Лазарев на каждой перемене подходил к ней — давай заниматься дзюдо, давай, я тебе приемы покажу! Таня и удивлялась, и смеялась, и отмахивалась, и сердилась, но Сергей, не смущаясь, ходил за ней с таким видом, будто цель его жизни только в том и состоит, чтобы эту свою нелепую идею осуществить: научить Таню Пронину приемам дзюдо. И ведь уговорил! Пошла с ним Таня в зал, и учил он ее — ну, не дзюдо, конечно, а драться учил — и все время уговаривал:

— Ну, бей… Бей сильнее… Что есть силы бей… Нет, ты не размахивай руками, как девчонка…

— А кто же я, по-твоему? — говорила Таня, и было в ее голосе какое-то лукавство, проблески лукавства — открывалась Танина душа.

Сергей не ответил на вопрос, кто она такая, заставил ее снова и снова ударять:

— Ну — бей! Не попала… Вот сюда бей! И — раз! — как пушинку повалил он Таню, но бережно, осторожно, прижал руками плечи ее к спортивному мату и какое-то мгновение не отпускал, смотрел ей прямо в глаза, близко-близко, так что Тане показалось, что сейчас он ее поцелует, — и пошевельнуться нельзя под его руками, и хочется, чтобы он поцеловал ее. Сергей поднялся, смущенный, помог Тане подняться, и, хотя он объявил, что теперь они каждый день будут ходить в зал, отрабатывать приемы до полного автоматизма, больше почему-то заниматься с Таней он не стал, а Таня не знала, радоваться ли ей этому или огорчаться.

Но пожалуй, больше всех поразил ее Алексей Алексеевич.

— Танечка, — сказал он ей как-то, остановив в коридоре, — а вот я заметил: ты никогда не опаздываешь на уроки. Почему? Рано встаешь?

Серьезно он говорит? Или шутит? Нет, вроде бы серьезно… Таня действительно никогда не опаздывала, потому что боялась: войдешь в класс, — а на тебя все смотрят…

Ей и к доске выходить всегда было пыткой, не могла она выносить, чтобы все на нее смотрели.

— Ты боишься, когда на тебя смотрят? — спросил Алексей Алексеевич. Среди ребят было известно, что он все мысли угадывает.