Бывший разведчик разоблачает махинации БНД - Норберт Юрецко

Когда Хайке вошла в отель, я уже ждал ее в фойе. – Куда мы пойдем? – спросила она сходу. – Недалеко, – предложил я. – Ты знаешь что-то поблизости? Чтобы можно было посидеть спокойно? – спросил я ее.

Она тут ничего не знала, кроме давно известных мест сбора туристов. Потому мы пошли в сторону ворот Изартор и нашли там итальянский ресторан. На нем мы и остановились. Началась длинная и милая беседа.

Хайке благодаря своей работе в БНД была прекрасно знакома с обстоятельствами моей жизни, потому она, не стесняясь, рассказывала удивительно много о самой себе и об ее прежней жизни. В ее рассказе БНД, разумеется, играла центральную роль. Несмотря на множество разочарований по службе она все еще сохранила энтузиазм. Я давно восхищался ее энергичностью. Для нее ежедневная рутина в Пуллахе была чем-то вроде интеллектуального тренинга на выживание. Она видела большие и маленькие системные ошибки, но могла в душе дистанцироваться от них, стараясь не придавать им слишком большого значения. При всем этом, она не была из тех, кто тупо идет в стаде.

Хайке разительно отличалась от многих коллег, старательно улыбавшихся на службе, но в душе давно распрощавшихся со своей профессией. Мне было приятно видеть, что она как и прежде демонстрировала цепкость и энтузиазм, потому что по ее убеждению случаи измены следовало обязательно раскрыть. Ее открытость удивляла меня. Такую четкую позицию редко встретишь среди коллег. Это был бальзам на мою израненную душу.

В то время я никогда не мог бы предположить, что и эту храбрую женщину проглотит и переварит, сделав "своей", аппарат БНД, точно так же, как он сделал со всеми остальными. Я вовсе не осуждаю ее, ведь в реальности у нее не было никаких шансов.

За день до моего дня рождения она написала мне письмо. В нем чувствовалось, что тактика войны на истощение, которую вели против нее новые шефы, постепенно приносила свои плоды. Единственная и последняя сотрудница бывшего реферата 52 DB, она все еще сидела на своем старом месте. Там она судорожно пыталась устоять против враждебности новой руководящей клики и при этом сохранить самообладание. Ей пришлось пережить все, что происходило за прошедшие месяцы вокруг "Дела Фёртча". Единственная из тех, кто должен был различать правду и ложь, она вела бесперспективную борьбу в одиночку, пытаясь защитить то, что уже прошло. Я думаю, что если у кого-то в такой ситуации не пострадает психика, то он не совсем нормальный.

Беспощадная бесцеремонность целого аппарата была очевидна. "Снаружи", то есть там, где и должны были бы проявляться способности этого ведомства, БНД десятилетиями регулярно демонстрировала свою несостоятельность. У меня давно сложилось впечатление, что эту импотенцию в Службе компенсировали удивительной недобросовестностью, бесчестностью и злобностью "внутри". Вряд ли где-то еще это было столь явно видно, как здесь.

Поле этого прошло много месяцев, пока она полностью не изменилась. Когда в январе 2003 года ее допрашивали как свидетеля на процессе против меня в мюнхенском Земельном суде, она уже внутренне освободилась от потрясений 1997-1998 годов. Я думаю, это было что-то вроде самозащиты. Ведь ей приходилось по-прежнему жить и работать в этой лавочке. Потому она вынуждена была давно прервать контакты со мной и моим партнером. Возможно, и по той причине, что новое руководство всегда требовало от нее отчета каждый раз, когда она созванивалась или встречалась с нами. К Ульбауэру, нашему тогдашнему шефу, отношения значительно охладели.

В последний раз я говорил с ней в зале суда, незадолго до ее допроса как свидетеля. Она посмотрела на меня и сказала: – Неужели мы не могли обойтись без всего этого? Она была хорошо накрашена, как всегда, но все равно выглядела серой и печальной. Но в ее глазах все еще сохранилось то, что было в них всегда. Хитрые светлые молнии. Точно так же, как в тот вечер в итальянском ресторане на площади Изарторплатц.

От того вечера осталось лишь одно воспоминание: когда наступил поздний вечер, мы оба расслабились, были в хорошем настроении, и мир вокруг уже не казался нам таким скверным. Незадолго до полуночи мы расстались у ворот Изартор. В прощании было что-то меланхолическое, как будто мы предчувствовали, что нас ожидает. В любом случае, нам, увы, больше никогда не довелось встречаться в такой свободной и приятной обстановке.

