Прорыв. Боевое задание - Михаил Аношкин

— Капитан ранен. Просит вас к себе, — пухлые губы у Саши вздрагивали.

— Что? Анжеров ранен? Не может быть!

— Тяжело, — добавил Саша.

Григорий поспешил к Анжерову, все еще не веря. Где перебежками, где ползком — добрался невредимый до раненого капитана. Капитан лежал на спине, бледный, сразу осунувшийся до неузнаваемости. Синева прочно легла под глазами. Дышал тяжело, с хлюпаньем и присвистом: пуля попала в грудь.

Андреев опустился на колени. Слезы застлали глава. Капитан заметил слезы, поморщился.

— Не надо... — через силу выдавил он. Потом, почти шепотом, напрягаясь от боли: — Командуй боем... Отряд передаю Игонину. Иди.

Григорий медлил. Анжеров глазами сердито повторил приказ: иди! Бой идет, дорога каждая секунда.

Андреев вернулся в цепь, лег возле пулемета в центре. Связной Олин следовал за ним: теперь будет возле нового командира.

На правом фланге положение осложнилось. Фашисты обходили оборону, грозили очутиться в тылу. Григорий перебросил пулемет из центра на подмогу вологодцам, поспешил туда и сам. Спросил у Грачева:

— Жарко?

— Жар костей не ломит, товарищ политрук.

Феликс нервничал, искусал губы до крови. Глаза лихорадочно блестели. Спросил:

— Как же теперь?

— Что?

— Тяжело ранен командир. Немцы кругом.

— Получше целься, вернее будет!

Григорий глазами поискал Журавкина и увидел его. Тот лежал все так же, держа автомат в вытянутой руке, и Григорий не сразу сообразил, что Журавкин не движется, навечно застыв в этой неловкой позе. «Убили, гады!» — прошептал Григорий, и острый комок подступил к горлу. Представил враз изменившееся, какое-то чужое, незнакомое лицо Анжерова, и опять похолодело на сердце. Как же теперь без командира?

Слева неожиданно родилось дружное ура, и взвод Игонина смял правый фланг противника, врезался в центр. Немцы, не ожидавшие такого урагана, побежали. Григорий хлопнул Феликса по плечу:

— Видал?! — и, вскочив, заорал: — За мной! Бей гадов!

Отряд поднялся в едином порыве. Гнали немцев до самого поля. Остатки роты автоматчиков либо рассеялись по лесу, либо драпанули по тому же пути, по которому сюда пришли. На опушке преследование прекратилось. Несколько гитлеровцев удирали по полю без оглядки. Кто-то проводил их трехпалым лихим свистом.

Андреев бросил винтовку и взял трофейный автомат — оружие противника по праву принадлежит победителю. Разыскал Игонина, который стоял в кругу бойцов и слушал, как о чем-то рассказывал чернявый парень, бурно размахивая руками. Григорий тронул Игонина за плечо, отозвал в сторонку, тихо оказал:

— Беда, Петро, Анжеров ранен.

— Ты что? — сразу сник Игонин. — Может, ошибся, может, сплетня?

— Сам видел. Очень плох.

— Как же так? — устало опустил руки Игонин. — Не уберегли.

— Перебежку делал. Тут она его и поймала.

— Эх, — зажал Петро голову. — Какого человека не уберегли.

— Пуля, она не выбирает.

— Будешь ты мне сейчас умные речи говорить, — отмахнулся Игонин и заторопился к капитану. Григорий отдал приказ отходить, а по пути собрать трофейные автоматы.

Анжеров метался в бреду. Андреев послал за Грачевым. Горбоносый появился сразу же, разорвал гимнастерку, осмотрел крошечное отверстие, в которое вошла в грудь злая пуля.

Капитан хрипел. В уголках губ пузырилась кровавая пена. Саша снял с себя нательную рубаху, разорвал на ленточки, ленточки сшил. Другого бинта, чтобы перевязать командира, не нашлось. Грачеву помогали два бойца.

Григорий, когда они остались с Петром вдвоем, вздохнул:

— Осиротели мы...

— Черт знает что, — сокрушенно проговорил Игонин. — Разные Шобики живы, понимаешь, а тут такого человека потеряли!

Похоронили убитых — их было десять. Наспех перевязали раненых — их набралось более полутора десятка. Для троих смастерили носилки и еще засветло тронулись в путь. Оставаться здесь было опасно.

Игонин рассудил так. Сегодня фашисты просчитались: послали в погоню только роту. Надеялись, что русских немного — какая-нибудь горстка отчаявшихся. Таким достаточно погрозить автоматом, и они разбегутся в панике. А получили по зубам. Половина автоматов досталась победителям.

Теперь фашисты обозлятся и постараются поквитаться. Сил у них хватит. Поэтому Игонин не стал ожидать темноты. Пойдут лесом: где лес, туда повернет и отряд. Наступит ночь, можно опять взять курс на восток.

