Хитросплетения (Сборник рассказов) - Буало-Нарсежак

Внутренне я клял себя на чем свет стоит. Хорош же я был! Я небрежно скинул купюру и письма в ящик своего письменного стола и с совершенно непривычной живостью пошел открывать дверь. Уходя, она послала мне очаровательную улыбку. Я подождал, пока приедет лифт. Она издали продолжала подбадривать меня короткими, исполненными грациозности кивками головы. Наконец, махнув напоследок своей затянутой в перчатку рукой, она исчезла.

А теперь кто кого, Оберте!

Это стало моим боевым кличем. Бедненький, беззащитный Оберте, словно за ручку, повел меня к своей красотке. В двенадцать с четвертью он вышел из своего офиса. Он оказался выше, шире, тяжелее, чем я полагал. И наивнее тоже. У него было славное, бесхитростное лицо человека с чистой совестью. Бедный малый! Мог ли он догадаться о слежке? Продолжая следовать за ним по Елисейским полям, я пытался представить себе их совместную жизнь. Она — капризная, недовольная, всегда испытывающая недостаток внимания, уважения, предупредительности, ласки; он — с головой в своих делах и, вероятно, думающий, что деньги являются осязаемой формой любви, что они освобождают от всего остального. Мы вышли на проспект Франклина Рузвельта. Он шагал быстро, пошел еще быстрее. Вихрем влетел в один шикарный ресторан, название которого не имеет значения. Моя расходная статья сильно возросла. «Она» — та, что ожидала его, — была здесь. Я выбрал столик перед большим зеркалом, которое предательским образом показывало мне их.

Я бы побился об заклад, что она брюнетка, волосы лежат на затылке узлом с черной бархатной лентой, бледные щеки, глубокий взгляд, а он суетился, как все они делают, — строил из себя важную персону, щелкая пальцами, подзывал к себе метрдотеля. Совершенно очевидно, что здесь он эдакий бизнесмен, человек, приводящий все вокруг себя в движение, который, высвободившись наконец на часок, встречается не просто с подружкой! Это серьезная, вдумчивая партнерша, которая знает, что жизнь — трудная борьба, и которая подбадривает пожатием руки, просто взглядом того, кто станет для нее дороже всех. Ну, что я говорил! Вот! Ладонь на ладони в ожидании черной икры. Прекрасно! Я тоже успел сделать изысканный заказ. Хороший стол — это моя слабость.

Они разговаривали без умолку. Сразу понятно, что их связь длилась больше месяца. Моя милая Элиан, какой хитрюгой она ни была, ошиблась на несколько недель. Нехорошо это! Оберте не доставлял себе больше труда скрывать что-либо. Он хорошо сидел на крючке, и это черноволосое чудо не выпустит лакомый кусочек. У меня сложилось впечатление, что она была куда сильнее этого бедного простофили. Отмечу для памяти, что «шатобриан» оказался просто шедевром. Таким вкусным, что я пообещал себе приложить силы к тому, чтобы помирить эту распавшуюся пару. Я сочувствовал Оберте!

Незадолго до трех часов он попросил счет. Я незаметно вышел и несколькими мгновениями позже пристроился следом за чародейкой. Она повела меня на улицу Понтьё и остановилась перед нарядным магазинчиком тканей. Из кармана она достала ключ и открыла дверь. Наверное, магазин принадлежал ей. Оберте богат… об их планах, ей-богу, не так уж трудно догадаться! Но дурачок оставит там свои перышки!.. Мне оставалось определить фамилию этой дамы. Еще проще было бы спросить об этом ее саму. Я вошел. Она встретила меня довольно прохладно. Я выглядел недостаточно респектабельно. Но чего она не знала, так это того, что я способен сыграть свою роль лучше, чем она. Я рассматривал ткани, находя их недостаточно красивыми. Она становилась все более и более обходительной. Она уже чуяла приятный запах денег. Я выбрал этот… как его?., который ужасно дорого стоил. Дал размеры трех вымышленных огромных окон. Она обещала мне счет к утру следующего дня.

— Если мне потребуется позвонить, — сказал я, — кого я должен…

— Мадемуазель Жанин Соваль, — ответила она. — Впрочем, я здесь одна.

Она записала мой адрес, и я получил право на ослепительную улыбку. Это был день улыбок. Я, увы, знал им цену, в моем возрасте сердце становится чувствительным. Достаточно пустяка, чтобы отогреть его. К себе я возвратился совсем молодцом.

На встречу Элиан пришла точно. В десять часов она позвонила в дверь.

— Ну как?

И приступила с расспросами, не успев даже сесть.

— В общем — да!

— Я была в этом уверена.

Я предоставил ей некоторые подробности и счел уместным поговорить с ней о сопернице. Она тут же оборвала меня:

— Бесполезно! Эта женщина меня совершенно не интересует. Несчастное создание, купившееся на красивые речи!.. Нет, единственное, что имеет сейчас значение, — развод. Я хочу иметь доказательства.

