НОКТЮРНЫ: пять историй о музыке и сумерках - Кадзуо Исигуро

Толпы туристов к тому времени начали редеть, в кафе официанты ставили снаружи, между столиками, обогреватели. В день своего возвращения Тибор в привычный час отправился с виолончелью в «Эксцельсиор» и был рад убедиться, что Элоиза не только его ждала, но явно по нему скучала. Она тепло его приветствовала, но в приливе чувств не стала, подобно другой хозяйке, усердно потчевать гостя, а тут же усадила его на стул и со словами «Сыграй мне! Ну же! Играй давай!» принялась нетерпеливо распаковывать виолончель.

День они провели замечательно. Вначале Тибор боялся, как бы после ее «признания», сделанного накануне его отъезда, что-нибудь не разладилось, однако напряжение тут же исчезло, и атмосфера установилась еще более благоприятная, чем прежде. И даже когда он завершил пьесу и Элоиза, закрыв глаза, долго и строго критиковала исполнение, Тибор не обижался, а только впитывал старательно каждое ее слово. Назавтра и через день сохранилась та же непринужденная, временами даже шутливая обстановка, и Тибор чувствовал, что никогда в жизни не играл лучше. Недавний разговор они не затрагивали даже намеком, и Элоиза не расспрашивала Тибора о его загородных каникулах. Беседа касалась исключительно музыки.

На четвертый день после своего прибытия Тибор из-за нескольких мелких неприятностей, в том числе протекшего бачка в туалете, не успел в «Эксцельсиор» к обычному часу. Когда он проходил мимо кафе, уже наступали сумерки, официанты зажигали в стеклянных плошечках свечи, а мы уже исполнили пару номеров из своего обеденного выступления. Тибор помахал нам рукой и слегка прихрамывающей (из-за виолончели) походкой поспешил через площадь дальше, к отелю.

Ему бросилось в глаза, что портье немного поколебался, прежде чем позвонить мисс Маккормак. Открыв дверь, Элоиза поздоровалась приветливо, но несколько необычным тоном и, не дав ему произнести ни слова, быстро добавила:

— Тибор, рада тебя видеть. Я как раз рассказывала о тебе Питеру. Ну да, Питер наконец меня разыскал! — Обернувшись, она воскликнула: — Питер, он пришел! Тибор пришел. А с ним и виолончель! Когда Тибор вошел, со стула поднялся с улыбкой высокий, немного неуклюжий мужчина с седеющими волосами, в неяркой рубашке поло. Он крепко пожал Тибору руку:

— О, наслышан-наслышан. Элоиза убеждена, что из вас выйдет суперзвезда.

— Питеру упорства не занимать, — говорила Элоиза. — Я не сомневалась: в конце концов он меня разыщет.

— От меня не спрячешься. — Питер придвинул Тибору стул, налил бокал шампанского из ведерка со льдом на шкафчике. — Давайте, Тибор, помогите нам отпраздновать наше воссоединение.

Потягивая шампанское, Тибор заметил, что стул, случайно выбранный Питером, оказался его прежний, «виолончельный». Элоиза куда-то исчезла, Тибор с Питером, с бокалами в руках, вели беседу. Питер держался дружелюбно и без конца задавал вопросы. Каково было Тибору расти в таком месте, как Венгрия? Был ли он поражен, когда впервые попал на Запад?

— Мне бы тоже хотелось уметь играть, — сказал Питер. — Вы счастливчик. Вот бы мне поучиться. Но, наверное, время уже ушло.

— Учиться никогда не поздно, — отозвался Тибор.

— Вы правы. Учиться никогда не поздно. «Время ушло» — это всегда только предлог. Я вот занятой человек и вечно говорю себе: «Я слишком занят, чтобы изучить французский, освоить музыкальный инструмент, прочитать "Войну и мир"». Обо всем этом я мечтал с детства. Элоиза в детстве училась музыке. Наверное, она вам говорила.

— Говорила. Как я понимаю, она богато одарена от природы.

— О да. Это подтвердит всякий, кто ее знает. Она такая восприимчивая. Вот ей бы и учиться. А у меня пальцы — как сосиски. — Питер вытянул руки и рассмеялся. — Мне бы хотелось играть на пианино, но куда с такими руками? С ними только землю копать, чем и занимались мои предки, несколько поколений. Но эта женщина, — он указал бокалом на дверь, — у нее есть восприимчивость.

Наконец из двери спальни показалась Элоиза в темном вечернем платье, увешанная драгоценностями.

— Питер, не докучай Тибору, — проговорила она. — Он не интересуется гольфом.

Питер воздел ладони и умоляюще взглянул на Тибора:

— Ну скажите, Тибор, разве я помянул хоть единым словом гольф?

Тибор сказал, что пойдет: не хочет задерживать пару, собравшуюся на обед. Оба запротестовали, а Питер сказал:

— Посмотрите на меня. Похож я на человека, одетого к обеду?

Тибор находил, что вид у Питера более чем приличный, однако ожидалось, что он усмехнется, и он усмехнулся.