Венский вальс

Дома все шло своим чередом. Все обиды и нагрузки моя жена переносила с достойным восхищения терпением. Вряд ли другая смогла бы выдержать такой образ жизни своего мужа. Но что нам оставалось? А наши присланные Службой ангелы-хранители? Они занимались патрулированием. Я был убежден, что эта деятельность вокруг моего дома была лишь фиговым листочком. Исходя из ситуации, Служба должна была реагировать, но никто не знал, что именно следует делать. Потому они удовлетворились таким видом персонального обслуживания и успокоили, в первую очередь, самих себя. Я, во всяком случае, ни на грош не верил в эффективность моих охранников. Но, в конце концов, оказалось, что именно в этом вопросе я серьезно ошибался.

Незадолго до моего отъезда в Вену вокруг моего дома начали твориться странные вещи. Прикрепленные ко мне сотрудники БНД много раз замечали посторонних лиц, явно наблюдавших за моим домом и окрестностями. Потому Оффенбах решил установить наблюдение и за моим вылетом в Вену.

И. смотри-ка, группе наблюдателей из QB 30 сопутствовала удача. Им удалось установить сразу нескольких человек, следивших за мной в ганноверском аэропорту Лангенхаген. Теперь было очевидно, что другая сторона проявляла большой интерес ко мне, по крайней мере, к моему путешествию. Во всяком случае, "наружникам" удалось задокументировать присутствие сразу нескольких людей явно восточноевропейского происхождения. К сожалению, об этих разведывательных успехах я узнал лишь благодаря разговорчивости одного из коллег. Официально меня о них так и не проинформировали. Точно так же не было у меня никаких инструкций на самый крайний случай.

Этот вид пустой игры в таинственность и шпиономанию был самым обычным явлением в БНД. Вместо того, чтобы открыто информировать сотрудников, в этом и подобных случаях предпочитали молчать. Эти действия никак нельзя был назвать мероприятиями, укрепляющими доверие. В полном соответствии с правилом – неуверенный в себе и боязливый чиновник и есть самый лучший чиновник, руководители Службы постоянно действовали безответственно. Лишь благодаря верным знакомым из реферата 52 я всегда был в курсе дела. Пусть неофициально и против всех указаний, но тем не менее… Это означало, что мне следовало быть чертовски осторожным. Как всегда говорил Фредди: – Только осторожно! Шаг за шагом! Как на минном поле! Эта БНД мало чем отличалась от минного поля.

В Австрии подготовка шла полным ходом. В отличие от Праги здесь представители секретных служб Австрии были официально проинформированы о предстоящей операции. Офицер, осуществлявший связь с австрийской контрразведкой, назовем его Франц, сопровождал отряды QB 30. Франк и его австрийский референт связи были знакомы много лет. Они постоянно помогали друг другу. Но если кто думал, что теперь все пройдет гладко и гармонично, как в венском вальсе, тот ошибся. Оказалось, что БНД в переносном смысле еще не прошла даже начального курса школы танцев. Что-то не клеилось с ритмом.

Во время моего последнего приезда в Мюнхен Франк попросил меня по прибытии в Вену быть очень внимательным. Он хотел уже в аэропорту выставить нескольких своих наблюдателей, чтобы проследить за моей поездкой в отель. При случае я должен был проверить, как хорошо выбрали свои позиции его люди. После возвращения мы договорились обсудить все ошибки, которые я заметил. Достаточно странное дополнительное поручение, которое мне совсем не понравилось. Тем более, в такой ситуации. Если бы меня попросил бы не сам Оффенбах, я бы вежливо отказался. Но ему я не мог не оказать услугу.

С небольшой ручной кладью и с большими сомнениями в первой половине дня 30 января 1997 года я сел в самолет "Люфтгазы", вылетавший в Вену. Через полтора часа я уже шел по зданию венского аэропорта Швехат в сторону главного выхода. Я не заметил ничего необычного. Все шло нормально. Я взял такси и поехал в город, пока наша поездка не привела к Йоханнестгассе, 28. Я встал перед огромным зданием и взглянул наверх. Это был венский двенадцатиэтажный отель "Интерконтиненталь".

Внешне строение напоминало многоэтажки восточноберлинского района Марцан. Ничего похожего на венский шарм и атмосферу. Мне этот отель уже был знаком по прежним моим поездкам в дунайскую метрополию. Фредди и я тут бывали уже неоднократно. И бывали с большой охотой. Если внешне гостиница выглядела скучно и неприглядно, то внутри вы попадали в настоящий бизнес-отель со всем возможным комфортом, который только можно себе представить. С огромными коврами на стенах, со столами из тикового дерева, и с прекрасным внутренним интерьером. Тут царила атмосфера, чем-то даже напоминающая венскую кофейню.