Не удержать в оковах сердце - Шелли Такер

Шепот шел будто откуда-то издалека. Он не мог раздаваться здесь, где находится он, в преисподней. Он даже разозлился, услышав этот голос, такой нежный, ободряющий.

Боль он может выдержать, но надежду никогда.

— Шшш, я здесь, рядом, — снова услышал он. — Ты не один.

Нет, нет, он один, он всегда будет один. Ему так лучше.

Что-то прикоснулось к его лицу. Рука. Легким движением прошлась по щеке, по лбу влажная ткань. Влага. Такая прохладная, невероятно чудесная. Легкое прикосновение было под стать нежному голосу. Целительное, охлаждающее адский жар.

Сон. Наверное, это ему снится. Потому что чему быть, — того не миновать. Он находился там, где ему место, и останется здесь навсегда.

Не убий, не убий… Прости меня, отец, я согрешил.

Нет, этот сон не должен продолжаться, он не хочет этого. Не хочет, чтобы снова появлялся проблеск надежды. Он сдался на милость адского пламени. Пусть оно сожжет его дотла, он даже сопротивляться не станет, потому что это бессмысленно.

Это конец. Неминуемый конец.

Здесь он и останется — один навсегда.

Тьма сомкнулась вокруг: догорел и погас последний огарок свечи. Саманту охватило отчаяние.

Он умирает.

Она сидела, склонившись над ним в мертвой тишине пещеры, которая казалась ей теперь похожей на гробницу. Плечи ее вздрагивали от рыданий, все тело дрожало. Больше она ничего не может сделать. Все усилия оказались напрасными.

Сэм застонала. Она делала все, что только могла придумать, не смыкая глаз, ухаживала за ним, потеряв счет дням и ночам. Она уже не знала, сколько времени они пробыли здесь: три дня, а может быть, четыре?

Она пыталась охладить жар водой и отдала ему все, что оставалось по фляге, оставив для себя всего несколько капель. Когда воды не осталось, она приспособилась увлажнять кусочек ткани под тоненькой струйкой воды, сочившейся по стене пещеры, а когда ткань намокала, выжимала воду ему на губы.

Лезвием ножа она прижгла рану на плече, надеясь остановить кровотечение. Потом сняла с него лохмотья, оставшиеся от рубахи, и, как могла, обмыла его, охлаждая горевшее от жара тело.

Все бесполезно. На короткое время ему, кажется, полегчало, но потом стало еще хуже.

Он лежал неподвижно, истерзанный трепавшей его лихорадкой, больше не вскрикивал, не стонал и вообще не издавал ни звука, даже дыхание едва прослушивалось.

Сэм сжала пальцами запястье: пульс почти не прощупывался. Она тряхнула головой, не желая глядеть правде в глаза, и обхватила пальцами его широкую грубую ладонь.

— Пожалуйста, — прошептала она. — Прошу тебя…

Она закрыла глаза. Эти сильные руки… Она видела, как они держат пистолет, орудуют топором, расправляются с врагами; она узнала их силу, когда он, подхватив ее в водовороте, спас ей жизнь… когда утешал ее, такую испуганную, возле входа в пещеру.

А теперь из них ушла сила. Взяв его пальцы в свои, она сильно сжала их, но он лежал без звука, без движения. Он больше не цеплялся за жизнь, и она была бессильна удержать его в этом мире.

Его рука по сравнению с ее рукой была такой большой, темной и крепкой. Ей не верилось, что нечто невидимое может убить такого сильного и выносливого человека. Лихорадка сжигала его, и постепенно уходили из него последние слабые признаки жизни.

— Нет! — Саманта обняла его обеими руками. Упрямства у нее хватит на них двоих. — Нет! Ты не можешь! Тем более сейчас, после всего, что мы выдержали вместе. Я не позволю тебе.

Слезы безудержным потоком хлынули из глаз — горячие, горькие. Все ее упрямство не поможет ему. Ему уже ничто не поможет. У нее не осталось надежды снасти его. Ужас и уныние охватили Сэм, лишив последней надежды. Она долго сопротивлялась отчаянию, но все оказалось напрасно.

Их ждет смерть. Медленная, жуткая смерть в кромешной тьме. Мысль эта так потрясла ее, что она бессильно опустилась на землю и, не отпуская его руки, уткнулась лбом в его грудь, закрыла глаза и, больше не сдерживаясь, дала волю слезам. Она была сломлена тщетностью своих усилий, отчаянием и беспомощностью, измучена бессонными ночами без пищи и воды. Но она плакала не только над собой. Она плакала от жалости к нему. К нему.

Сэм крепко зажмурила глаза. Она даже не знает его имени, имени человека, который ворвался в ее жизнь, словно удар молнии. Это не просто благодарность, восхищение или уважение. Ее чувство к Нему было значительно сложнее. Теперь она начинала понимать свое сердце.

Много часов подряд он лежал без сознания, вскрикивал от боли и метался так, что ей приходилось, собрав все силы, удерживать его на месте, чтобы он не растревожил рану. Он все время бредил, выкрикивал какие-то имена, бранился… но иногда говорил вполне внятно.

Он вспоминал о таких жутких событиях, что у Сэм волосы вставали дыбом. Раньше ей было любопытно узнать о его прошлом, теперь же она думала, что, пожалуй, было бы лучше ничего не знать об этом.

Если хотя бы часть из того, что он говорил в бреду, правда, то у него было страшное детство, страшная юность — страшная жизнь.

Он несколько раз звал своего отца и что-то бормотал о веревке, об эшафоте. Широко раскрытыми глазами он смотрел в темноту, будто перед ним развертывалась картина казни его отца. Его силой заставили смотреть, как вешают отца за какие-то преступления, а после этого бросили в плавучую тюрьму. Он рано осиротел… а уж она-то знает, что это значит.

Сэм с трудом сдержала слезы. Нелегко представить себе мальчишкой этого бородатого широкоплечего мужчину.

Мысль о маленьком мальчике с ясными изумрудно-зелеными глазами, таком одиноком, таком испуганном, обреченном быть погребенным заживо в страшной тюрьме за преступление, которого не совершал, разрывала ей сердце.

Она не знала ни как ему удалось бежать из плавучей тюрьмы, ни что с ним случилось потом. Она могла лишь догадываться об этом, складывая обрывки того, что он говорил в бреду.

По иронии судьбы, она теперь больше знала о том, каким он был десятки лет назад, чем о том, какой он сейчас. Теперь ей была понятна его настороженность, даже враждебность к окружающему миру, который так безжалостно обошелся с ним.

Саманта почувствовала горькое сожаление. Ведь ей уже никогда не удастся понять его! Она никогда ничего больше о нем не узнает, как он вошел в ее жизнь незнакомцем менее недели назад, так и умрет незнакомцем.

Опустившись на колени рядом с ним, она прислушалась к его дыханию, возможно, к его последнему вздоху, и закрыла лицо руками, пытаясь собрать последние крохи мужества, благоразумия, надежды, чтобы помочь ему.

— Прошу тебя, — прошептала она. — Прошу тебя, Господи, помоги мне! — Сжав кулаки, она подняла голову и уставилась в темноту. — Помоги нам!