Синдром отсутствующего ёжика - Наталия Терентьева

Самое обидное, напомнила себе я, когда Кротов энергично, но достаточно осторожно поехал с Гришей вокруг двора, что, скорей всего, эти флюиды – способ существования данного молодого человека. Они хорошо знакомы всем без исключения женщинам на его работе, в доме, где он живет, продавщицам из соседнего магазина. По очереди почти все из них были влюблены в него какое-то время. Со многими – наверняка уж! – он проводил приятные, ни к чему не обязывающие часы и минуты – с кем как…

Кстати, не удивлюсь, если он еще и женат. Нет детей – это еще не показатель. Спросить, что ли? Просто из любопытства.

Кротов приехал быстрее, чем я ожидала, – видимо, все же показал Грише класс. Гриша же…

– Что случилось? – я посмотрела на Кротова. Гриша был в слезах.

– Что именно? – недоумевающе взглянул он на меня и лишь потом обернулся на Гришу. – Не понимаю.

Я же, кажется, уже все поняла. Гриша, как сидел, уцепившись за Кротова, так и продолжал крепко держаться за него, совершенно не собираясь слезать. Ясно. Все очень просто. Если даже очень стараться, женщина не может заменить отца. А уж если и не стараться… И сейчас Гриша заранее заплакал. Оттого, что понял – прогулка на велосипеде оказалась слишком короткой.

Не знаю, что уж там понял Кротов, но он взял и, ни слова не говоря, объехал с Гришей еще один круг вокруг двора. Когда они подъехали, я с ходу сказала:

– У вас, похоже, колесо прокололось.

Кротов услышал мой тон и совершенно профессионально посмотрел сначала на меня, потом уже быстро на колесо. И опять на меня.

– Да, точно. Очень плохо. Нужно срочно менять. Ну что, друг мой, придется тебе пока слезть. И я тоже не буду на велосипед садиться. Пойду в гараж менять колесо.

Гриша быстро слез и, держась за раму так, что от напряжения у него побелели костяшки рук, ответил:

– И я с вами. – Он догадался посмотреть на меня. – Можно?

Мы переглянулись с Кротовым.

– Давай так, – слегка улыбнулся тот и взял мальчика за плечо. – Я сейчас все быстро сделаю, а потом мы созвонимся с твоей…

– С Александрой Витальевной, – подсказала я, уже чувствуя, что все бесполезно.

– Да, вот именно. И встретимся, и…

Гриша вдруг отошел от него, молча, ничего не говоря, встал рядом со мной и опустил голову. Он не плакал. Владик внимательно смотрел на него и, кажется, теперь собрался плакать он.

Кротов развел руками. Действительно, вот уж он ни в чем не виноват. И я развела в ответ руками. Так и я ни в чем не виновата. А ощущение…

– А ощущение, как будто я всех обманул, – вдруг сказал Кротов негромко и опять посмотрел на меня своим немилицейским взглядом.

– Спасибо за деньги и…

– Я позвоню, – сказал он мне одними губами, и получилось так, словно у нас с ним есть какая-то тайна. Не от мальчиков – от всего мира.

– Я постараюсь прийти в отделение и составить фоторобот, – отчетливо и громко сказала я, чтобы разрушить эту тайну.

Я не хочу попадать в плен ловеласу из районного отделения полиции. А то, что он ловелас, – уже понятно. У обычного оперуполномоченного, малограмотного, грубого, провонявшего дешевой водкой и чужой кровью, не может быть такого мощного, покоряющего взгляда. Этот же все прекрасно о себе знает. Его не портят даже легкие залысины. Он кокетничает, он пользуется своей внешностью, вполне заурядной, кстати, если бы не взгляд. Серые ясные глаза, мохнатые ресницы, легкая улыбка – полный набор местного красавчика. И я тут как тут…

– Постарайтесь, – опять так же, еле слышно сказал Кротов, явно наслаждающийся моим замешательством.

Не видеть его было невозможно – так мне казалось.

Он уехал, а мы пошли с мальчиками в лес. Прошли по берегу реки и поднялись мимо деревни Троице-Лыково в чудом сохранившийся между правительственных дач лесок. Вернее, раньше тут были дачи советского правительства, а кто теперь владеет гектарами прекрасной земли с елями, соснами, вековыми березами в двадцати пяти минутах езды от центра Москвы – неизвестно, мне по крайней мере.

Мальчики шли по разные стороны от меня и оба молчали. Утром я слышала, как они общались между собой, но сейчас Гриша совершенно замкнулся, а маленький Владик, раза два пытался, но так и не смог сам начать с ним разговор. Мы остановились у полуразрушенной деревянной площадки на краю деревни. Пусть они поиграют здесь, решила я.