Может, ночью рвануть напрямик? Старик рассказывал — за старой границей снова раскинулись леса.

4

Утро застало отряд в пути. Куда ни кинь взгляд, всюду поле. Оно не обрабатывалось несколько лет, поросло полынью, осотом, лебедой, чертополохом. В Западной Белоруссии тех лет брошенные поля были не редкостью.

На востоке приветливо алел горизонт. Небо посветлело. Радоваться бы такой заре, рождению нового дня. Кому только радоваться?

Игонин растерялся. Весь марш шагал он во главе отряда. Сейчас, посторонился, поравнялся с Андреевым, поторопил:

— Шире шаг, Гришуха! Шире!

Отряд растянулся метров на двести: шли по двое. В середине несли носилки с капитаном и другими ранеными.

— Быстрей, быстрей! — подгонял бойцов Игонин, поджидая, когда поравняются с ним носилки. Возможно, Анжеров очнется от забытья и посоветует что-нибудь. Тяжела командирская ответственность. Свалилась вот на Петровы плечи. Надо нести, ничего не поделаешь. Две сотни бойцов в отряде, разных, но объединенных одной обманчивой военной судьбой. Они верили Петру, подчинялись любому его приказу.

А куда он их завел? Через час взойдет солнце и немцы обнаружат отряд. С воздуха или с земли, какая разница?

— Шире шаг! Шире!

Крикнуть бы: «Бегом!» Нельзя. С ранеными не побежишь.

— Шире шаг! Не отставать!

Выбивались из последних сил. Солнце оттолкнулось от горизонта. Капитан был еще без сознания. Грустный Петро брел рядом с носилками. Появился связной Саша Олин.

— Товарищ командир! Политрук велел передать, что впереди лес.

— Что?!

— Лес впереди.

Игонин воспрянул духом, вгляделся вдаль. И верно: на горизонте чернел желанный островок леса. Какой есть, только бы укрыться на день, только бы не маячить на виду.

— Шире шаг, товарищи, шире! Скоро привал!

Единственная мысль тревожила, гнала вперед: лишь бы не заметили на последних метрах, лишь бы не заметили. Отсидятся в лесу, а ночью махнут дальше. Скоро старая граница. Там леса до самого Гомеля.

Собственно, то был не лес, а овраг, заросший до дна дубняком и орешником. По краям оврага вздымались тополя, пяток берез и два дуба. Если бы эти дубы положить на землю, то в их кроне мог свободно спрятаться весь отряд.

Разместились на дне оврага. Под прочной занавесью деревьев сохранилась большая яма с зеленоватой водой. Кстати! Раненых мучила жажда. И не только раненых.

Игонин снова сам расставил посты — по всему эллипсу оврага. Получилось что-то вроде круговой обороны. Задержался на восточной бровке, изучая местность. Километрах в трех, укрывшись от солнца садами, притаилась деревня. С юго-запада к ней подползала дорога. По ней сейчас катилось серое облачко пыли, а шлейф от него медленно оседал на обочину. Мотоцикл.

Дорога рассекала деревню пополам, стремительно выбегала за околицу и круто сворачивала на восток.

Кое-где из труб вился синеватый кисейный дымок. Подобраться к деревне можно. Здесь скроет жиденькая цепочка кустов акации. Дальше ложбинка. Хуже у самых хат: местность там открытая.

Игонин спустился вниз, заявил Григорию:

— Баста! Хватит слепыми ходить. Пойду в деревню, разузнаю и достану проводника.

Григорий рассматривал автомат: незнакомая машинка, привыкать надо.

— Бросишь отряд и пойдешь?

— Как это брошу? Я на разведку.

— Разведчик, — усмехнулся- Григорий.

Петро вздохнул. Да, ему нельзя, он командир. Прав Гришуха. Вдруг в деревне что-нибудь случится? Худо ли, бедно ли, а к нему привыкли как к командиру. С кем тогда останутся хлопцы? С Андреевым? Парень он хороший, только мягкотелый и жалостливый. Рос в рабочей семье, в суровом краю, а суровости в человеке нет.

Петро опустился рядом с Григорием, обхватил руками колено.

— Дай закурить, Гришуха.

Свернули козьи ножки из последнего самосада.

За ближайшим кустом послышалась возня, и перед Игониным и Андреевым предстали Феликс и Шобик. Феликс держал приятеля за рукав здоровой руки. На плече две винтовки. Шобик во вчерашнем бою разжился винтовкой: взял у знакомого парня. А тот подобрал трофейный автомат. Шобик хоть и не мог пока владеть оружием, но с винтовкой походил на бойца, а не на гостя.

— Разрешите обратиться, товарищ командир? — вытянулся по стойке «смирно» Феликс.