Питер добавил:

— Нельзя, чтобы вы ушли, не сыграв что-нибудь. Я столько слышал о вашей игре.

Смущенный, Тибор взялся было за футляр виолончели, но тут вмешалась Элоиза. Она говорила твердым, каким-то изменившимся голосом:

— Тибор прав. Время не ждет. В этом городе, если не придешь в ресторан вовремя, столик за тобой не сохраняют. Питер, отправляйся переодеваться. Может, и побреешься? Я провожу Тибора. Мне нужно поговорить с ним наедине.

В лифте они обменивались дружескими улыбками, но молчали. Они вышли наружу: пьяцца была расцвечена вечерними огнями. Местные ребятишки, вернувшиеся с каникул, пинали мяч и играли в догонялки вокруг фонтана. Вечерняя passeggiata была в полном разгаре, и, думаю, ветер доносил туда, где они стояли, звуки нашего концерта.

— Ну вот, — произнесла наконец Элоиза. — Он меня нашел и, надо полагать, заслуживает награды.

— Он очень обаятельный человек, — кивнул Тибор. — Вы прямо сейчас собираетесь вернуться в Америку?

— Через несколько дней. Думаю, вернусь.

— Вы собираетесь пожениться?

— Полагаю, так. — Бросив на Тибора мимолетный серьезный взгляд, Элоиза отвела глаза. — Полагаю, так, — повторила она.

— Желаю счастья. Он очень добрый. И любит музыку. Для вас это важно.

— Да. Это важно.

— Только что, пока вы одевались, мы говорили не о гольфе, а об уроках музыки.

— В самом деле? Уроках для него или для меня?

— Для обоих. Но, как бы то ни было, вряд ли в Портленде, штат Орегон, найдется много учителей, способных давать вам уроки.

Элоиза рассмеялась.

— Я уже говорила: людям вроде нас с учителями приходится трудно.

— Да. Понимаю. За последние несколько недель я стал понимать это еще яснее. — Тибор добавил: — Мисс Элоиза, прежде чем мы расстанемся, я должен вам кое-что рассказать. Я скоро уезжаю в Амстердам, мне предложили место в крупном отеле.

— Швейцара?

— Нет. В составе небольшого камерного ансамбля. Мы будем играть в столовом зале. Развлекать за едой постояльцев отеля.

Глядя внимательно на Элоизу, Тибор заметил, как в ее глазах загорелся и потух огонек. Она тронула его за руку и улыбнулась.

— Что ж, удачи. — И добавила: — Эти постояльцы. Их ждет большое удовольствие.

— Надеюсь.

Они еще немного задержались у отеля, стоя по обе стороны громоздкой виолончели, прямо за лужей света, лившегося из окон.

— И еще я надеюсь, — добавил Тибор, — вы будете счастливы с мистером Питером.

— Я тоже на это надеюсь. — Элоиза опять рассмеялась. Потом чмокнула Тибора в щеку и на мгновение приобняла. — Береги себя.

Тибор поблагодарил. Не успев опомниться, он увидел, как Элоиза пошла обратно в «Эксцельсиор».

Вскоре после этого Тибор уехал из нашего города. Когда мы с ним в последний раз выпивали, он явно был очень благодарен Джанкарло и Эрнесто за работу и всем нам за дружеское отношение, но мне все равно показалось, что он держался немного отчужденно. Это заметил не только я, хотя Джанкарло по обыкновению принял теперь сторону Тибора и сказал, что юноша перед новым ответственным шагом в жизни слегка нервничает.

— Нервничает? С чего бы это?

Эрнесто ответил:

— Все лето Тибор только и слышал, что он большой талант. Работа в отеле унижает его достоинство. Общение с нами тоже унижает его достоинство. В начале лета он был славный парнишка. Но после того, как он побывал в руках у той женщины, я рад, что мы от него избавимся.

Как я уже сказал, происходило это семь лет назад. Джанкарло, Эрнесто — все, кроме меня и Фабиана, — снялись с места. Долгое время я не вспоминал про юного венгерского маэстро, пока не заметил его на пьяцце. Узнать его было не особенно трудно. Правда, он прибавил в весе и накопил жирок вокруг шеи. Когда он подзывал пальцем официанта, я разглядел — или мне почудились — в его жесте нетерпение и бесцеремонность, свойственные человеку, некоторым образом ожесточившемуся. Но не исключаю, что я ошибся. В конце концов, я видел его только мельком. В любом случае, я не нашел в нем прежнего такта и характерного для молодых людей стремления доставлять радость окружающим. Качеств, надо сказать, нелишних в этом мире.

Я подошел бы и поговорил с Тибором, но к концу нашего выступления его и след простыл. Насколько мне известно, в другие дни он здесь не появлялся. Одет он был в костюм — не парадный, но повседневный, — из чего можно заключить, что он работает где-то в конторе. Может, у него были дела поблизости или он вернулся в наш город, чтобы вспомнить старое время, — кто знает? Если он появится снова и у меня как раз будет перерыв, я подойду и поговорю с ним.