— Вы их получите, — сказал я.

— Как долго?

— Вам требуется немного потерпеть, уважаемая мадам.

— Два дня? Три дня?

— Думаю, больше.

Она казалась озабоченной. В эту минуту она находилась очень далеко от меня. Она, наверное, думала, что я стар и бездарен, что ей следовало бы обратиться в одно из тех агентств, которые дают шумную рекламу, где буквально все — от директора до рассыльного — лежали бы у ее ног, и через час ей бы принесли на блюде голову ее супруга.

— Хорошо, — сказала она. — Поторопитесь. Я вернусь в конце недели… О! Что это я? По сути, я не так уж и спешу. Он же у нас в руках, верно?

Она сказала это почти с радостью, словно амазонка на псовой охоте, которая знает, что зверь не уйдет. Несколько кровожадна эта милая Элиан! Я проводил ее и на пороге столкнулся с консьержкой, которая несла мне конверт. Счет. Я попрощался с Элиан и вернулся в свой кабинет.

…На этом месте я прошу извинения, но должен оставить повествование от первого лица. Я, конечно, не романист. Но ко мне обращалось немало и женщин. А потом я вспоминал о них как о каких-то персонажах, мысленно следовал за ними по жизни; зная их пристрастия, я мог нащупать их тайные пружины. Так вот, я вижу Элиан на лестнице… С тем, что я узнал позднее, я в состоянии показать ее как она есть, безошибочно прочувствовать то, что она испытывала.

Элиан ждет, когда закроется дверь и когда консьержка скроется из виду. И тогда спадает ее маска бравады. Она на ощупь добирается до лифта, носовой платок у рта, еле сдерживая рыдания, более отвратительные, чем тошнота. Плакать из-за этого… из-за потерянного Жан-Клода… О! Жан-Клод!.. Она останавливает лифт между этажами, чтобы выплакаться вдосталь, потому что слишком трудно притворяться перед этим старым мужчиной, который, наверное, посмеивается над ее трагедией, извлекает из нее выгоду, и, возможно, она его развлекает. Она выплакивается до конца, в последний раз. За слезами приходят воспоминания о том, что было радостного, счастливого. Прочь прошлое! Но Жан-Клод поплатится. И сурово! Люди внизу начинают выражать нетерпение. Ничего, пусть подождут еще немного. У них вся жизнь впереди!

Элиан подправляет свой макияж все менее и менее дрожащей рукой. Она решительно не замечает мужчину, который рвет и мечет перед лифтом, и твердой походкой пересекает холл. Начиная с этого момента она больше не рассуждает. Она некий автомат злопамятства, робот слепого гнева. Окружающий город она воспринимает лишь как бессвязный фильм, что не мешает ей обращать внимание на свой силуэт в витринах. Никаких безумств. Никаких опрометчивых действий. Сохранять поведение и тон, которые ни на секунду не возбудят подозрений этого полицейского. О! Жан-Клод, не стоило тебе!..

Как можно выставлять столько оружия на обозрение прохожих! Она разглядывает все эти пистолеты. Какой выбрать? Они все один ужаснее другого! Любой совершит дело, хоть будет и не слишком тяжелым. Она собирается с силами, и вот уже чудесная улыбка вновь появляется на ее губах. Молодая женщина, входящая в магазин, является всего лишь покупательницей, которая нуждается в совете.

— Вы понимаете, я боюсь, когда одна ночью… Мой муж часто в отлучке. Вилла уединенная. В округе случаются грабежи.

Она обращает к вам свое искреннее лицо, голубые глаза, в которых застыла мольба. Продавец, если б посмел, взял бы ее на руки, настолько он тронут.

— Но, мадам, оружие не покупают, как пудреницу… Нужно разрешение.

А она эдак мимоходом:

— Комиссар полиции — один из наших друзей. Он без труда обеспечит мне его. Но в ожидании не хотите же вы, чтобы со мной что-нибудь случилось?

Ее глаза моргают. Продавец страдает.

— Безусловно, мадам, но…

К счастью, звонит телефон. Он направляется быстрым шагом в глубь магазина, не преминув обернуться пару раз. Прелестное создание! Элиан прогуливается, как в гостях, перед ружьями, рассматривает многозарядный винчестер, предназначенный для сафари. Мужчина возвращается.

— Послушайте, мадам, я нарушу порядок, чтобы услужить вам. Но принесите мне обязательно это разрешение.

Элиан обещает. В том состоянии, в котором она находится, что значит какое-то разрешение! И тогда все происходит очень быстро. Она больше не слушает объяснений, которые ей дают. Если револьвер надежнее, чем пистолет, тем лучше — купим револьвер. Пули вставлены в барабан. Оружие на предохранителе. Все готово. Она быстро подписывает чек и уходит со своим свертком в руках; она держит его несколько в отдалении, словно какой-нибудь торт.