Часовые прогулки – не лучшее развлечение для маленьких детей. Взрослых такие прогулки успокаивают, а дети неимоверно устают и раздражаются, потому что для них они бессмысленны и скучны. Мне же сейчас было важнее, чтобы обоим мальчикам было хорошо и интересно, чем самой прогуляться по красивому, едва начавшему пробуждаться после зимы лесу. Ароматов и красивых пейзажей и здесь хватает. Можно смотреть, скажем, вон на ту березу, с чуть наклонившимся стволом и легкими нежными веточками…

С возрастом я стала очень любить березы, хотя раньше даже внимания на них не обращала. Березы и березы, их полно было в нашем дворе в Москве и в соседнем пролеске на даче. Хисейкин считает, что вдруг полюбить березки – это первый шаг к ксенофобии, неприязни к другим, чужим, не таким, как ты, людям – с другими глазами, другими волосами, другими деревьями, растущими на их родине. А мне кажется, что ксенофобия тут ни при чем. Мне одинаково жалко и русских, и еврейских, и бурятских малышей, и одинаково раздражают мамаши, независимо от их национальности, если они невежественны, или ленивы, или просто не любят своих детей. А березки… Просто на земле есть какие-то чудеса, нерукотворные и непостижимые для разума. Ведь на земле не растут другие деревья с таким нежным белым стволом? На тополь или на липу не будешь смотреть часами, и прогулка в осиновой роще никак не взволнует и не успокоит. Утром, готовя завтрак, я всегда смотрю на тесно стоящие во дворе пять или шесть березок, и понимаю, что мир прекрасен, несмотря на творящееся в нем.

Сейчас я стояла на заброшенной площадке, прислонившись к старой лесенке, и наслаждалась запахами пробуждающейся земли. Мальчики тем временем пытались освоить то, что осталось от детской площадки. Гриша кое-как влез верхом на некое подобие гимнастического бревна, Владик смотрел-смотрел на него и тоже полез. Я уже успела отметить, что Владик совершенно здоров – и по виду, и по поведению. Я даже не сказала бы, что он был как-то растерян или напуган, попав в совершенно незнакомый ему дом. Возможно, неожиданную роль сыграло присутствие Гриши. Обычно самое интересное для детей этого возраста – старшие дети, причем мальчикам интереснее мальчики, девочкам – девочки. Так что Владику повезло.

Я вдруг подумала, что ни Лиля, ни папа Владика пока ни разу не позвонили. Стоит ли сейчас портить свое неожиданно хорошее и спокойное настроение и самой звонить им? Лиле я все же попыталась позвонить, но та просто не взяла трубку, или, может, тоже гуляла – погода-то отличная, в апреле выпадают два-три таких сказочных дня – тихих, безветренных, теплых.

Просто надо подождать, пока не сбежит ее жених. Тогда Лиля опомнится и тут же прибежит за сыном, единственной ценностью и реальностью своей эфемерной жизни. А меня мальчик совсем не обременял, даже как-то радовал, напоминая Ийку. Чем – непонятно, скорей всего, просто детством.

Я наблюдала, как сейчас Гриша увлеченно сидел на бревне. То есть, он-то, конечно, не просто сидел, а куда-то ехал, кого-то догонял… А маленький Владик лез-лез по наклонной лесенке, наконец долез до Гриши, и, чтобы не упасть, уцепился за него изо всей силы руками. Грише это не очень понравилось. Он повел плечами, и Владик съехал на один бок, но все же не упал. С трудом опять усевшись ровно, он, наверно, еще сильнее ухватился за Гришу.

– Ты мне мешаешь! – вдруг недовольно и резко сказал Гриша. – Уйди!

– Сам уйди! – очень бойко ответил Владик и, держась за Гришину куртку, второй рукой что было силы ударил его по спине. Еще и еще раз.

– Ах ты… – Гриша повернулся к Владику сам сползая с бревна, и тоже стукнул его, да еще и толкнул.

Владик заревел, но дал сдачи, каким-то чудом удержавшись на бревне.

Я решила, что этого на первый день достаточно, и разняла их. Выслушав, как и положено, слезные обвинения «А он меня первый!», я утерла обоим носы и, увидев подъезжающий к конечной остановке автобус, решила выехать из Троице-Лыкова куда-нибудь в более цивилизованное место. Тем более что мне уже несколько минут не давала покоя свора диких собак, целенаправленно приближающихся к нам со стороны города. Пугать мальчиков сейчас совсем не стоило. А не испугать эти собаки, если бы они начали лаять и бросаться на нас, не могли. Лохматые, очень похожие друг на друга – рыжие и бело-рыжие, с длинной шерстью, крупные и злые, они или не они, но из такой же бело-рыжей стаи, недавно покусали нашего невропатолога или ее дочку, когда те в воскресенье поехали кататься на велосипеде.

Стаи диких собак нападают неожиданно, вдруг выбирая себе из гуляющих кого-то, кто им не нравится. Часто им не нравятся люди, передвигающиеся быстрее остальных – на велосипедах, на роликовых коньках, на досках. Но даже из двух велосипедистов, приближающихся к ним, дикие псы выбирают кого-то одного, окружают его, рыча и облаивая. И если один из стаи решится ухватить человека за ногу, то тут же бросаются и остальные. Иногда они нападают на домашних собак, и при этом может достаться и хозяину. Несмотря на все разговоры, одичавшие собаки уже не первый год держат в страхе весь наш район, но не нашелся пока жестокий и смелый человек, который бы взял бы да и переловил их. Мне очень жаль собачек – и выброшенных на улицу, и тех, что родились в стаях. Но еще больше мне жалко людей, особенно маленьких и совершенно беззащитных.